Глава XII. Упадок ораторского искусства

Вследствие необычайных успехов македонского оружия эллинская культура быстро распространилась по большей части мира; но она истончилась в результате этого процесса [1].
Условия жизни в самой Греции претерпели великие перемены в поколения, последовавшие за смертью Александра. Афины, так долго бывшие интеллектуальной штаб–квартирой мира, стали теперь постом второстепенной важности. Александрия, основанная самим царём, сделалась под божественным покровительством Птолемеев, не только великим торговым центром, рынком мира, но и величайшим центром знаний. Со временем с Александрией стал соперничать Пергам, по крайней мере что касается духовных ресурсов; Антиохия и Тарс так же заняли выдающееся положение в истории знания.
С самых ранних времён гениальные люди, рождённые повсюду в Греции, в ионийских городах и в Великой Греции, направлялись в Афины, чтоб добиться там признания. Без труда можно разглядеть сколь многим Афины были обязаны в интеллектуальных достижениях союзникам — Горгий из Леонтин, Протагор из Абдеры, Анаксагор из Клазомен, Фрасимах из Халкедона. Впрочем драматические поэты были их собственными, как и великие ораторы за исключением Лисия; но это отчасти связано с тем, что законы их давали мало возможностей для союзников снискать известность на ораторской трибуне или же на сцене. Из великих историков ни один не был афинянином по рождению и даже писали они на чужом диалекте; в философии ни один прирождённый афинянин до Платона не снискал подлинной известности. В македонскую эпоху чужестранец выдающихся способностей имел больше перспектив не только на признание, но и на материальное благополучие в одном из царских городов, чем в городе–государстве, который стал немногим лучше, чем мелкая сатрапия в одной из великих империй и торговал лишь увядшими воспоминаниями о своём былом величии. Жизнь в великих царских городах очень отличалась от жизни в демократических Афинах. Со времён Перикла до Демосфена все граждане обладали прочным корпоративным чувством; все они друг друга знали. Скульптор сражался плечом к плечу с кожевником; Алкмеонид сходился в спорах на собрании с торговцем лампами; здесь была обширная общая почва, на которой все могли сходиться на условиях равенства. В судах оратор должен был своей речью удовлетворять не только немногим образованным, но и множеству необразованных; в театре поэт и актёры обращались ко всем классам общества, начиная с верховного жреца, которому нельзя было позволить заснуть на его центральном троне, до народа, лакомившегося в задних рядах сластями и когда оставался недоволен. то с истинно афинским духом швырял эти свои безвредные снаряды в исполнителей [2]. Кроме того, все говорили на одном языке. Язык трагедии постепенно терял свою искусственность, а ораторы всё более и более приближались к оборотам народной речи.
С другой стороны, если взять типичный пример, в Александрии не было подобного единства. Среди греческих её жителей было множество прослоек — придворные, учёные Музея, торговцы, наёмники, все имевшие разные занятия и устремления. ; и все они вместе взятые составляли меньшинство. Ведь здесь были тысячи евреев, египтян, финикийцев, жителей Месопотамии и других национальностей, для которых греческий был иностранным языком и которые. когда им требовалось объясниться, говорили на койнэ — диалекте, искажённом множеством иностранных элементов. Таким образом, хотя учёность продолжала существовать и даже процветала, здесь всегда сохранялось резкое различие между образованными классами и простым народом.
Ораторское искусство, как и все прочие, после смерти Александра, в Афинах постепенно угасало, отчасти из–за общих обозначенных уже причин, а отчасти из–за новых специфических условий афинской жизни.
Вынужденным в 322 году покориться Антипатру, Афинам было позволено существовать на унизительных условиях. Они получили македонский гарнизон в Мунихии; демократия была ликвидирована, 12 тысяч беднейших граждан были не только лишены гражданских прав, но и изгнаны и была установлена олигархия. Пять лет спустя, в 317 году, Полисперхонт сверг олигархию и была возвращена демократия; но несколько месяцев спустя Кассандр завладел городом и вновь установил правление самых узких кругов, поставив в качестве правителя человека большой эрудиции и культуры — Деметрия Фалерского. Этот Деметрий, хоть и будучи сатрапом Кассандра, десять лет мудро управлял городом; но в 307 году он бежал перед появлением Деметрия Полиоркета, сына Антигона. Полиоркет провозгласил афинянам свободу, которой афиняне в то время недостойны уже были пользоваться; они наградили его божественными почестями, а в 301 г. он поселился в Парфеноне. Не удивительно, что Афина Паллада в ужасе бежала, когда её святилище осквернено было буйными оргиями этого нового бога войны.
Фокион, Демад и Динарх, современники Демосфена, видели свой город под македонским правлением и они не оставили преемников. Здесь было мало возможностей оставаться оратором; экклесия, когда прерывала молчание, могла обсуждать лишь вопросы местного значения; предложения по улучшению водоснабжения или постановка статуй тирану давали меньший простор для красноречия, чем великие вопросы войны и мира, прежде бывшие темой для дискуссий. Люди со способностью к политике лишены были возможности реализоваться, ведь политика умерла. В судах так же не могло более быть публичных дел столь большой важности, как, например, дело о венке или привлечение к суду Демосфена. Частные дела, в которых честолюбивые политики прежде находили удобным испытывать свою силу, перешли к людям с навыками профессиональных адвокатов, да и эти дела сильно уменьшились в числе и значимости, когда все, кто прежде зависел от Афин, отошли теперь от них[3]. Для эпидиктических речей, доведённых до совершенства Исократом, так же было мало возможностей. Ни один оратор не мог теперь, явившись в Олимпию на игры, призвать всех греков к братству по оружию; ни одна погребальная речь не могла растрогать народ до слёз или возбудить его энтузиазм, когда исход битв решался наемникам и войну объявлял не народ, а чужестранный правитель. Искусство риторики всё ещё практиковалось, но уже Аристотель, обратившись к первоосновам, создал первый и последний научный трактат на эту тему, показав её истинное место, именно, что это ветвь философии и должна изучаться в сочетании с её двойником — диалектикой [4]. Политическая теория, игравшая столь важную роль у Исократа и Демосфена, стала принадлежностью философских школ.
Деметрий Фалерский, регент Кассандра, признаётся Квинтиллианом последним из ораторов. Время сэкономленное от управления городом и созерцания 360 статуй, воздвигнутых ему восхищённым или раболепным населением [5], посвящалось изучению философии, истории и ораторского искусства. Он написал больше, чем любой другой перипатетик его времени [6]; философские диалоги, исторические сочинения, научные изыскания, литературоведческие и риторические исследования, речи — всё это свидетельства его трудолюбия и широты интересов. Его «Риторика», содержавшая его личные воспоминания о Демосфене, цитируется по этому поводу Плутархом. Его трактат «Демагогия» содержит его идеи политической науки; его история его регентства (περὶ τῆς δεκαετείας) могла бы, если б удалось её найти, много добавить к нашим скудным знаниям об этом периоде. Но фрагменты, дошедшие от этого его сочинения так малы, что для того, чтобы оценить его, мы должны обращаться главным образом к Цицерону и Квинтиллиану. Мы приходим к выводу, что оно представляло собой замечательный пример «умеренного стиля», превосходный по изяществу и блеску, но лишённый силы и реальной страсти. Философская трактовка им тем его трудов является одной из их характерных черт [7].
Немногочисленные факты его жизни известны главным образом из Диогена. Он был сыном Фанострата, освобождённого раба. Учился у Теофраста и вступил в политическую жизнь ок. 324 г. Принадлежа к македонской партии, он принял участие в событиях после Ламийской войны. В 317 г. , когда был убит Фокион, он бежал, но был выбран гражданами с одобрения Кассандра их правителем и правил с 317 по 307 гг., когда был изгнан Деметрием Полиоркетом. Он удалился в Фивы, а двадцатью годами позже отправился в Египет. Изгнанный из Александрии Филадельфом, он умер от укуса змеи в одном из отдалённых демов Египта в 280 году.
К этому периоду относятся так же Демохар и Харисий. Первый, один из немногих афинян, сохранивший хоть какую–то свободу духа, был племянником Демосфена, стилю которого он подражал. Харисий имитировал и преувеличивал простоту Лисия [8].
С этого времени и далее ораторское искусство практически мертво; декламации на фиктивные темы заменили подлинные речи в собрании и в судах; ораторское искусство стало элементом обучения и ничем более. Стоит здесь упомянуть только Гегесия из Магнесии (ок. 250 г.), основателя того, что было впоследствии известно как «азиатская школа риторики», характерными чертами которой были аффектированность и вычурность выражения, гротескные метафоры, игра словами, несочетаемые ритмы и общее отсутствие идей [9]. Дионисий даёт выдержку из него, замечая, что это выглядит так, как если бы написано было ради шутки. Гегесий важен только тем вредным влиянием, которое он оказал на своих греческих и римских последователей.
Для подлинного возрождения ораторского искусства следовало ожидать последних лет Римской республики.


[1] Общее падение вкуса воздействовало и на литературный стиль.
[2] Arist., Eth. Nic., x. 5. 4, “οἱ τραγηματίζοντες”.
[3] Например, во многих из частных речей Демосфена речь идёт о морском предпринимательстве и связанных с ним махинациях. Многие из этих дел при македонском правлении разбирались в местных судах, вместо того, чтобы переноситься в Афины, а сокращение афинского предпринимательства ещё больше сократило их число.
[4] Arist., Rhet., I,1 , ad init.
[5] Diog. Laert., V, 75.
[6] Ibid., V, 80-81.
[7] Cic., Brutus, 37 ; Orator, 92 ; De oratore, II, 95 ; Quint., X, 1,80 ; Diog. Laert., V, 82.
[8] Cic., Brutus, 286.
[9] Он чрезвычайно любил двойные трохеи (ditrochaeus) в конце предложений; см. Cic. , Brutus, 286 ; Orator, 226 ; 230 ; Dion., De Comp. Verb., XVIII.