Лишь в третьем веке до Р. Х. стало показываться в бедных хижинах, окружавших холм Капитолия, более или менее значительное богатство, которое, беспрерывно увеличиваясь в последующие века, наносило удар за ударом скромным нравам этого воинственного земледельческого народа, пока не расшатало их окончательно. Катон римский и римские историки нарисовали картину этой героической эпохи, преисполненной скромности и добродетели, когда не было места ни для роскоши, ни для лени; когда понятия хороший земледелец и зажиточный человек были синонимами и служили высшей похвалой, которую можно было произнести по чьему–нибудь адресу. Все, что имело тенденцию смягчить суровую и подчас давящую семейную обстановку, называлось изнеженностью, а всякий успех в цивилизации назывался роскошью. Потребности были ограничены; они в большинстве случаев удовлетворялись трудом домочадцев и некоторыми произведениями промышленности, приобретаемыми у этрусков и других соседних народов, которые приезжали на ярмарки в Лациум. Хотя Рим уже пережил эпоху натурального хозяйства, и хотя нормы jus commercii исходили из обмена товарами, тем не менее обмен не был широко распространенным явлением и деньги, как орудие обмена, не находили широкого применения. За деньги продавали мало; они служили или для уплаты разницы в стоимости произведений природы, бывших объектами купли продажи, или для розничной торговли, короче — деньги служили орудием для сравнения стоимости товаров, обмениваемых непосредственно друг на друга.
Денежное обращение было очень ограничено и не было больших накопленных богатств, которые обслуживали бы производство.
Эту слабую потребность в деньгах вполне удовлетворяли бывшие тогда в употреблении тяжеловесные монеты, которые так трудно было перевозить, что при уплате более или менее крупной суммы нужно было прибегать к помощи телеги (Liv., IV, 60). Семьи держали деньги в небольшом количестве у себя дома или у так называемых аргентарий, как запас для закупки необходимых предметов потребления, не производимых у себя в хозяйстве. Богатство заключалось в стадах, в капитале, который не может увеличиваться до бесконечности и который подвержен гибели и ценность которого изменяется.
Еще тогда, когда римляне впервые вступили на арену истории, они представляли общину в экономическом, социальном и политическом отношениях: в ее пределах имел место обмен, правда, в ограниченных размерах, равным образом совершались кредитные сделки, показывающие, что еще очень рано под влиянием соседских отношений возникла идея кредита. Некоторые факты, относящиеся к еще более раннему времени, разрушают стройность разных исторических построений, стремящихся нарисовать картину постепенного развития хозяйственного быта народов. Само образование государства показывает, что квириты, будучи еще исключительно земледельцами, давно вышли из той стадии развития, когда народы ограничиваются изолированным производством и когда каждая семья сама потребляет все те предметы, которые при помощи труда своих членов она извлекает непосредственно из природы, которым она дает иное назначение лишь в виде исключения.
Элементами, из которых сложилось римское государство — являются примитивные союзы семейств: их объединение, вызванное потребностью в защите, привело к ряду последствий,· имевших экономический характер; хотя внутри городских стен группы семей и сохранили полную самостоятельность, тем не менее они считали необходимым или полезным вступить во временные соглашения или учреждать ассоциации, имеющие длительный характер, не только для оказаний взаимных услуг, но и для обмена продуктами.
Их хозяйственная деятельность охватывала таким образом как самые производства товаров, так и обмен.
Последний происходил на ярмарках, имевших место каждые девять дней: на этих ярмарках ремесленник и земледелец сходились для взаимного обмена своими произведениями. Земледельцы покупали то, чего сами не могли производить: косы, плуги, земледельческие орудия и драгоценности для своих жен, а ремесленники получали в обмен масло, вино, хлеб, шерсть. Обыкновенно эти вещи переводили непосредственно от производителя к потребителю. В то же время эти сделки по самой природе вещей были ничтожны и редки, так как трудно предполагать, чтобы два югера земли оставляли в домашнем хозяйстве излишки для обмена.
Торговые сношения с соседними общинами были редки и то разве только с общинами Лациума. Существовал спрос на некоторые специальные изделия на ярмарках, происходивших возле храмов: у храма богини Феронии в Этрурии, у храма Fregelles в стране вольсков, или в самом Риме возле храма Дианы на Авентинском холме.
Между отдельными хозяйствами происходил не только обмен в виде постоянного или периодически повторяющегося явления; между ними, как отмечалось уже, с более отдаленных времен наблюдается известное разделение труда, т. — е. различие в занятиях.
Существовали классы с определенными родами занятий. Эта дифференциация в экономической деятельности нашла свое отражение в подразделении триб — на городские и сельские, и выразилась в существовании класса свободных ремесленников: кожевенников, суконщиков, красильщиков, вязальщиков и проч. Хотя эти профессии были немногочисленны, и находились лишь в зачаточном состоянии, а деятельность их не была сложной, тем не менее существование этих профессий доказывает, что отдельные изолированные хозяйства не были в силах производить и изготовлять все необходимое для жизни; что вследствие этого они вынуждены были прибегать к помощи других хозяйств, обмениваясь с ними или предметами или услугами. Следовательно, римское общество еще в весьма отдаленные времена было разделено на классы, выполнявшие, с различными функциями, и производившие на основе разделения труда, ценности для обмена, т. — е. ценности, которые они передавали другим, получая взамен соответствующие ценности или деньги.
По мере того, как Рим одерживал одну победу за другой в Италии, этот обмен с течением времени стал значительно больше; одновременно расширилось также поле деятельности отдельных профессий, но первоначальный характер домашнего хозяйства от этого ничуть не изменился жизнь по прежнему была настолько проста, что даже ограниченное количество предметов удовлетворяло потребность, причем купленные вещи превращались в родовое имущество и переходили от отца к сыну, и могли быть отчуждаемы лишь с соблюдением торжественных формальностей. Самые сильные семейные группы не нуждались в посторонней помощи и прибегали к ней лишь в случаях крайней необходимости: желание жить независимо соединенное с бережливостью и скупостью является особенно характерным для семей, живших в селах.
Идеал domus'а заключался в том, чтоб обойтись собственными средствами и удовлетворить потребность всех его членов.
Женщины и девушки вместе с рабынями пряли, ткали, стряпали, мололи хлеб и приготовляли традиционный пирог; мужчины же с помощью рабов и клиентов выполняли остальную работу. В состав наиболее крупных хозяйств входило также небольшое число рабов: их сила употреблялась наравне с силой прочих членов фамилии на общеполезную работу. Это было время мягкого, почти патриархального рабства; рабы состояли в большей части из лиц, родившихся в доме.
Отношения между рабами и господами были еще настолько просты, что обе стороны не чувствовали себя людьми различной расы. Благодаря труду рабов, каждое хозяйство сохраняло в значительной степени свою независимость от других хозяйств; в то же время усиливается стремление прибегать к обмену и приобретать вещи, произведенные в Риме или привезенные по великому речному пути. Ряд фактов подтверждает то обстоятельство, что производство из материала заказчика и производство на рынок в эпоху XII таблиц уже не носит характера случайного подсобного занятия, напротив, некоторые отрасли производства, несмотря на весьма низкий уровень техники, превратились в постоянное и главное занятие. Людей различали по профессии, по ремеслу. Существовали профессионалы ремесленники, которые в свою очередь делились на особые группы, как напр., специалисты по металлу, по дереву; ремесло было прибыльным занятием.
Существовала также торговля. Благоприятное положение Рима у устья Тибра, недалеко от моря, быстро превратило его в рынок, и притом крупный рынок, для населения соседних деревень и для общин Лациума, населенных крестьянами, которые вели довольно примитивное существование. Латинские народы, как и вообще все италики, занимались исключительно земледелием; город же их снабжал, путем натурального обмена, лишь некоторыми предметами обрабатывающей промышленности, преимущественно изделиями из железа, но которые можно было найти только в городе. Они могли предложить много хлеба и много скота, но у них было мало денег: их закупки не могли быть крупными; это, впрочем, относится ко всем земледельческим народам, которые являются очень плохими покупателями. Вот почему Рим, будучи окружен территорией, громадной по своей величине, но населенной чисто–земледельческим населением, не превратился в торговый рынок, как Карфаген или Коринф, или промышленный центр, как Александрия, но остался Латинской общиной преимущественно земледельческого характера. Спрос на предметы обрабатывающей промышленности был не настолько велик, чтобы послужить причиной возникновения многочисленного класса рабочих и купцов. И так торговля, конечно, существовала, но ее размеры были ограничены, сильного и независимого купечества не было.
Все, что не являлось предметом мелочной или разносной торговли, находилось в руках патрициев, т. — е. глав наиболее сильных сельски:· хозяйств, наиболее видных домов, которые, пользуясь трудом своих рабов, изготовляли и перерабатывали в своих домашних мастерских произведения своей собственной земли; они производили их для продажи, а то, чего им не хватало, покупали на других рынках. Это были те же домашние группы, не потерявшие свойственного им характера и не изменившие своего внутреннего строя; они прибавили к своим прежним занятиям лишь новые функции и усовершенствовали свою экономическую организацию. Отцы семейств, стоящие во главе домашних хозяйств, нашли, что излишки в хозяйстве могут получить полезное назначение — обмен; что свободные руки могут получить занятия и что могут возникнуть новые источники обогащения. Таким образом они сосредоточили в своих руках некоторые отрасли промышленности и торговли или, по меньшей мере, помешали развитию специальных органов для достижения тех или иных экономических целей.
Все вращалось около дома (domus), вокруг него сосредоточивалась вся экономическая жизнь. Вот почему в древне–латинском языке, как и во всех средне–италнйских языках, слово дом (domus) имело гораздо более широкий смысл; у них оно обозначало: племя, храм, семейство, мастерская, собственность. Однако, эти домашние хозяйства не могли накопить более или менее значительного денежного богатства, так как в Риме не было еще настоящего товарного оборота. Все, что фамилии наживали в торговле, не шло на дальнейшее производство, т. — е. не превращалось в капитал; деньги преимущественно хранили в семейном сундуке, наблюдение же за его целостью поручалось особому рабу, или для большей безопасности деньги отдавались на хранение банкирам, которые употребляли эти деньги согласно полученным указаниям, или возвращали в том виде, как они были получены. Эти деньги также служили для займов, к которым по мере надобности прибегали друг к другу хозяйства или для некоторых ростовщических операций. Займы были беспроцентными; они совершались между соседями, право их совершенно не регулировало; они совершались без соблюдения
каких бы то ни было формальностей и, вследствие этого, не пользовались никакой защитой со стороны государства, им охраной служила fides, полное доверие, бывшее традиционным у арийцев. Уплата предоставлялась честности должника.
Другой вид займа заключался в страшном nexum’е, которому государство оказывало самую решительную поддержку; неисправный должник мог быть обращен в рабство и таким образом отработать свой долг; этим хозяйства фамилии увеличивали свои производительные силы скорее для совершения более многочисленных меновых сделок в дальнейшем, чем для создания нового ростовщического капитала.
Новейшие исследования выяснили природу этого nexun’а: это было такого рода обязательство, при котором обеспечением являлся сам должник и в случае неуплаты мог быть продан в рабство. Все это дает нам основание полагать, что эта форма обязательства существовала только для займов натурой, выдачи земледельцу вперед хлеба и, следовательно, применялось, лишь по отношению к сельскому населению деревень, и плебеям, у которых, кроме своих собственных рук, не было никакой собственности, но которые могли освободиться от своих долгов отработками. Это делает для нас понятным также существование очень высоких процентов по этим долгам, процентов, которые равнялись двойному окладу долга. Таким образом, соседи и друзья делали друг другу беспроцентные займы, они заключались между людьми платежеспособными и принадлежащими к высшим классам населения, которые питали друг к другу полное доверие и с уважением относились к данному слову, к boni mores. Фамильные традиции имели больше силы, чем закон. У молодых народов страх перед общественным мнением, желание сохранить уважение со стороны граждан гарантирует в достаточной степени соблюдение договоров. Правда, общий уровень нравственности был ниже, чем у нас, тем не менее, особые условия жизни заставляли относиться к обещаниям с большим уважением.
Договоры заключались в тесном кругу лиц, связанных узами соседства или родства; эти люди соприкасались постоянно друг с другом, всегда оказывали друг другу услуги и никогда им не пришло бы в голову, обратиться с чем–нибудь подобным к чужестранцам, к людям других групп, не исповедывавших той же религии и не имевших общих с ними интересов. Катон поучал: «живи в мире с своими соседями. Если ты вздумаешь строиться, они своими материалами придут тебе на помощь». Обычным явлением было, что фамилии оказывали друг другу помощь, одалживая безвозмездно деньги, орудия, съестные припасы с тем, чтобы вернуть долг, когда представится возможность. Заем входил в число услуг, которые оказывали друг другу соседи, и долгое время не имел юридической силы; форма, придававшая законную силу займу, если бы был заключен в деньгах, была введена законом Silia, уже после законов XII Таблиц. До того времени заем считался дружеской услугой и был беспроцентен: кредитор не имел никаких прав, уплата долга всецело зависела от добропорядочности должника. Самый древний документ, в котором заем рассматривался, как юридическая сделка, относится к 198 г. до Р. Х.
Рядом с этими беспроцентными займами мы находим еще ростовщические сделки, заключаемые с низшими классами населения; в них проявлялась такая алчность и жестокость, которую римляне позволяли себе лишь по отношению к врагам. Это был хлеб, данный в займы солдату, который не мог заниматься земледелием, или плебею, впавшему в бедность; долг подлежал погашению со времени жатвы с надбавкой в виде процентов по стольку–то в месяц. Если же жатвы не хватало, то неисправного должника ожидало рабство, принудительный труд в доме заимодавца.
Неумолимая рука ростовщика была направлена против низших классов населения, которые были иного происхождения и держались иных традиций и среди которых взыскания nesum'а возбуждало ненависть и жажду мщения. Уже в то время вырисовывается то, что послужило основной причиной социальной борьбы в Риме: с одной стороны патриции, желающие оградить свободу для процентов, а с другой плебеи, которые предлагают законы против процентов и для освобождения себя от долгов, требуют введения великого юбилейного года, бывшего объектом стремлений неимущих классов населения античного мира.
Между этими двумя крайностями, между беспроцентными и ростовщическими займами не было места для регулярных кредитных сделок, для займов, заключенных в производственных целях. Деньги служившие для пополнил кое–каких недохваток в частных хозяйствах, употреблялись либо для торговых целей, либо для получения процентов, для беспроцентных займов людям уважаемым или для процентных займов орудием господства и эксплуатации низших классов; предпочтительнее обращались к займам натурой. На низших ступенях экономического строя долги делаются не для производства, а для потребления. Помогать родственникам или членам своего класса это обязанность, и эта обязанность, не может служить источником для спекуляций. Так как идея солидарности между классами отсутствует, то можно пользоваться затруднительным положением низших классов и требовать процентов. Организация промышленности не допускала существования лиц, склонных купить право пользования чужим капиталом, т. — е. небольших денежных запасов, чтобы их поместить в производство. Отсюда медленный темп накопления. Глава семейства мог накоплять лишь такое количество капиталов, которое создавалось благодаря совместному труду детей, рабов, клиентов и должников.
В заключение можно сказать, что Рим в течение долгого исторического периода находился в одинаковых экономических условиях с частями Италии, лежавшими в глубине страны, другими словами, отдельные домашние хозяйства вполне удовлетворяли потребности населения, а возможные недохватки они подняли при помощи труда свободного ремесленника и при помощи обмена, который касался лишь поверхности хозяйственной жизни и не затрагивал самостоятельности отдельных хозяйств; хотя последние и потеряли свой первоначальный почти замкнутый характер, они все же были достаточно крупных размеров, чтобы вполне удовлетворить наиболее настоятельные потребности хозяйствующей группы. Чтобы их сохранить, нужна была система. суровых законов и общественный надзор за частной нравственностью, но, главным образом, относительная бедность, которую называли бережливостью, умеренностью, а также земледельческий быт. Земледелие — вот единственное занятие, достойное свободного и порядочного Человека; другие отрасли труда не пользовались уважением, а в особенности процентные займы, которые Катон приравнивал к человекоубийству. Земледельцы — вот истинно полезные для общества классы населения и производители богатств. Отсюда любовь к земле и к родине, отсюда чувство тесной связи, объединявшее членов общины против внешних врагов, отсюда берут начало ограниченность кругозора, эгоизм, консерватизм, уважение к традициям, практицизм, отсюда же суровая, почти неумолимая логика, лишенная всякой сентиментальности, мысль занятая только заботами о текущих нуждах: вот психология римлян, которую они сохранили в истории и которой они обязаны своему удивительному могуществу,