Глава XVI — Смерть Цезаря (44 г. до н. э.)

I. Последний год жизни Цезаря. — II. Война против парфян. — III. Убийство Цезаря. Он никогда не думал о царстве.
I. Вернувшись из Испании, Цезарь прибыл в Рим в октябре 45 г. (тогда и был реформирован календарь); он был убит в марте 44 года. Полгода он был властелином мира; он праздновал триумф над сыном Помпея, новость, которая показалась слишком гнусной. Ни Марий, ни Сулла не устраивали триумфов над гражданами.
Сенат провозгласил его императором и пожизненным диктатором; с того времени он всегда носил лавровый венок и триумфальное одеяние в праздничные дни. Он учредил большое число сенаторов и патрициев; реформировал календарь; работал над составлением гражданского и уголовного кодексов. У него были планы украсить Рим несколькими величественными зданиями. Он работал над составлением общей карты империи и статистикой провинций; он поручил Варрону составить обширную публичную библиотеку. Он объявил о проекте осушения Потинских болот, прокопке нового русла Тибра от Рима до моря в Остию — порту, способному принимать самые крупные суда; он говорил о канале на Коринфском перешейке. Он выслал колонии, чтобы возродить Коринф и Карфаген.
Он искренне помиловал остатки партии Помпея и назначил старейшин патрицианских домов на высшие должности; он подчинялся не только чувству благородства, которое было для него естественным, но и доводам политики. Во главе партии популяров он перешел Рубикон; с ее помощью он сломил заносчивость аристократии, сплотившейся вокруг Помпея. Действительно, могли он сделать это с двумя или тремя легионами? Как он мог подчинить Италию и Рим без осады и битв, если бы большинство римлян и итальянцев были против него? Помпей в начале войны имел два старых легиона и 30 000 человек у ворот Рима; у него было 30 когорт в Корфиниуме: но народ был против него: ему пришлось покинуть вечный город без боя и пересечь море, чтобы встретить азиатские легионы. Он провел год в Греции в окружении Сената и большинства патрициев. Но Цезарь с самого начала был хозяином Рима.
После триумфов Фарсала, Тапса и Мунды партия Помпея была уничтожена, партия популяров и старые солдаты выдвинули свои претензии, возвысили голос. Цезарь, обеспокоенный этим, прибег к помощи аристократических домов, чтобы сдержать их. Среди народа и в революциях аристократия продолжает существовать: уничтожьте знать, она немедленно возродится в богатых и могущественных домах третьего сословия: уничтожьте ее, она укрепится и найдет убежище среди руководителей цехов и вождей народа. Правитель ничего не получает от такого замещения аристократии: напротив, он восстанавливает порядок, позволяя ей существовать в своем естественном состоянии, воссоздавая старые дома на новых принципах. Этот порядок вещей еще больше был необходим в Риме, который управлял миром, нуждался в том, чтобы сохранить магию, связанную с именами Сципиона, Павла Эмилия, Метелла, Клодия, Фабия и т. д., которые покорили Европу, Азию и Африку и распоряжались их судьбами.
II. Красс погиб со своей армией на берегах Евфрата: орлы его легионов все еще находились в руках парфян. Римский народ требовал отмщения, которое задержалось на шесть лет из–за гражданской войны. В первые дни 44 года Цезарь объявил о своем намерении пересечь море, покорить парфян и отмстить за манов Красса. Всю зиму он готовился к этой великой экспедиции, которую требовала слава Рима и интересы Цезаря. Действительно, после такой жестокой гражданской войны требовалась внешняя война, чтобы объединить образ мыслей всех сторон и воссоздать национальную армию.
Война против парфян имела две трудности: 1) Способ боевых действий этого народа, который сражался метательным оружием, превосходящим обычное оружие. Стрелы парфян пронзали щиты легионеров; они не дожидались атаки тяжеловооруженных, но подавляли их издалека. Лабиен с успехом использовал этот род войны в Африке. Вероятно Цезарь одержал бы победу с помощью большого количества стрелков, взятых с Крита, Балеар, Испании и Африки. 2) Второй трудностью был характер страны. По мере проникновения в Верхнюю Армению война затягивалась в горных краях; по мере проникновения через Евфрат в Месопотамию встречались болота, наводнения и засушливые степи. Все эти препятствия были не выше гения Цезаря. Большая флотилия на Евфрате и Тигре помогла бы преодолеть водные препятствия, а большое число верблюдов, нагруженных бурдюками, помогли бы преодолеть пустыни. Вполне вероятно, что он бы преуспел и принес бы римские орлы на берега Инда, однако, если бы счастье, благоприятствующее ему в течение тринадцати кампаний, все еще оставалось бы к нему благосклонным. Оно благоприятствовало Сципиону пять кампаний, Александру — одиннадцать кампаний; Помпею оно изменило в шестнадцатой его кампании, а Ганнибалу в семнадцатой, и не было надежды пленить эту жестокую (особу) еще на один год.
III. Пока этот великий человек готовился исполнить столь высокую цель, остатки аристократической партии, обязанные своими жизнями его благородству, устроили заговор на его жизнь: Брут и Кассий были главарями. Брут был стоиком, учеником Катона. Цезарь любил его и дважды спасал ему жизнь; но секта, в которой он состоял, не допускала никакой уступчивости. Полный идей, преподаваемых в греческих школах против тирании, убийство всякого человека, вставшего выше закона, он считал законным. Цезарь, пожизненный диктатор, управлял всем римским миром; была только видимость Сената: иначе быть не могло после проскрипций Мария и Суллы, нарушения законов Помпея, пяти лет гражданской войны, большого количества ветеранов, осевших в Италии, привязанных к своим генералам, ожидающих всего от величия нескольких человек и ничего от Республики. При таком положении дел эти совещательные органы больше не могли управлять; личность Цезаря была гарантией превосходства Рима во вселенной и обеспечивала безопасность граждан со всех сторон: поэтому его власть была законной.
Заговорщики без труда добились успеха: Цезарь был уверен в них: Брут, Кассий, Децим и другие были его друзьями и его семьи. Цезарь был спокоен; он думал, что все они заинтересованы в его личной безопасности, поскольку он защищал в Риме всех знатных и выдающихся людей, несмотря на ропот партии популяров и армии.
Для того, чтобы оправдать трусливое и неполитическое убийство, заговорщики и их сторонники утверждали, что Цезарь хотел стать царем. Очевидно абсурдное и клеветническое утверждение, которое однако передается из поколения в поколение и современной историей принятое за истину. Если бы Цезарь имел дело с поколением, которое видело Нуму, Туллия и Тарквиния, он, чтобы укрепить свою власть и положить конец смутам в Республике, мог бы прибегнуть к почитаемым формам правления, им привычным; но он жил среди людей, которые в течение пятисот лет не знали никакой власти кроме власти консулов, диктаторов и трибунов: царское достоинство было презренным и униженным: курульное кресло было выше престола. На какой трон мог сесть Цезарь? Римских царей, чья власть распространялась на пригороды? На троны варварских царей Азии, побежденных Фабрицием, Павлом Эмилием, Сципионом, Метеллом и т. д? Это была бы странная политика. Неужели Цезарь стремился к положению, величию и почету короны, которую носили Филипп, Персей, Аттал, Митридат, Фарнак, Птолемей, которых видели граждане влачащимися за триумфальной колесницей победителя? Это слишком абсурдно! Римляне привыкли видеть царей в преддверии своих магистратов.
Говорят, что он не собирался провозгласить себя царем Рима, но царем провинций: как будто народы Греции, Малой Азии и Сирии сохранили больше уважения к свергнутым тронам, на которых сидели Персей, Антиох, Аттал и Птолемей, и которые ниже курульного кресла Лукулла, Суллы, Помпея и даже Цезаря! Этот проект также лишен резона.
Цезарь до последнего момента жизни всегда прибегал к популярным формам: он ничего не делал без сенатского указа; магистраты выдвигались народом, и, даже если он присвоил себе реальную власть, он оставил все учреждения республики: он ходил без охраны как простой гражданин; в его доме не было роскоши; он каждый день обедал с друзьями; он усердно готовился к торжественным речам перед народными собраниями и Сенатом. Если бы Цезарь хотел стать царем, его первое действие состояло бы том, чтобы окружить себя надежной охраной; он ничего подобного не делал и постоянно отказывался от предложений своих друзей, которые, услышав ропот побежденной фракции, думали об охране, нужной для его безопасности. Будучи диктатором, он желал стать в этом году консулом вместе с Антонием; он исполнял все должностные обязанности. Статуи Помпея были свергнуты: он заставил их восстановить. Он не вносил никаких изменений в дух своей армии, которая оставалась республиканской и преданной партии популяров и демократии.
Какие доказательства приводят его обвинители? Они сообщают четыре анекдота, вероятно, ложных или плохо состряпанных, потому что Цицерон, Флор и Веллей молчат о них; но даже признание их истинности ничего не доказывает. Говорят, 1) что 26 июня, возвращаясь с Альбанской горы после оваций, кто–то из народа приветствовал его именем царя, но народ остался безмолвным и встревоженным, и тогда он ответил, что он не царь, а Цезарь; 2) в это же время какой–то человек из народа возложил на его голову лавровый венок с царским венцом; 3) что празднуя Луперкалии, консул Антоний, будучи одним из Луперков, подошел к Цезарю, который стоял на трибуне в триумфальной одежде и с лавровым венком на голове, и преподнес ему диадему; последний, вместо того, чтобы надеть ее на голову, отправил ее в Капитолий, сказав, что Юпитер единственный царь римлян; эти Луперкалии были очень экстравагантным праздником; Луперки бегали по городу нагишом, вооружившись кожаными плетками, которыми стегали прохожих; самые именитые матроны подставляли под удары свои руки, убежденные в том, что это сделает их плодовитыми; 4) что Луций Котта, один из жрецов — хранителей Сивилловых книг, сказал, что парфяне могут быть побеждены только царем. Чтобы еще больше раздражить римлян было сказано, что царь Цезарь должен взять осадой царство Александра или Илион.
Тем не менее вот те жалкие доводы, на которых добросовестный Плутарх, пасквилянт Светоний и некоторые партийные писатели создали такую маловероятную систему. Если бы Цезарь видел какие–либо преимущества для своей власти в троне, он добился бы его благодаря одобрению армии и Сената прежде чем вводить фракцию Помпея. Не он заставлял пьяного человека приветствовать себя царем, но он говорил сивиллам, что только царь может победить парфян, не заставлял дарить диадему на Леперкалии, надеясь таким образом достичь своей цели. Он бы мог убедить свои легионы, что их слава и богатство зависят от новой формы правления, которая защитит его семью от фракции тоги; он мог бы сказать Сенату, что необходимо защищать законы от победы и от солдатни, а также от жадности ветеранов, возведя монарха на трон. Но он принял противоположный курс: победитель, он правил как консул, диктатор или трибун; он таким образом поддерживал, а не дискредитировал древние формы Республики. После успехов, последовавших за переходом через Рубикон, Цезарь ничего не сделал, чтобы изменить формы Республики. Даже Август много позже, когда все республиканские порождения были уничтожены запретами и войной триумвиров, никогда не думал о воцарении; Тиберий и Нерон после него никогда не думали об этом, потому что владыке великого государства не могло прийти в голову предстать в достоинстве гнусном и презренном. Если бы царская короны была полезна Августу и его приемникам, они бы водрузили ее на голову; но Цезарь, который по существу был римлянином, популяром, и который в своих речах и сочинениях всегда использовал магию имени римского народа с таким хвастовством, поступал так без всякого сожаления.
Поэтому Цезарь не мог желать, не желал и ничего не делал того, в чем его обвиняют. Разумеется, накануне ухода на Евфрат и участия в трудной войне, он не мог уничтожать (власть, существующую) пятьсот лет и создавать новую. Кто бы тогда правил Римом в отсутствие царя? Регент? Наместник? В то время как он привык управляться консулом, претором, сенатом и трибунами.
Убив Цезаря, Брут уступил предвзятому образованию, которое он получил в греческих школах; он сравнивал его с теми мрачными тиранами городов Пелопоннеса, которые благодаря некоторым интригам узурпировали власть в городе; он не хотел видеть, что власть Цезаря законна, потому что она была необходимой и протекционистской, потому что она охраняла интересы Рима, потому что она была следствием мнения и воли народа. Цезарь умер, его сменили Антоний, Октавиан, Тиберий, Нерон и после него в течение шестисот лет все человеческие возможности были исчерпаны; но ни республики, ни царской династии там не появилось, верный признак того, что ни одна из форм не была уместна ни для событий, ни для времени. Цезарь не хотел быть царем, потому что он не мог этого хотеть; он не мог этого хотеть, так как шестьсот лет после него никто из его приемников этого не хотел. Было бы странной политикой заменить курульное кресло покорителей мира гнилым и презренным престолом побежденных.