О зависти и ненависти

Περί φθόνου και μίσους

Автор: 
Переводчик: 
Источник текста: 
Перевод выполнен по изданию: Plutarchs Moralia. London: William Heinemann Ltd; Cambridge, Massachusetts: Harvard University press, 1962. V. 7. P. 91-107 (Loeb Classical library).

Введение

Древние считали зависть худшим из всех зол (См. напр. Euripides, Ino, Nauck, TGF, Eur., fr. 403; Menander, fr. 538.6, Vol. II, p. 178 ed. Körte; Galen, De Affectuum Dignotione, VII, 2). У Плутарха она обычна в перечнях нежелательных страстей (См. напр. Moralia, 61e; 455c; 459b; 462c; 468b; 475e; 481d; 501b) и в трактате «О ложной стыдливости» (529в) он говорит, что философ должен стараться изгнать её из души молодого человека. Её сходство с ненавистью достаточно велико для того, чтобы позволять завистливому скрывать её под видом ненависти (537e, infra). Как льстец притворятся другом с помощью «сходства», а разоблачается с помощью «отличия» (51d), так и здесь, кратко представив сходные черты зависти и ненависти, Плутарх в ходе остального изложения обнаруживает их различия. То. что тема этого трактата скорее зависть, чем ненависть можно видеть из его языка. Самое название отдаёт зависти преимущество и слово «зависть» дважды (536 е и 538d) дважды опускается, как не требующее прямого упоминания (обратите внимание на язык, употребляемый при сравнении этих двух понятий: о зависти говорится как об отличающейся (537 с; 538 d или как о сходной с ней (536f); мы не слышим при этом о ненависти отдельно от зависти. Зависти сходным образом придаётся особое значение за счёт ненависти путём опускания μεν в 537а). Практически во всём трактате Плутарх сходится во мнениях с Аристотелем и несомненно им пользуется, возможно отчасти косвенно. В «Риторике» (II, 4, 30, 1381b37f) Аристотель говорит, после рассуждения о дружбе, что вражду и ненависть следует рассматривать с помощью понятий противоположных дружбе; ряд пунктов в рассуждении Плутарха о ненависти несомненно связан с рассуждением Аристотеля о дружбе в «Риторике» (II, 4, 1-29 (1380b34-1381b37) и в «Никомаховой этике» (книги VIII-IX). Плутарх именует ненависть παθος (536e-f; 537e; 538c-d) и διαθεσις (538e; это εξις Аристотеля); она выказывает προαιρεσις (538е) и обнаруживается у животных (537в). Трактат распадается на две основные части. В первой (§1) разбирается сходство между завистью и ненавистью, во второй (§2-8) — их различие. Происхождение их различно; ненависть направлена как против людей, так и против животных, зависть действует только в отношении людей; ненависть обнаруживается и в животных, зависть — только в людях; никто не может справедливо завидовать, многие справедливо ненавидят; ненависть возрастает с ростом порочности ненавидимого человека, зависть — с ростом добродетели того, кому завидуют; рост порочности ведёт к росту ненависти, но рост процветания уменьшает зависть; великие несчастия угашают зависть, но не ненависть; ненависть исчезает при условиях, которые либо не кладут конца зависти, либо её даже возбуждают; цель ненависти — причинить зло, совершить несправедливость, зависти — уравнять с собой соседа. Данных для датировки трактата не имеется. Он не включён в каталог Ламприя.

О зависти и ненависти

I Она [1] и ненависть — страсти [2] столь сходные друг с другом, что их часто друг за друга принимают. И, как правило, у порока есть словно б множество крючков, с помощью которых он предоставляет тем страстям, что теснятся вкруг него, множество возможностей меж собой спутаться и переплестись; и как различные болезни тела по возникновенью и симптомам сходны меж собой, так же и душевные расстройства. Тот, кто процветает, равным образом даёт повод к огорчению и завистливым и ненавидящим; поэтому мы смотрим на благожелательность, которая собою представляет желание добра и процветания соседу, как на противоположность как зависти, так и ненависти [3], эти ж две последние представляются нам одинаковыми, так как их цель противоположна дружбе и любви. Но не столь их сходство делает едиными, сколь несходство делает различными. Потому–то мы намерены описать каждую из них в отдельности, начиная с их возникновения.
II Ненависть берёт начало в том мнении, что тот кого мы ненавидим — зло, если не для всех, то по крайней мере уж для нас [4]. Ведь те кто почитают себя несправедливо обиженными склонны ненавидеть того, кто эту несправедливость совершил; и даже те, кого мы полагаем вредными или пагубными даже и не для себя, а для других, вызывают у нас обыкновенно отвращение и ненависть [5]. Что ж до зависти, то у неё один предмет — счастье других [6]. Потому она делается беспредельной и как больной глаз [7] раздражается всем, что слишком ярко [8]. Ненависть же, со своей стороны, всегда ограничена предметом, на котором она сосредоточена.
III Во–вторых, предметом ненависти могут стать даже неразумные животные: некоторые люди ненавидят куниц, мух, жаб или змей. Так Германик [9] не выносил крика или вида петухов, а персидские маги убивали водяных крыс [10] и не только потому, что лично ненавидели их, но и потому, что считали, что они ненавистны божеству; потому же почти что все арабы и эфиопы ненавидят их. Зависть же имеет место только лишь между людьми.
IV Невозможно, чтобы зависть возникала меж животных [11], ведь они не имеют представления о счастии или несчастии другого, их не волнуют слава или же бесславие — вещи наиболее разжигающие зависть [12]. Ненависть же, взаимная враждебность [13] и если можно так сказать, жестокая война существует меж орлами и змеями [14], воронами и совами [15], синицами и щеглами; воистину. говорят даже, что кровь этих последних, когда они бывают убиты, не смешивается [16], если же её смешать, то она снова разделяется и течёт двумя разными потоками. Кроме того, вполне вероятно, что великая ненависть львов к петухам [17], а слонов к свиньям [18] возникает из–за страха; ведь чего боишься, то естественно и ненавидеть [19]. Таким–то образом, мы видим великое различие между ненавистью и завистью в том, что первая естественно присуща животным, ко второй же они вовсе не способны.
V Далее, зависть всегда несправедлива [20], ведь никто не может быть неправ в том, чтоб быть счастливым, а счастье — единственная причина зависти. Ненависть же часто справедлива, например в отношении тех кого мы называем «заслуживающими ненависти»; и мы осуждаем других, когда они их не избегают, сами же питаем к ним брезгливое отвращение. И отнюдь не слабый довод в нашу пользу тот, что многие признаются в ненависти, в зависти ж — никто. И самом деле, ненависть к злу — вещь несомненно нами одобряемая [21]; и когда иные хвалят Харилла, Ликургова племянника, который был царём Спарты, но при этом мягким и кротким человеком, то собеседники их восклицают: «Как вы можете считать Харилла хорошим человеком. если он не был суров даже с негодяями?» [22]. И в то время как Гомер весьма детален и подробен в описании Терситова телесного уродства, он крайне сжато выражается по поводу порочности его характера, только лишь заметив:
Враг Одиссея и злейший ещё ненавистник Пелида [23].
Ведь крайне низко ненавидеть лучших из людей. Что ж до зависти, то люди имеют обыкновение отрицать, что они завидуют [24]; и если вы заявите кому–то, что он кому–либо завидует, то он готов будет привести сколько угодно оправданий, скажет, что он злится на кого–то или даже ненавидит, маскируя зависть именем любой другой страсти и скрывая её как самую отвратительную душевную болезнь [25].
VI Далее, обе эти страсти, словно бы растения, должны питаться и взращиваться теми самыми корнями, от которых они произошли [26]. Следовательно, они усиливаются разными вещами. Ведь в то время как ненависть наша увеличивается с возрастанием порочности тех, кого мы ненавидим, зависть, напротив, возрастает с очевидными успехами в добродетели тех, кому завидуют. Это объясняет почему Фемистокл [27], когда был ещё молод, говорил. что не совершил ещё ничего замечательного, так как ему всё ещё никто не завидует [28]. Ведь как жучков более всего заводится в колосе, когда он уже поспел и в розах, когда они уже в полном цвету, так и зависть более всего устремлена на тех, кто в высшей степени в чём–либо искусен и кто более всего возвысился в доблести и славе. Более всего ненавидят крайних негодяев. Так афинянам до того отвратительны были обвинители Сократа, что они не давали им огня и воды, отказывались с ними разговаривать и приказывали рабам гнать их, словно осквернённых преступлением, так что эти сикофанты, более не в силах выносить давившую на них ненависть, все покончили жизнь самоубийством [29]. Но, однако, зависть часто гаснет в блеске беспримерного успеха [30]. Ведь никто не завидовал Александру или Киру, когда они достигли вершины их завоеваний и стали господами всего. Как солнце, когда оно достигает высшей точки и наиболее прямо шлёт свои лучи, совершенно не даёт или же даёт очень мало тени [31], так и те, кто находятся в зените славы изливают свет свой выше зависти, почти что всё затмевая блеском славы и зависть отступает, этим блеском побеждённая [32]. Ненависть, напротив, не побеждается величием и славой. Ведь хотя Александр не имел никого, кто б ему завидовал, но во множестве имел тех, кто ненавидел и от их вероломства он в конце концов и пал [33]. С другой стороны, несчастья прекращают зависть, но не враждебность и не ненависть. Никто не завидует терпящим бедствие, но многие остаются жестоки даже и к униженным врагам [34]. Верно ведь замечание некоего современного софиста [35], что завистливый легче всего склонен к состраданию. И величайшее несходство этих двух страстей состоит в том, что ненависть никогда не оставляет в покое ни счастливых, ни несчастных, в то время как зависть угасает, если предмет её либо слишком процветающ, либо слишком уж несчастен [36].
VII Это станет нам понятнее, если мы их сопоставим. Ведь мужи отказываются от вражды и ненависти либо когда видят, что им не сделали никакой несправедливости или когда убеждаются в том, что тот, кого они ненавидели как зло, человек хороший или, наконец, если соблазняются какой–то выгодой от этого. Ведь, как сказал Фукидид «оказанная под конец, но своевременно, услуга, будь она даже не столь значительной, может загладить и важную вину» [37]. Первое из этих условий зависти не уничтожает, ибо люди будут в этом пороке упорствовать, так как знают, что в отношении их не будет совершено никакой несправедливости [38]. Прочие же два её даже и усиливают; ведь завистники более кладут глаз на тех, кто пользуется репутацией человека добродетельного, чувствуя, что он обладает высшим благом — добродетелью; и даже если завистливый получает от удачливого выгоду, всё равно он от этого страдает [39], завидуя ему как за желание, так и за его осуществление. Ведь желание проистекает из добродетели, а осуществление — из удачливости; и то и другое — благо. Таким образом ненависть — чувство совершенно отличное от зависти, ведь мы видим: то, что умиротворяет первую, возбуждает и обостряет вторую.
VIII А теперь возьмём желание каждой из этих двух страстей и исследуем его. Цель ненавидящего — зло [40] и смысл ненависти следующий: это некоторое предрасположение и желание [41] выждать удобного случая, чтобы причинить ненавидимому зло [42]. В зависти же всё это отсутствует. У завистливых ведь бывает множество друзей и родственников [43], коих они вовсе не желали бы видеть погибшими или же страдающими от несчастий [44], хоть бы их удачливость и доставляла им страдания; и в то время как с одной стороны они стремятся, если могут, умалить их славу и известность, но с другой, не стремятся причинить непоправимых бедствий, но как в случае с домом, возвышающимся над их собственным довольствуются тем, что разрушают ту его часть, что бросает на него тень [45].


[1] Т. е зависть. Одно из мест, где слово «зависть» опущено (см. введение).
[2] Аристотель называет зависть и ненависть страстями: Eth. Nic., II, 5, 2 (1105 b21-23).
[3] Cp. Aristotle, Eth. Nic., VIII, 2, 3 (1155b31-32); VIII, 6, 1 (1158a7-8); IX, 5, 3 (1167a8-9); Andronicus (von Arnim, SVF, III, fr. 432, p. 105).
[4] Cp. Aristotle, Rhetoric., II, 4, 31 (1382 a4-7).
[5] Cp. Aristotle, Rhetoric, II, 1, 4 (1378 a1-3).
[6] Cp. Moralia, 39e; Aristotle, Eth. Nic., II, 7, 15 (1108 b3-5); Cic. De Oratore, II, 52 (210); Cic. Tusc. Disp., IV, 7 (16) = von Arnim, SVF, III, fr. 415, p. 101 : «Зависть — это скорбь, которую ощущают по поводу благополучия другого, которое ничем не вредит завистнику» (ср. Aristotle, Rhetoric, II, 9, 3, 1386 b20-25); Magna Moralia, I, 27, 2 (1192 b24-26).
[7] Cp. Philioemus, περι κακων, Liber Decimus, col. XII, 15 (ed . Jensen).
[8] Cp. Nauck, TGF, Adespota, 547, 12 (p. 947).
[9] Cp. Olympiodorus, In Plat. Phaedon. Comm., p. 156, 26f (ed. Norvin).
[10] Сp. Moralia, 369f; 670 b; Bidez J, Cumont F. Les Mages helleniques, Paris, 1938, Vol. II, p. 75, note 11. Какое именно животное здесь имеется в виду — неясно. О попытках его идентифицировать см. Sir D‘Arcy W. Thompson A Glossary of Greek Fishes, pp. 166-168; E. X. Уормингтон полагает, что это была водяная землеройка, или водяная крыса или и то и другое.
[11] Но ср. Moralia, 961d.
[12] Cp. Cic., De Oratore, II, 51 (208).
[13] О дружбе между животными см. Aristotle, Eth. Nic., VIII, 1, 3 (1155 a18f) et Eudemian Ethics, VII, 2, 17 (1236b6-10) et VII, 2, 53 (1238 a32f).
[14] См. Aristotle, Hist. Anim., IX, 1, 10 (609a4).
[15] Ibid (609a8); Atlian, Nat. Animal, V, 48.
[16] Cp. Aristotle, Hist. Anim., IX, 1, 22 (610 a6-8); Aelian, Nat. Anim., X, 32; Pliny, N. H ., X, 74 (205); Antigonus, Mir., chap. 114.
[17] См. Moralia 981e; Lucretius, IV, 710-713; Pliny, N. H, VIII, 19 (52); X, 21 (47); Sextus Empiricus, Pyrrh. Hyp., I, 58; Aelian, Nat. Anim., III, 31; VI, 22; VIII, 28; XIV, 9; pseudo-Alexander Aphrodisiensis, Probl., I, (p.4, 22f ed. Ideler); Ambrose, Hexaem., VI, 4 (26); Geoponica, II, 42, 3; XV, 1, 9; Aristophanes, Hist. Animal. Epit., II, 155 (p. 75, 5 ed. Lambros).
[18] Cм. Moralia, 981e; Seneca, De Ira, II, 11; Pliny, N. H, VIII, 9 (27); Aelian, Nat. Anim., I, 38; VIII, 28; XVI, 36; Horapollo, II, 86; Polyaenus, IV, 6, 3; Georgius Pisides, Hexaem., 963f; Aristophanes, Hist. Anim., Epit., II, 106-107 (p. 60, 20-22, ed. Lambros); Suidas s.v κεκραγμον.
[19] Cp. Stobaeus, Anth., IV, 7, 20 (p. 254, 3 ed. Hense).
[20] Cp. Plato, Philebus, 49d1; Eudemian Ethics, III, 7, 12 (1234a30); Nauck, TGF, Adespota, 532 et Hippothoon, fr.2 (ibid. p. 827).
[21] Cp. Moralia, 451d-e et [Aristotle], De Virt et Vit., 1250b23f.
[22] Cp. Moralia, 55e; 218b; 452d; Lycurgus, V, 9 (42d).
[23] Il., II, 220; цит. также в Moralia, 30a.
[24] Cp. Arrian, Epict., II, 21, 3.
[25] Cp. Basil., De Invidia, 92a.
[26] Cp. Aristotle, Eth. Nic., II, 2, 8 (1104a27f).
[27] О Фемистокле см. пр. 67 к трактату «Как осознать свои успехи в добродетели».
[28] Ср. Hippasos, fr.6 (Diels et Kranz, Frag. d. Vorsokratiker, I, p. 109 ); Kock, Com. Att. Frag., Adespota, 385.
[29] Противоречивые рассказы о судьбе Анита и Мелета см: Diog. Laert., II, 43; VI, 9-10; Diodorus, XIV, 37, 7; Themistius, Or. XX (239). Рассказ Плутарха иллюстрирует тезис Аристотеля (Eth. Nic., IX, 4, 8, 1166b11-13): «А те, кто много совершили ужасных поступков и ненавистны за порочность, бегут из жизни и убивают себя».
[30] Cp. Aristotle, Rhetoric., II, 10, 5 (1388a 11f).
[31] О зависти как тени славы см. Stobaeus, Anth., III, 38, 35 (p. 715, 15-18 Hense).
[32] Cp. Plut., fr. XXIII, 2 Bernardakis.
[33] Cp. Plut., Alex., LXX, 7 (707a).
[34] Cp. Aristotle, Rhetoric, II, 4, 31 (1382a14).
[35] О ком здесь идёт речь — неизвестно.
[36] Cp. Aristotle, Rhetoric, II, 10, 5 (1388a11f).
[37] I, 42, 3.
[38] Cp. Aristotle, Rhetoric., II, 9, 3(1386 b20-25) et. Cic., Tusc. Disp. IV, 8 (17).
[39] Cp. Basil., De Invidia, 93c.
[40] Cp. Moralia, 87b ; Aristotle, Rhetoric, II, 4, 31 (1382a8); Diog. Laert., VII, 113 (von Arnim, SVF, III, 396, p. 96).
[41] Ср. Аристотель о дружбе: Eth. Nic., VIII, 5, 4 (1157b 29-31); Eudemian Ethics, VII, 2, 35 (1237a 33f).
[42] О выжидании удобного случая. чтобы причинить ненавидимому зло см.: Aristotle, Rhetoric., II, 5, 8 (1382b 10f) и стоическое определение κοτος (von Arnim, SVF, III, fr. 395, 397, 398, pp. 96, 17 et 42;97, 25f) с которым сравни χολος у Гомера (Il., I, 81-83).
[43] О друзьях как предмете зависти см. Plato, Philebus, 48b11; 49d6; 50a2-3; Definitions, 416, 13; Xen., Mem., III, 9, 8.
[44] Cp. Aristotle, Rhetoric., II, 4, 31 (1382a15).
[45] Cp. Xen., Mem., III, 9, 8 и определение Хрисиппом зависти (Moralia, 1046 b-c).