Заключение

История Гераклеи, написанная Мемноном и пересказанная Фотием, охватывает период в четыре столетия. Если сведения, относящиеся к фактам имевшим место во втором столетии, очень лаконичны, то к событиям I в. до н. э. относится половина текста. Первая часть рассказа в большей степени охватывает историю города со второй половины IV в. до 50‑х годов III в. Хроника Мемнона примечательна повторением определенных тем: патриотизм историка по отношению к родному городу, портреты монархов, и, конечно, война. Выдающиеся конфликты этого периода описываются в той мере, как они связаны с Гераклеей. Однако, обращает внимание, что вторая митридатова война присутствует в рассказе. Вероятно, что часть событий хроники Мемнона, в том виде как она дошла до нас, является отражением к ним интереса Фотия. Внимание патриарха к труду Мемнона имеет последствия не только для тематик, обозначенных в тексте, но и для самих сведений, сообщенных Мемноном.
Вмешательство Фотия в оригинальный труд историка Гераклеи не всегда четко идентифицируется и имеет два типа: первый из них я называю «умолчанием» Фотия. Это предполагаемые следствия его обработки оригинального сочинения Мемнона. В самом деле, отсутствие определенной информации свидетельствует о том, что она не вызвала интереса патриарха. Однако эти «умолчания» — всего лишь предположения современных ученых, излагающих то, что должно было бы содержаться в Истории Гераклеи, так, как это бы написал Мемнон. Итак, вслед за учеными, которые обращались к тексту историка–гераклеота, я полагаю, что из–за вмешательства Фотия, информация о внутренних событиях в Гераклее, которая должна была содержаться в оригинальной работе, утеряна. Можно идентифицировать второй тип неудачного вмешательства патриарха. Работа эпитоматора в этом случае имеет более серьезные последствия, поскольку искажает исходную информацию текста Мемнона. Эти ошибки главным образом обнаруживаются когда факты, содержащиеся в хронике, можно сличить с теми, которые присутствуют в параллельных источниках.
Меня прежде всего интересует умолчание Фотия. Читая название труда Мемнона, удивительно видеть, что История Гераклеи дает очень мало событий, связанных с внутренней жизнью города. Если первая часть посвящена Гераклее, то рассказ касается только элементов, связывающих город с международной политикой. Первые фрагменты, посвященные тиранам, очень стереотипны. Это, безусловно, труд Мемнона, но вполне вероятно, что Фотий сохранил только интересующую его информацию: портреты тиранов. В итоге текст практически не показывает функционирование институтов. От политической истории города Фотий ничего не оставил. Он только сообщил, что в 281 г., когда изгнанники получили разрешение вернуться в город, «гераклеоты вернули себе древнюю знать и политию» (F 7.4). Этот короткий отрывок может озадачить. Является ли он фразой Мемнона, который сделал вывод об установлении нового политического режима Гераклеи после падения тирании, что и переписал Фотий, или это результат резюмирования патриархом событий, которые он не счел нужными рассказать? У меня нет ответа на этот вопрос, потому что, как я уже указывала ранее, этот вопрос, порожденный текстом Мемнона, основан исключительно на предположении, что историк Гераклеи сообщал о события, которые, как предполагается, Фотий обошел молчанием.
События внутренней жизни города не единственные, которые не вызывают интереса у Фотия. Патриарх не обращает внимания на длительные отступления, особенно если они касаются начала Рима. Мемнон вводит римлян в повествование, посвящая им экскурс. Фотий дает лишь краткий обзор. В F 18.1 он сообщает основные темы, рассмотренные Мемноном в его отступлении о происхождении римского государства, но не дает содержания труда историка–гераклеота. Точно так же он резюмирует F 18.2-18.5 прежде чем написать в F 18.6 «τὰ μὲν οὖν περὶ τῆς Ῥωμαϊκῆς ἀρχῆς μέχρι τοῦδε δίεισιν ὁ συγγραφεύς». Однако, если он воспроизводит слова Мемнона из этого места в тексте, то нить повествования остается в значительной степени запутанной, особенно в отношении римлян, которые отправили письма гераклеотам. Первое из них, Публия Эмилия, ни где более не упоминается, и вполне возможно, что Фотий ошибся, сбитый с толку другим персонажем с таким же именем, которого историк–гераклеот мог упомянуть в своем тексте. Более того, вмешательство Фотия в этот отрывок, посвященный переписке между Гераклеей и Сципионами, спутало последовательность событий и трудно определить какой из двух братьев подразумевается в фактах, сообщаемых сокращенной версией патриарха. Кроме того кажется, что в F 25.1 путаница, связанная с упоминанием Мария в тексте, является результатом обработки Фотия, который спутал консула, умершего в 86 г., с его племянником того же имени.
Если здесь путаница в рассказе, по–видимому, является отличительным признаком работы Фотия, то в других случаях ненужные повторы предполагают вмешательство патриарха в текст. Действительно, в F 5.3 он пишет: «Лисимах, о котором мы уже говорили». Это выражение выглядит странным, потому что оно бросает вызов читателю, как бы напоминая ему, что эта персона уже была предметом нескольких обсуждений. В этом месте рассказа Лисимах упоминается несколькими строками выше, и вполне возможно, что Фотий снова воспроизвел слова Мемнона. В исходном тексте это выражение имело бы смысл, если бы историк, между двумя этими упоминаниями Лисимаха, поместил события, не имеющие отношения к диадоху. Поэтому, вновь обращаясь к этому персонажу, он счел бы полезным напомнить свои предыдущие комментарии и представить Лисимаха. Факты, изложенные в исходном тексте, вероятно, относились к внутренней жизни города и не привлекли внимания Фотия.
Мемнон очень часто упоминает персонажей, употребляя отчество. Так, Антиох I — сын Селевка, Антигон Гонат, сын Деметрия. Но в F 15 речь идет о войне между Византией и Антиохом. Это Антиох II, но нет никаких данных, позволяющих идентифицировать его как царя селевкидов. На мой взгляд возможно, что Фотий сохранил это событие только потому, что в нем идет речь об Византии, но он не сохранил отрывка, который вводил в действие этого нового монарха, допуская, что такая информация была предоставлена Мемноном. Со свой стороны я думаю, что гераклейский историк должен был хотя бы раз представить нового государя тем или иным способом, присутствующим в этой части рассказа: либо упомянув, что он «сын такого–то» (F 9.1), либо сообщив, что он «наследовал такому–то» (F 12.5), или даже, что был «царем таким–то» (9.3).
Вмешательство Фотия с точки зрения хронологии иногда вносит беспорядок в повествование, путаницу. В первой части я уже излагала идею, что Мемнон организовал свой рассказ по театрам действий. Оригинальный текст не следовал в точности хронологии событий. Делая сокращение труда гераклейского историка, то есть, сохраняя только то, что ему казалось важным, Фотий создал хронологические несоответствия. Группа фрагментов 13-17 — пример работы эпитоматора. Последовательность событий трудно определить, а связь между различными фрагментами не всегда присутствует. Фотий сохранил факты, имеющие отношение к Византию, которая являлась предметом особого интереса со стороны патриарха. Рассказ в этих отрывках, по всей видимости, очень запутан. Одного только текста Мемнона не достаточно для определения контекста сообщаемых фактов, и нужно использовать параллельные источники, чтобы установить связь между событиями, изложенных в этих отрывках. Очевидно, что Фотий не переписывал текст оригинала полностью и его вмешательство стерло информацию, нужную для понимания полного контекста войны между Каллатисом и Византием (F 13), войны за престолонаследие в Вифинии (F 14) и между Антиохом II и Византием (F 15).
Его вмешательство тем более неудачно, когда фрагмент находится в непрерывной связи с событиями, о которых сообщалось ранее. Иногда пассаж вводится ссылкой на ранее упомянутый персонаж, то есть на «οὗτος». Повествование становится путаным, когда указательное местоимение вводит фрагмент, содержащий события, не имеющие отношения к персонажу, упомянутому в предыдущем отрывке.
В разделе, посвященном митридатовым войнам, рассказ в основном касается военных событий. Метод Мемнона состоит в том, чтобы рассказать о различных событиях, следуя за протагонистами и/или за театром военных действий. Как представляется, в оригинале в F 22.12 гераклейский историк отслеживал действия двух понтийских армий в Европе: «северной», которая действовала в Македонии и Фракии, и «южной», которая действовала в Греции. В тексте, как он дошел до нас, кажется очевидным, что Фотий в одном отрывке излагал факты, подразумевающие обе эти армии, и трудно понять, какому войску следует приписать приведенные факты. Не столько вмешательство Фотия создает путаное повествование, сколько, как представляется, отсутствие интереса к деталям этих операций привело к тому, что выброшены факты об этих двух понтийских экспедиционных армиях — большая неудача для наших знаний об этом периоде первой митридатовой войны: современный историк лишен единственного источника о событиях, связанных с действиями понтийцев нам севере, которые не задокументированы альтернативными источниками.
Одновременно с этими нарушениями порядка повествования, наиболее катастрофическим последствиями вмешательства Фотия являются ошибки, вносимые в историю. Иногда возникает соблазн назначить Фотия человеком, ответственным за несоответствия в повествовании, и было бы слишком удобно приписать ему все ошибки, отмеченные в комментарии. Однако, некоторые из них явно не являются результатом его труда.
Первый тип ошибочной информации, которую я смогла идентифицировать — это географические несоответствия. В F 21, в котором обсуждается союзническая война, народы, воюющие против Рима представлены как «живущие за Африкой». Такая ошибка, несомненно, является результатом работы Фотия, который спутал сведения о союзнической войне с югуртинской. Даже если это последнее замечание остается гипотезой, тем не менее отрывок содержит ошибку, но вряд ли Мемнон, подданный Римской империи, мог ложно идентифицировать врагов доминирующей силы того времени, тем более что это была не внешняя война: Рим находился под угрозой внутри своих границ. Еще одна ошибка относится к Киеросу, бывшим владением гераклеотов. В тексте «Мемнон» сообщает, что Прусий I Вифинский переименовал город, назвав его Прусиадой, и этот город был расположен на море. Но есть путаница между Прусиадой и Гипием, ранее называвшимися Киеросом и Прусиадой–на–море. Оба города получили свои имена в честь вифинского царя Прусия и Фотий перепутал их. В сообщениях о событиях, связанных с Прусиадой–на–море он умышленно представил элементы из другой части рассказа, так как Мемнон упоминает, что вифины переименовали Киерос в Прусиаду. Ошибку идентификации невозможно отнести к историку–гераклеоту, который знал область и город, ранее связанные с его родным городом. Еще одна ошибка присутствует в F 5.6, в котором Птолемей Керавн представлен как убийца Агафокла, сына Лисимаха. Это больше похоже на результат обработки Фотия, чем на работу Мемнона. Однако этот пример показывает пределы интерпретации, которые могут проистекать из ошибочной информации в хронике Гераклеи. Действительно, как я сказала выше, мы должны проявлять осторожность и не всегда назначать Фотия единственным ответственным за ошибки в тексте. Итак, с уверенностью трудно установить, был ли этот отрывок с самого начала «ошибкой» Мемнона или его источника. Действительно, возможно, что гераклейский историк сообщал о другой традиции смерти Агафокла и в комментариях к этому отрывку я показала, что бесполезно стремиться определить, какая из версий наиболее просто объясняет эти события.
Тем не менее даже если Фотий причинил непоправимый урон некоторым частям текста, мы должны признать, что без его труда сочинение Мемнона было совершенно неизвестно нам сегодня. История Гераклеи богатый источник информации, освещающий события, о которых не всегда сообщают другие античные авторы. Кроме того, историк–гераклеот сообщает факты иногда отражающие альтернативную традицию, отличную от других источников, и не следует недооценивать достоверность ее информации.
Я вернусь к вышеупомянутому примеру, а именно к смерти сына Лисимаха (F 5.6). В первом случае историк сталкивается с несколькими источниками, сообщающими разные версии одного и того же события. Трудно решить, какая из них является правдивым рассказом, но в случае этого зловещего эпизода из жизни диадоха, исследования, проведенные современными учеными, показывают, что Мемнон, использующий Нимфида, представлял традицию «наименьшего из зол».
Два эпизода с Александром Великим привлекают мое внимание. Первый относится с смерти македонского царя и, по–видимому, Мемнон или его источник знали о различных традициях относительно смерти царя, и историк–гераклеот приводит их. Так, как кажется, он столкнулся с сомнениями, вызванными смертью Александра, поскольку сообщает, что тот умер либо от болезни, либо же от менее естественной причины (F 4.2). В F 18.2 в отступлении, посвященном Риму, Мемнон рассказывает о переписке Александра с римлянами. Информация в основном связана с греческими источниками, поскольку латинские/римские авторы, ссылаясь на этот эпизод отвергают его подлинность. Этот эпизод важен для изучения контактов между Римом и македонским царем. Было или нет это событие, в том виде как о нем сообщает Мемнон, вопрос трудный для разрешения. Однако этот рассказ очень важен, потому что он подчеркивает существование традиции, направленной на то, чтобы показать, что такая сила как Рим вынуждена была опасаться греков, когда те владели миром.
Мемнон — важный источник по истории митридатовых войн. Сражения, им упомянутые, в целом подтверждаются параллельными источниками, в частности, Аппианом и Плутархом. В его рассказе иногда не хватает подробностей, но вполне вероятно, что именно Фотий сохранил обстоятельства только крупных сражений. Однако в некоторых случаях его рассказ содержит различные события, отсутствующие в основных источниках. Например, это F 22. 7 et F 29.8. Нет необходимости отвергать показания Мемнона или его источника, который упоминает факты, отличные от других. Действительно, изучение этих фрагментов позволяет доказать, что гераклейский историк сообщает о других маневрах на поле боя, и в этом случае его рассказ является дополнительным источником информации, позволяющей узнать несколько больше о маневрах враждующих армий.
По цифрам, приведенных Мемноном относительно состава понтийских армий во время митридатовых войн, бесполезно пытаться с точностью определить кто прав, он или параллельные источники. Однако интересно отметить, что цифры, которые он дает, не фигурируют в самых высоких оценках, зачастую сильно преувеличенных, совсем наоборот.
С другой стороны его рассказ показывает некоторые ошибки, которые следовало бы приписать ему. В особенности это относится к датировке некоторых событий: первое относится к расчетной датировке правления Дионисия Гераклейского. Действительно, общее количество лет, которое дает он, отличается не только от того, что сообщает Диодор, но так же от сообщаемого его источником Нимфидом. Похоже, что в этом случае ошибка исходит от Мемнона, если только опять мы не хотим видеть неудачное вмешательство Фотия. Другой пример ошибочной датировки содержится в F 22.6. Мемнон пользуется синхронизмом, датируя битву при Амние и я попыталась в комментарии продемонстрировать, что историк (или его источник?) смешал два источника информации.
Мемнон также допускает некоторые ошибки, когда дело доходит до Рима. Действительно, он иногда ошибочно подразумевает римский сенат ответственным за некоторые решения, но параллельные источники, которые находятся с ним в противоречии, позволяют указать на его слабое понимание функционирования этого учреждения.
Тот факт, что информация, сообщаемая Мемноном, не всегда подтверждается другими источниками, не должен подталкивать нас к систематическому отклонению его рассказа. Действительно, интерес к его хронике заключается в том, что он сообщает о событиях, неизвестных в другом месте. Если мы ждем, что все события, сообщаемые двумя источниками, будут квалифицированы как достоверные, то в случае с Мемноном значительная часть его рассказа станет неинтересной! Трудность текста достигает полной степени, когда гераклейский историк является единственным источником, доступным для определенных событий, особенно когда они относятся к Гераклее, потому что необходимо определить, не привел ли скрытый патриотизм Мемнона к ревизии истории с более благоприятной точки зрения для его родного города.
Существование писем Сципионов к гераклеотам иногда ставится под сомнение некоторыми учеными под тем предлогом, что пример такого послания известен для Гераклеи Латмийской. Более того, информация Мемнона не подтверждается не только параллельными источниками, но также эпиграфическими. В этом случае, я думаю, не следует отказываться от единичных показаний Мемнона. С другой стороны, два факта, сообщаемых Гераклейским историком, считаются достаточно сомнительными. Во–первых, в F 18.10 упоминается договор о союзе между Римом и Гераклеей. Исследования римской дипломатии в греческом мире показывают, что такой документ маловероятен, и изучение текста Мемнона, на мой взгляд, следует в этом направлении. Действительно, события, сообщаемые в F 40, по всей видимости, показывают, что такой договор никогда не существовал, и в этом случае, вероятно, следует отвергнуть информацию, переданную Мемноном. С другой стороны, причина, по которой историк сообщает об ошибочном факте, остается неясной, а гипотезы, сформулированные по этому поводу, не позволяют определить причину ошибки. В этом конкретном случае вполне возможно, что Фотий непреднамеренно исказил исходный текст. Другой пример находится в F 21 и касается отправки Гераклеей военных подкреплений римлянам во время союзнической войны в Италии. Некоторые исследователи задаются вопросом и высказывают предположение, что Мемнон смешал два источника информации. Я не могу по этому вопросу принять решение, тем более что фрагмент в значительной степени испорчен Фотием.
С другой стороны показания Мемнона являются уникальным источником о некоторых событиях, особенно когда речь идет о Гераклее. Внутренняя жизнь города мало известна, конечно, из–за вмешательства Фотия в оригинальный труд Мемнона. Тем не менее рассказ предлагает ценную информацию о военных силах города. В плане политики пять фрагментов посвящены истории тирании. Мемнон рисует портреты, некоторые из них известны по параллельным источникам, в частности по Юстину. Однако он приводит уникальное описание смерти Сатира, правление которого лишь кратко упоминается Юстином. О политической жизни города в лаконичной манере сообщается несколько раз. Фотий привел только несколько деталей в той мере, в которой эти события касались международного контекста, что и вызвало его интерес. Так Мемнон сообщает как гераклеоты вернули себе свободу и избавились от Гераклида из Кимы, наместника Лисимаха, после смерти диадоха. Затем он упоминает о возвращении изгнанников, которые, похоже, провоцируют смену политического режима в городе. Фотий сохранил не только фразу, ни и еще упоминает происходившие в то время факты, когда Селевк и Зипойт, царь Вифинии, проявляли активность в этом регионе и угрожали городу. Наконец в контексте третьей митридатовой войны Мемнон сообщает, что Гераклеей управлял Ламах и дал кое–какие указания на институты, в частности, упоминается экклесия. Однако информация такого типа слишком скудна, чтобы делать выводы о политическом режиме и функционировании институтов.
Хроника Мемнона обращает внимание на военные и дипломатические возможности Гераклеи. Флот города в тексте всячески выделяется и историк преподносит ценные свидетельства о военно–морских способностях гераклеотов. Фрагмент 8.5 дает подробное и уникальное описание мощного корабля, который выделялся в Гераклейском флоте: Леонтофора. В рассказе также содержится много упоминаний о битвах, отсутствующих в других источниках, например, в F 9.5, где Мемнон сообщает о столкновении армий Зипойта, брата вифинского царя Никомеда, и Гераклеи. Но самые выдающиеся примеры фактов, сообщаемых только Мемноном, связаны с осадами городов. Действительно, хроника Мемнона является единственным источником, упоминающим осаду Гераклеи Прусием I и галатами. Что касается длительных военных действий римлян против города во время третьей митридатовой войны, Мемнон сообщает о них подробно, не забывая упомянуть о преступлениях понтийского гарнизона, установленного в городе. Его свидетельство тем более ценно, что оно не подтверждается другими источниками. В том же самом контексте Мемнон сообщает как Митридату удалось захватить Гераклею: в очередной раз его рассказ изобилует подробностями. Он показывает как иностранная держава могла взять под свой контроль город, полагаясь на своих сторонников, действующих изнутри.
Наконец, фрагмент 39 дает ценное свидетельство о суде над Коттой. Похоже, что эти сведения переданы через местную традицию, поскольку в рассказе присутствуют гераклеоты–пленники. Тем не менее я задаюсь вопросом о последствиях предвзятости Мемнона для его города и его рассказа. Нет сомнения, в этих отрывках находится личное внимание Мемнона к римлянам. Действительно ли Фразимед выступал на судебном процессе над разорителем Гераклеи или Мемнон выразил в своем рассказе недовольство города против римского полководца? Вопрос трудный для разрешения, но я могу только заметить, что в этом параграфе в нескольких строках рассказывается история связей Гераклеи и Рима, представленная во фрагментах 18.6-35. Следовательно, если процесс имел место, Котта, разумеется, не был осужден на основании простого обвинения в разграблении Гераклеи.
Фотий оставил потомству уникальное свидетельство Мемнона. К сожалению, историк Гераклеи остается неизвестным. Его происхождение выведено из того факта, что он написал местную историю, по всей вероятности, о своей родине. Кроме того, предвзятость к гераклеотам также свидетельствует о происхождении из Гераклеи. Исследование его метода и, в частности, повторяющихся тем в его сочинении, подсказывает мне, что его литературная деятельность датируется II в. н. э. Мемнон, на мой взгляд, историк добросовестный, патриотизм которого иногда дает повод сомневаться в некоторых событиях, имеющих отношение к дипломатическим связям его родного города с великим державами того времени. Дело не столько в существовании этих связей, а в том как Мемнон их преподносит. Гераклея, несомненно, играла важную роль в регионе и поддерживала дружеские отношения в определенные периоды свой истории с эллинистическими правителями, а затем с римлянами. Однако, он иногда преувеличивает реальные последствия вмешательства города в крупные конфликты. Что касается отношений между Римом и Гераклеей, Мемнон настаивает на благожелательности римлян к городу, чтобы ярче подчеркнуть то, как были нарушены отношения между двумя государствами. С моей точки зрения, хроника — это средство, позволяющее Мемнону вспомнить былое могущество родного города, а также великих правителей, которые господствовали в греческом мире и сменяли друг друга на протяжении веков. Его послание адресовано грекам, но также и римлянам. Будучи читателем его Истории Гераклеи, я бы сказала, что Мемнон бросает вызов власти Рима, который в его время безусловно доминирует над миром, но который является всего лишь наследником череды империй. Таким образом Мемнон дает ценное свидетельство о городе, который на периферии греческого мира на разных уровнях принимал участие в великих событиях, знаменовавших греческую историю, и который был свидетелем преемственности великих держав с IV по I до н. э.