Глава Первая. О роскоши и похоти

Внесу в мое сочинение и о приятном зле, то есть роскоши, которую винить удобнее, нежели убегать оной. И то сделаю не для того, чтоб говоря о ней какую–либо честь ей делать, но чтоб роскошные познав самих себя могли прийти в раскаяние. Присоединю к ней и похоть; потому что и она от тех же начал пороков происходит, и не буду их разделять ни в укоризне, ни в исправлении, которые соединены между собою сугубым заблуждением мысли.
1) К. Сергий Ората первый вздумал сделать висячие бани: которые издержки с начала будучи не столь велики, но напоследок до того простирались, что только не целые моря теплой воды висячими стали делать.
Он же, чтоб довольство его не от морей зависело, выдумал для себя моря собственные, удерживая морские волны в местах особенных, и разные роды рыб из моря заносимых плотинами запирая, чтоб никакая жестокая морская погода не могла воспрепятствовать иметь ему великолепного стола из различных кушаньев состоящего. Строением также обширным и высоким занял, бывшее до того времени праздным, отверстие Лукринского озера, чтоб довольствоваться свежими устерсами. Но как он на откупе бывшего того озера захватал много, то Конфидий откупщика оного на суд его позвал; в котором Красс бывшей против его от Конфидия стряпчим, сказал: Что приятель его Конфидий в том ошибается, думая, что Ората не будет иметь устерс, когда он отдалит его от озера: потому что хотя ему из него брать и возбранено было, но он сыщет их и в своем доме.
2) Ему бы надлежало отдать лучше вместо сына, нежели оставишь по себе наследником имения Есопу Трагику своего сына, которой был не только человек пропащей, но беспутно роскошен. О нем объявляют, что он пением прекрасных птиц предорогою покупая ценою, ел вместо самых нежных вкусом, и растворяя в уксусе драгоценный жемчуг обливал их обыкновенно; желая превеликого своего наследства, как бы несносного какого бремени лишиться. Из сих одному старику, а другому молодому человеку премногие в том последуя еще роскошнее сделались. Особливо что никакой порок там не оканчивается, где возымел свое начало. Се одной стороны от берегов Океана отделенные рыбы, с другой безмерное в столах великолепие имение истощили. И деньги изобрели роскошь и в ествах и питьях.
3) Гражданству же нашему конец второй войны Пунической и побеждение Филиппа Царя Македонского подали случай к роскошной жизни. В которое время знатные женщины осмелились приступ сделать к дому Брутов не допускавших отменить закона Оппиева, который женщины уничтожить хотели. Потому что оным возбранялось женскому полу носить разноцветное платье и золота иметь более полуунца. Также ближе тысячи шагов от города парою ездить, разве для жертвоприношения. И сделали, что законе Оппиев, наблюдаемый целые двадцать лет непрерывно, отменен был. Ибо не предвидели мужья того времени, к каким уборам клонилось то необыкновенного сборища домогательство, и сколь далеко пустится истребительница законов дерзость. Ежели бы они приготовления женских предприятии могли видеть, которые каждый день новыми выдумками своими расходы умножали, то бы в самом начале стремительно входившей роскоши воспротивились.
4) Но что я говорю о женщинах? которых и слабость смысла и свобода от дел трудных заставляют все свое старание употреблять на выдумки время от времени прелестнейших уборов, когда в прежние времена знатные родом и славные делами мужи в сей порок древним неизвестный впадали; что пусть докажут самые попреки оных.
Кн Домиций Л. Красса своего товарища по случаю произшедшей между ими ссоры попрекнул тем, что он на крыльце своем имеет столбы Иметские. Красс тогда же спросил Домиция: Чего его самого дом стоит? А как он ответствовал, шестисот сестерциев, тогда Красс: Следовательно, сколько ж он будет дешевле, ежели я из него десять бревнышек вырублю? На то ответствовал Домиций: Трехсот Сестерциев уже тогда стоить будет. Тогда Красс: Итак кто роскошнее? Я ли, что десять столбов купил за сто тысяч, или ты, что десять бревешек ценишь в триста сестерциев? Сей их разговор показывал, что они забыли Пиррга, не памятовали и о Аннибале, но обогатясь уже в заморских походах, о том и знать не хотели. Однако несколько еще тогда было меньше великолепия в строении и рощах, нежели в последующие времена. Потому что они начатое собою щегольство потомкам оставить, нежели принятое от предков довольство малым содержать лучше хотели.
5) Ибо чего хотел тогда первый человек своего времени Метелл Пий? когда позволял хозяевам встречать себя с изготовленными жертвенниками и фимиамом, когда с веселием взирал на украшенные стены Атталическими обоями, когда между богатыми столами допускал метать игры, когда в одежде, на которой были изображены пальмы, торжествовал банкеты, и спускаемые сверху венцы златые, как бы с небес принимал на свою голову. Где же все сие делалось? Не в Греции, ниже в Асии, которых роскошь самую жестокость в состоянии бы были привести в бессилие: но в свирепой и военной провинции; когда особливо наижесточайший неприятель Серторий взор Римских войск устрашал Луситанским ополчением. Конечно у него вышел из памяти Нумидийский поход отца его. И так видно, как то скоро роскошь от других к нам приходит. Ибо которой в молодых своих летах видел старинные обыкновения, тот под старость новые принял.
6) Особливо же похоть Катилины была беззаконна. Потому что он ослеплен будучи безумною любовью Аврелии Орестиллы, и видя одно препятствие к сочетанию своему с оной, что имел одного сына, а притом уже лет совершенных, отравил его ядом, и немедленно после погребения его женился. А вместо подарков новобрачной своей принес сиротство свое в лишении сына. Потом когда он вел себя равно гражданином, как и отцом, то как за беззаконное убийство своего сына, так и за злоумышление против отечества достойное получил наказание.
Внешние
1) Роскошь Кампанцев весьма было полезна для нашего гражданства. Ибо она уловоив непобедимого оружием Аннибала своими прелестями, дала победить оного римскому войску. Она весьма бодрого полководца и наисильнейшее войско богатыми столами и изобильным вином, приятностью запаха благовоний, и употреблением прелестнейшим похоти ко сну и забавам обратила. И тогда–то зверство Пуническое совсем смягчилось и истребилось, когда досталось ему иметь в Сепласии и Албании свой лагерь. И так что сих пороков может быть гнуснее и что бедственнее! от которых храбрость умаляется, победы от слабости теряются, помраченная слава в бесчестие обращается, и как душевные, так и телесные силы сокрушаются. Так, что знать не можно, неприятелям ли или оным опаснее в плен попасться.
2) Оные также и Волсиниенцам причиною были великих и бесчестных поражений. Их город был изобилен, имел хорошие нравы и законы и за главу почитался Етрурии. Но как впал в роскошь, то всяким обидам и бесчестиям подверг себя, и должен был повиноваться весьма надменной присвоенной от рабов своих власти, Из которых сперва несколько человек отважились вступить в чин Сенаторский, вскоре потом всею республикою овладели. Они духовные писать приказывали, как им хотелось; запрещали благородным иметь сходбища и банкеты; дочерей господ своих за себя брали. Напоследок законом установили, чтоб блудодеяния их со вдовами равно и замужними женами от всякого наказания были свободны. Также, чтоб ни какая девица за благородного не могла выйти замуж, пока прежде кто из них не растлит её девства.
3) Ксеркс тщеславием своих Царских сокровищ до такой дошел роскоши, что указом определил тому награждение, кто сыщет новый какой–либо род сладострастия. Но когда он забавами безмерно пленялся, тогда величайшего его воспоследовало падение Царства.
4) Антиох также Царь Сирийский был ни чем его не воздержнее. Которого слепой и безумной роскоши следуя войско, от большей части золотыми гвоздями подбивало обувь, серебряную посуду употребляло для варенья и палатки свои шитыми обоями украшало. Все ж сие служило не к удержанию храброго неприятеля, но большим побуждением оному к снисканию желаемой добычи.
5) Птоломей же Царь Египетский жил день от дня умножая свои пороки, по чему и проименован был Фисконом: которого непотребства что может быть непотребнее? Он принудил большую сестру свою бывшую в замужетве за общим их братом, за себя выйти. Потом изнасиловав дочь её, отпустил оную, чтоб беспрепятственно мог с девицею вступить в супружество.
6) И так каковы Цари были, таков и народ Египетский: которой под предводительством Архелая против А. Габиния вышед из города, как приказано ему было около своего лагеря ров и вал делать, закричал единогласно: Что та работа исправляема должна быть наймом из народной суммы. Чего ради обессилевшие от забав Египтяне не могли сделать храброму нашему войску отпора.
7) Но еще слабее их были Кипряне: которые спокойно взирали, что Царицы по их женам наподобие ступеней положенных, чтоб тем пройти мягче, всходили в колесницы. Ибо мужам, ежели только они были мужи, лучше лишиться жизни надлежало, нежели повиноваться толь нежной власти.

Глава Вторая. О лютости

Прежнее общество пороков имеет лицо приманчивое, глаза ищущие новых удовольствий, и умножением нежных уборов по различным прелестям летающие мысли. Лютости же вид ужасный, взор свирепый, дух насильственный, голос страшный, уста исполненные угроз и кровожаждущих повелений: о которой ежели молчать будем, то тем самим дадим ей умножиться более. Особливо что может ли она положить себе меру, когда и самые ругательства удержать ее не сильны? Словом, как от нее зависит, чтоб другие ее боялись, так от нас, чтоб ее ненавидеть.
1) Л. Сулла, которого ни выхвалить ни выругать достойно ни кто не может, потому что когда он побед ищет, то Сципионом себя римскому народу, а когда лютость свою производит, то Аннибалом представляет. Ибо он отменным мужеством своим защитив права благородства, бесчеловечно по всему городу и всем частям Италии пустил реки гражданской крови. Четыре легиона стороны противной, которые ему отдались с соблюдением себе жизни, в общенародной деревне [стоявшей на Марсовом поле] при всем том, что они пощады у сего вероломца просили, Казнить приказал. Которых плачевные жалобы в трепетавшем тогда от ужаса городе слышимы были, а истерзанные тела оных Тибр не могши поднять толикого бремени, кровавыми водами везти принужден был. Пять Тысяч Пренестинян обнадеженных от П. Цетега в сохранении своей жизни и тем выманенных из своих укреплений, как они бросив оружие ниц пали на землю, приказал лишить жизни, и тогда же раскидать по полям тела их. Четыре тысячи семьсот человек по объявлении бесчеловечной ссылки умертвив вписал имена оных в народные таблицы, дабы память толь преславного дела не погибла. Но не довольствуясь оказанием лютости над теми, которые против оного вооружались, спокойных граждан для великого их богатства выискав чрез именователя приложил их к числу назначенных в ссылки. Против жен также обнажал меч свой, как бы ненасытясь мужей убийством. И то было ненасытного его зверства знаком, что он отрубленные несчастных головы, почти живое лицо и дыхание имеющие пред себя приносить приказывал, чтоб глазами, когда ртом не можно поглотить оные. Наконец сколь поступил бесчеловечно с М. Марием Претором! которого при всем народе доведши до того места, где погребался род Лутациев, не прежде лишил жизни, как глаза несчастному выколол, и все переломал члены: о чем я повествуя, кажется что едва сам тому могу верить. Но Сулла М. Плетория за то, что он при казни Мариевой пал без дыхания, тогда же лишил жизни. Новый наказатель сожаления, у которого смотреть с негодованием на беззаконие почиталось беззаконием. По меньшей мере оставил он в покое тени мертвых? Никак. Ибо К. Мария, которому хотя после сделался неприятелем, однако некогда был при нем Квестором, выкопав пепел в Аниен реку бросил. Вот какими делами он думал снискать проименование Счастливого.
2) Однако ненависть его лютости уменьшает К. Марий. Потому что и он от безмерного желания гнать своих неприятелей, поступил в гневе своем беззаконно, Л. Цесаря бывшего Консула и Ценсора благороднейшее тело подлым свирепством терзая, а притом близ мятежнейшего и не годнейшего человека гроба. Ибо того только зла к совершенному бедствию республики тогда недоставало, чтоб Цесарь для Вария очистительною был жертвою. Почти победы его того не стояли: о которых он забыв более заслужил ненависти внутрь отечества, нежели похвалы в своих походах. Он же отрубленную голову М. Антония, веселым видом во время стола с мыслями и словами весьма надменными держал несколько времени, и допустил столу священному быть осквернену кровью презнаменитого гражданина и Оратора. А притом и П. Анния, которой принес ту, имевшего на себе свежие знаки убийства допустил до оного.
3) Дамасипп ничего не имел славного, как что поступал неистово, а потому о нем свободнее с обличением и упоминается. По его приказанию первейших граждан головы смешаны были с жертвенными головами; и Карбона Арвины безглавой труп ко кресту пригвожденный носим был. Так что имя беззаконнейшего человека власть Преторская много, или величество республики и не могло тогда ни мало.
4) Мунаций также Флакк более был Помпеевой стороны лютый нежели похвальный защитник. Как Цесарь сам предводительствуя войском в Испании заключив в стенах Аттегуенских держал оного в осаде, тогда Мунаций зверскую свою лютость наибезчеловечным родом ярости оказывал. Ибо он всех тех жителей города, которые несколько склонны были к стороне Цесаревой, лишая жизни со стен стремглав бросал. Жен также по имени тех мужей выкликая, которые в лагере противной стороны находились, чтоб они на убийство их смотрели, умерщвлял и детей положа на матерния груди: младенцев иных в виду родителей убивал о землю, а других бросая с верху приказывал подымать на копья. Что самое и слуху несносное Луситане по повелению Римского полководца исполняли; и на защиту которых Ффлакк надеясь безумным ожесточением божественным делам противился Цесаря.
Внешние
1) Перейду теперь к таким примерам, в которых впрочем равная скорбь, но без всякого стыда нашего гражданства заключается. Карфагеняне Атилия Регула обрезав ему прежде вежды, потом заперши его в некоторую узкую махину, внутрь которой отовсюду торчали преострые гвозди, сколько бессоницею не меньше непрестанною скорбью уморили. Такого рода мучения претерпевшей тот едва заслуживал, но изобретатели оного весьма были достойны. Такое же мучительство употребили в рассуждении наших воинов, которые в морской баталии к ним в полон попались. Они их под корабли клали, дабы дном и тяжестью оных раздавляя, необычным образом смерти варварское свое насытить зверство: которым мерзостным поступком осквернив свои флоты, казалось, что хотели обагрить самое море.
2) Их вождь Аннибал, которого храбрость от большей части в лютости заключалась, сделав Чрез реку Вергелл мост из трупов римских перевел чрез оной свое войско, дабы сухопутного Карфагенского войска земля столько же путь по себе неистовой, сколько морских сил видело море. Он же пленных наших, которые от наложенного бремени и пути уставали, подрезывая пяты оставлял на дороге; а которых доводил до своего лагеря, то пары отбирая из братьев и сродственников заставлял их оружием между собою биться: и не прежде насыщался крови, как всех доводил до одного победителя. Чего ради Сенат наш имея, впрочем, справедливую к нему ненависть, но наказуя уже поздно, как он отдался в защищение Царю Прусию, принудил его убить самому себя.
3) Столько же справедливую Сенат имел ненависть и к Мифридату, который одним своим указом побил восемьдесят тысяч граждан римских живших порознь по городам Асийским для торговля: а толикой провинция богов странноприимства, пролитою неправедно обагрил кровью, хотя, впрочем, оная без наказания и не осталась. Потому что он с крайним мучением [будучи особливо так воспитан, что никакая отрава вреда ему причинить была не сильна] уморить себя ядом принужден был. И сделался сам очистительною жертвою и за те мучения вместе, которые он по наущению своего евнуха, именем Гавра, любострастным повиновением оному и беззаконным повелением оказал над своими друзьями.
4) Нумулизинфы дочери Диогерида Царя Фракийского лютость хотя не столь удивительною делает того народа зверство, однако для безобразного свирепства упомянуть о ней должна. Ей не противно казалось смотреть, когда живых людей по пополам рубили, или когда родившие детей своих ели.
5) Опять Птоломей Фискон встречается, в котором мы недавно видели наигнуснейший пример безумной похоти. Но как он был и лют примерно, то и в рассуждении того о нем в сем месте упомянуть должно. Ибо что сего поступка лютее быть может? что он своего сына именем Менефита, прижитого с Клеопатрою своею сестрою и женою, благородных качеств и великой надежды мальчика приказал пред своими глазами лишить жизни; а тогда же голову оного и отрубленные прежде руки и ноги положив в ящик и закрыв хламидою отослал к матери его вместо подарка, для дня её рождения. В сем случае он себя таким показывал, как бы учиненное им убийство не трогало его ни мало и он тем ничего не утратил, что Клеопатру сделал бездетною, а себя привел у всех в ненависть. До того в слепом бешенстве всякое, возрастает свирепство, когда подкрепление в самом себе находит. Потому что как Птоломей приметил, сколько то его отечество ненавидит, нашел средство освободить себя от страха бесчеловечием: и чтоб истребив простой народ владеть тем безопаснее, то он публичное место, на котором в различных упражнениях касающихся до телодвижения народ обращался, и где молодых людей было в великом множестве, обведши огнем и оружием, всех бывших на оном от части огнем погубил, а от части оружием.
6) Ох же, названный после Дарием, обязавшись клятвою, Персами почитаемою за святейшую, чтоб никого из тех, которые вместе с ним семь волхвов истребили, не умерщвлять ни отравою ни оружием и никакою другою силою, или голодом, выдумал лютее способ смерти, которым опасных себе вельмож погубить без нарушения данной собою клятвы. Ибо он окруженное высокими стенами место наполнив пеплом, сделал сверху из дерева внутрь висячую беседку. Потом как бы приятельски удовольствовав ествами и напоив вином безмерно себе надобных, положил спать в оной: которые в глубокой сон погрузясь все в то изготовленное для погубления их попадали место.
7) Открытее и еще гнуснее била лютость другого Оха прозываемого Артаксерксом, которой Оху сестру свою, а вместе и тещу по голову зарыл в землю: дядю же своего по отце более нежели с отцом сыновей его на открытом месте расстрелял стрелами, не будучи нимало озлоблен от оных, но единственно видя, что Персы за честность и храбрость их почитали.
8) Подобным родом ненависти происходившей от несправедливого ревнования побуждено будучи Афинское гражданство определением предосудительным своей славе молодым Егинцам приказало обрубить большие у рук пальцы; дабы тот народ имея флот сильный не в состоянии был на море им спорить. В сем поступке не признаю я Афины за Афины, что оные средство освободиться от страха заимствовали от мучительства.
9) Бесчеловечен также был и тот медного быка изобретатель, в который запираемые несчастные люди, от продолжаемого огня терпя продолжительное и закрытое мучение, криком своим сквозь рот бычачий издаваемым как бы рычать принуждаемы были; дабы вопль их человеческим и голосом произносимой не мог привести в жалость Филарида тирана. И как тот художник старался несчастливых вовсе лишать оной, то первый наигнуснейшее рук своих дело, заперт в быка будучи, испытал на себе достойно.
10) И Етруски не мало жестоки были в выдумках наказаний: которые живых людей связывая лицом к лицу с мертвыми телами, так, чтоб всякий член к такому ж члену был приноровлен, допускали гнить вместе. Лютые мучители живых равно и мертвых!
11) Как и те варвары, о которых повествуют, что они вынув всю внутренность из какой–либо скотины в выпотрошенную людей вкладывали, допуская только голове быть наруже. А чтоб продолжительнее они наказание терпели, то кормили и поили несчастных, чтоб иметь долее живы были, доколе таким образом внутрь скотины находясь гнить начнут, и будут терзаемы от тех животных, которые в гниемых телах родятся обыкновенно. Таким образом можем ли мы теперь приносить жалобы на естество вещей, что оно произвело нас многим и жестоким подверженных болезням, и можем ли мы роптать за то, что оно не дало человеку свойства крепости небесному когда столько мучений смертные сами для себя, побуждаемы будучи лютостью, выдумали.

Глава Третья. О гневе и ненависти

Гнев также и ненависть великие движения в сердцах человеческих производят. Первый из них бывает стремительнее, а вторая желанием вредить другим оного медлительнее. Вообще же ужаса исполненные суть страсти, и бывают для других насильственны с собственным терзанием. Потому что таковые желая вредить другим сами мучение претерпевают, беспокоясь крайне, когда отмстишь кому случая не имеют. Но свойственности их весьма неложные суть знаки; которые самые боги в славных мужах, или в словах их или в запальчивых поступках дают нам видеть.
1) Как Л. Салинатор отправляясь на войну против Асдрубала, выступал из города, и Фабий Максиме ему советовал, чтоб не прежде вступал в бой с неприятелем, как о силах и предприятиях неприятельских узнает, тогда он ответствовал: что при первом случае вступит в сражение с неприятелем. А как тот же спросил его; для чего бы он так спешил с неприятелем сразиться? сказал: чтоб сколько можно скорее или от побеждения неприятеля получить славу, или от поражения граждан радость. В сие время гнев и храбрость речь его между собою разделяли. Первый памятуя несправедливое осуждение, а другая стремясь к славе триумфа. Но не знаю ему же ли самому приличествовало и так сказать и так победить.
2) К тому привело сердце Салинатора, как человека горячего и к воинским делам приобыкшего. Но оно же и К. Фигула весьма тихого человека и неменьше славного в покое рассуждением гражданского права, благоразумие и скромность свою забыть принудило. Ибо. он досадуя о полученном собою в Консульстве отказе, тем наипаче, что отец его двоекратно был Консулом, как на другой день собрания многие сошлись к нему его уговаривать, то всех отослал от себя сказав: Вы ли можете давать советы, когда не знаете выбрать Консула? Запальчиво он выговорил, да и справедливо. Однако несколько б было еще лучше, когда бы он не сказал того. Потому что кто разумный на народ Римский сердиться может.
3) Чего ради и тех похвалишь не можно, хотя поступок их знатность благородства и защитила, которые тем огорчась, что Кн. Флавий будучи прежде весьма низкого состояния получил чин Преторский, золотые с себя перстни и с лошадей уборы своевольно сняв бросили, и от досады только что не плакали.
4) Сии примеры показывают нам движение гнева одного или нескольких против всего народа, а следующие против одних главных начальников и предводителей. Как Манлий Торкват по побеждении Латин и Кампанян с великою славою в Рим возвращался, и как все Сенаторы с чувствительною радостью на встречу ему вышли, из знатных детей ни кто не пошел его встретишь; за то, что он сыну своему, который без повеления его хотя впрочем храбро с неприятелем сражался, приказал отрубить голову. Они то сделали от жалости к своему сверстнику, что он безмерно строго был наказан. Однако я их в сем поступке не оправдаю, но показываю только силу гнева, которая одного гражданства и возрасты и поступки разделить была в состоянии.
5) Она же могла столько, что всю римскую пехоту посланную от Фабия Консула гнать неприятеля, когда и безопасно и удобно побить оного было можно, удержала на одном месте до той причине, что Фабий некогда не допустил обнародовать о разделении полей закона. Тот же самый гнев и Аппия полководца [которого отец защищая власть Сената, всеми силами опровергал выгоды простого народа] привед в ненависть у всего войска, побудил добровольным бегством показать тыл неприятелю, чтоб только не доставить своему предводителю триумфа. И так сколько он бывает победителем победы! Гнев лишил Торквата совокупного поздравления с победою, у Фабия отнял прекрасной случай к оной, а в рассуждении Аппия бег предпочел ей,
6) Сколь же он сильно действовал в сердцах всего римского народа в то время, когда от него согласно поручено было посвящение храма Меркуриева М. Плеторию первому сотнику, миновав Консулов Клавдия за то, что он препятствовал в облегчении долгов народных, а Сервилия, что он приняв на себя, слабо защищал народное дело. Не признает ли каждый, сколько то в сем случае гнев был силен, когда верховной власти предпочтен был воин.
7) Не только же власть ни во что ставил, но притом поступал необычайно. Ибо Кв. Метелл, которой будучи прежде Консулом, а потом Проконсулом покорил почти всю Испанию, услышав, что на смену ему посылают К. Помпея Консула, его недруга, отпустил всех, которые только желали окончить свою службу. И как они просили провианта, то он не разбирая, для чего кто желал уволен быть от службы, и не в уреченное время роздал. Магазины, сняв от них караул, допустил разграбить; переломал стрелы Критские и копья и в^ реку побросать приказал; слонам также не велел давать корму. Которым поступком сколько он желание свое удовольствовал, столько затмил великих дел своих славу, и предлежащей себе чести триумфа, будучи более победитель неприятелей, нежели своего гнева, лишился.
8) Что же делал Сулла последуя сему пороку. Не много ли он чужой пролил крови, а напоследок не истощил ли и собственной. Потому что он будучи в Путеолах и распалясь гневом за то, что Граний начальник того селения не скоро давал деньги, которые обещало тамошнее конное дворянство на возобновление Капитолии, чрезмерным возмущением духа и неумеренным стремлением: повредив сердце с кровью и угрозами смешенную изверг свою душу. Не от старости он умер, потому что вступил только на шестидесятый год жизни, ярясь возращенною бедствиями Республики запальчивостью. По чему в сомнении остается, Сулла ли умер прежде, или его ярость.
Внешние
Теперь посторонние примеры рассмотреть полезно; но величайших мужей порицать в их пороках почитаю я благопристойности быть противно. Впрочем, как обещание мое было все вносить отменное, то пусть хотение уступит делу, только бы наблюдаема была в повествовании дел достопамятных должная справедливость.
1) Ярость Александра В. почти свергла с неба. Ибо что возбраняло ему взойти на оное, как не Лисимах поверженный льву на снедение, и Клит копьем пронзенный, и Каллисфен умереть принужденный. Потому что он одержанных трех преславных побед убийством толикого ж числа друзей лишился славы.
2) Сколь же жестокую имел ненависть к римскому народу Амилкар! Ибо он смотря на четырех сыновей своих малолетних, говаривал; что он выкормит четырех левиков на искоренение нашей власти. Достойно воспитание обращено быть в погибель своего отечества как и воспоследовало.
3) Из сих Аннибал скоро вступил в след отца своего. Потому что как Амилкар имея с войском переправиться в Испанию, для того приносил жертвы, тогда Аннибал будучи девяти лет от роду, держась за жертвенник правою рукою клялся: что он, как только лета ему дозволят, жесточайшей будет неприятель Римскому народу: дабы толь сильным своим прошением показать, что он вместе с отцом своим на войну ехать желает. Он же желая представить, какую ненависть Карфагена и Рим между собою имеют, ударив ногою в землю, и подняв тем пыль, сказал: Что тогда война окончится между ими, когда она или тот в подобной прах обратятся.
4) Не только же в отроческом сердце столь сильна была ненависть, но и в женском равно могла много. Ибо Семирамида Ассирийская Царица, как ей во время головной уборки сказано было, что Вавилон отложился, и хотя еще одна часть волос была не убрана, тот же час отправилась, чтоб взять приступом оной. И прежде толь великий город во власть свою покорила, нежели успела порядочно убраться. В память чего и статуя ее поставлена была в Вавилоне в таком виде, в каком она для наказания сего города с крайнею поспешностью отправилась.

Глава Четвертая. О сребролюбии

Сребролюбие также на среду вывесть должно, которое изыскивает тайные прибытки и явные добычи пожирает ненасытно; не пользуется тем, что имеет: и в безмерном желании приобретения бывает всегда весьма бедно.
1) Как под именем Л. Минуция Василия человека весьма богатого в Греции от некоторых сделана была подложная духовная, и для утверждения оной внесены были в нее от наследников имена весьма сильных людей нашего гражданства, а именно: М. Красса и Кв. Гортенсия, которым Минуций совсем не знаком был, то хотя и явно обман был видим, однако они от жадности к деньгам не постыдились на себя перенять беззаконной чужой выдумки. Сколь великое преступление я легко представил! Светилы Сената, красота судебных мест, за которое беззаконие других наказывать должны были, то самое бесчестным прибытком уловлены будучи силою своею закрыли.
2) Но в Кв. Кассие сребролюбие несколько более оказало своей силы; который будучи в Испании и поймав М. Силия и А. Калпурния, которые было с кинжалами пришли умертвишь оного, с первым на пятидесяти, а с другим на шестидесяти сестерциях помирился, А чтоб кто о том не сомневался; ежели бы столько же еще ему положено было денег, то бы он за них дал себе отрубишь голову.
3) Впрочем сребролюбие более всех овладело сердцем Л. Септимулея: которой К. Граху своему благодетелю отрубить голову, и воткнув на копье носить по городу не устыдился. Потому что Консул Опимий обещал в награждение дать столько золота, сколько голова Грахова повесит. Некоторые объявляют, что он вынув мозг из головы той налил череп свинцом растопленным, чтоб тем она была тяжелее. Пусть Грах был человек мятежной, и погиб в пример другим полезный, однако беззаконная жадность Септимулеева, как под покровительством его жившего, до нанесения такой обиды несчастному своему покровителю не должна была простираться.
Внешние
1) Септимулеево сребролюбие заслуживает ненависть, а Птоломея Царя Кипрского было смеха достойно. Ибо как он всякими способами нахватал великое богатство, и видел, что ему надобно было для него погибнуть, для того все свои деньги положа на суда пустился в море; чтоб сделав на них дыры пропасть добровольно, а неприятеля лишить добычи. Пожалел однако ж затопить серебра и золота, и имевшие учиниться виною его погибели, привез домой обратно. По истине не он владел богатством, но им богатство; и он именем только был Царь острова, а духом бедный невольник денег.

Глава Пятая. О гордости и неумеренности

А чтоб также гордость и происходящую от оной неумеренность вывести наружу.
1) Как М. Фулвий Флакк Консул товарищ М. Плавтия Гипсея вводил наивреднейшие законы в рассуждении даяния права гражданства и апелляции к народу тех, которые бы хотели переменить свое гражданство, то едва его в Сенат идти убедили. И как Сенаторы от части советовали, а от части его просили, чтоб он начатое собою оставил, то Флакк не хотел удостоить их своего ответа. Тиранического духа Консулом он бы сочтен был, когда бы поступил так и против одного Сенатора, как он поступил в пренебрежении величества всего высокопочтенного Сенаторского собрания.
2) М. также Друс Трибун простого народа с крайним других озлоблением оказал свою гордость. Ибо он Консула Л. Филиппа так почитал мало, что как он осмелился перебить речь его говоренную к народу, то Друс схватив его сломил почти ему шею, и не чрез слугу народного, но чрез своего клиента столь насильственно столкнул его в темницу, что весьма много из носу у него вышло крови. Но того не довольно: как Сенат послал к нему, чтоб он был в оной, сказал: Для чего он лучше сам в Гостилиеву ратушу по близости от Ораторского места к нему не пришел? Досадно продолжать далее. Трибун пренебрегал власть Сената, а Сенат повиновался словам Трибуновым.
3) Сколько же Кн. Помпей поступил гордо! Он вышед из бани, и видя у что Гипсей пал к ногам его, [который в том судим 6 ыл, что непозволенными средствами искал власти; притом был человек знатный и друге ему] не хотел сказать, чтоб встал он, но прогоняя от себя досадительными словами, сказал: Что он делает ему только остановку в банкет; и зная, что так выговорил надменно, мог за столом быть спокойно. Он же не постыдился и на площади Л. Сципиона своего тестя, оказавшегося винным против изданных им законов, в крайнем несчастии многих знатных, просит судей, чтоб они для него его простили, мешая состояние республики с ласками жены своей.
4) М. же Антоний учинил мерзостным пир свои делом равно и словом. Потому что как во время его Триумвирата принесена была к нему голова Цесеция Руфа, и каждый на бывших у него немогши смотреть на то отвращал лицо своё, тогда Антоний приказал поднесши ее к себе ближе, и рассматривал оную долго и прилежна. А как все ожидали того, что он скажет, тогда Антоний выговорил: Что не знал его живого. Гордое о Сенаторе и неумеренное о умерщвленном призвание.
Внешние
1) Довольно видели наших, теперь присовокуплю посторонние примеры. Александр Великий в храбрости и счастии своем тремя степенями возносился. Ибо он гнушался иметь отцом своим Филиппа, Иовиша Аммона признавал за отца своего. Скучив нравами и одеждою Македонскою, начал употреблять платье и обычаи Персидские. Презрев состояние смертного почитал себя богом. И не стыдно ему было отрицаться от сыновства, гражданства и человечества.
2) Но с какою Ксеркс, в которого имени гордость: и неумеренность заключается, надменностью оказывал власть свою! Когда надобно было ему объявить войну Греции, то он призвав к себе начальников Асийских сказал: Чтоб не подумали, что я единственно собственным моим мнением то делаю, для того я вас к себе собрал. Однако помните то, что вам надлежит более повиноваться, нежели давать мне советы. Надменно б и тогда сказал он, когда бы ему победителем домой возвратиться удалось. А как он побежден сам бесчестно, то знать не можно, более ли сказано им то было горделиво, или бесстыдно.
3) Аннибал же успехом происходившего сражения при Каннах возгордясь, не допускал ни кого к себе в лагере из граждан своих, и никому сам не хотел ответствовать, разве чрез другого. Погнушался так же допустить до себя и Маарбала, который пред главною его ставкою говорил громко: Что он предвидит, как то чрез несколько дней он в Риме в Капитолии стол иметь будет. Ни какого между собою не имеют сообщества счастие и умеренность.
4) В рассуждении же гордости Карфагенский и Кампанский Сенаты, как бы один другому завидовал. Потому что первый в отменных от простого народа мылся банях, а последний особенную имел для собрания и площадь. Что же сей обычай долго в Капуе был наблюдаем, то видеть можно я в речи говоренной К. Грахом против Плавтия.

Глава шестая. О вероломстве

Теперь уже таящееся и коварственное зло, то есть вероломство из норы его на свете вытащить должно. Которого наидействительнейшие суть силы ложь и обман, а плод состоит в беззаконии. Который бывает тогда известен, когда легковерность беззаконными оковами обяжет.. Оное столько вреда причиняет людям, сколько пользы добрая совесть. Чего ради пусть оно столько же и ругательства примет, сколько та похвалы получает.
1) Во время Царства Ромулова К. Тарпей в крепости был комендантом, которого дочь девицу вышедшую за город за водою для жертвоприношения подговорил Таций, чтоб она ввела с собою несколько вооруженных Сабинян в крепость, а вместо награждения обещал ей отдать все то, что Сабиняне на левых руках у себя имели. Были же у них на руках зарукавья и перстни из золота сделанные весьма толстые. А как Сабиняне вошли туда, и девица требовала от них награждения, то они закидав ее оружием, умертвили равно как бы платя обещанное. По тому что и оружие они в левой руке носили. Сие вероломство не заслуживает порицания: ибо сим образом беззаконное предательство наказано.
2) Сер. так же Галба крайне был вероломен. Которой созвав народ трех гражданств Луситанских, как бы имел говорить об их пользах, и отобрав из оного молодых людей, отняв у них оружие, побил отчасти, а отчасти запродал. Таковым своим поступком он весьма великой урон варваров превзошел великостью беззакония.
3) Кн. же Домиция высокого рода и великого духа мужа безмерное желание славы вероломным сделаться принудило. Ибо он озлобясь на Бетулия владетеля Арвернского, что он как свой так и Аллобрегический народ в бытность его еще в провинции уговорил прибегнуть под защиту Кв. Фабия его преемника, позвав к себе оного как бы для переговора, и приняв благоприятно, наконец сковав в Рим отправил на судне. Такого его поступка Сенат ни похвалишь не хотел, ни опорочить, дабы Бетулий не возобновил войны, ежели отпустить его в свое отечество Чего ради послал оного в Албу для содержания его там под караулом.
5) Вириафова так же смерть имела сугубое вероломство. В друзьях, что их руками он убит был; в Кв. Сервилие Цепионе Консуле, потому что он обещая наперед убийцам оного награждение главною виною был того беззакония: и победу не заслужил, но купил.
Внешние
1) Но чтоб увидеть самой источник вероломства. Карфагеняне Ксанфиппа Лакедемонянина, который во вторую войну Пуническую отменные им оказал услуги, и помощью которого они Атилия Регула в полон захватили, делая вид, как бы они в отечество его отвезти хотели, утопили в море. Чего они таким своим злодейством искали? Разве того, чтоб он не остался участником в победе. При всем том Ксанфипп таковым остался, а притом с их бесчестием; которого бы они без всякого ущерба своей славы живого могли оставить.
2) Аннибал так же уморив Нукеринов угаром и дымом в банях, которые положась на его обещание с двойною одеждою из Неприступных стен своих вышли, и потопив в глубоких колодезях, выманив таким же образом из города Сенат Акерранский, как потом объявил поход в Италию против Римлян, то не сильнее ли он воевал против самой верности, употребляя обыкновенно обманы и лесть, как бы знатные искусства? Откуда воспоследовало, что он имея, впрочем, славную имени своего оставить по себе память, в сомнении всех оставил, более ли за славного или за негодного его почивать надлежало человека.

Глава Седьмая. О бунтах

Простого народа
А чтоб объявить и о наглости бунта как внутрь отечества так и на войне.
1) Как Л. Еквиция, который называл себя сыном Ти. Граха, и противность законов просил Трибунского чина с Л. Сатурнном, К. Марий бывший тогда в шестой раз Консулом, приказал отдать под народную стражу, то народ сбил замки у темницы, освободив его оттуда, в крайнем веселии нес оного на своих плечах.
2) Тот же самой народ Кв. Метелла Ценсора, который от Еквиция, как бы сына Грахова, не хотел принять сказки о его имении, хотел побить каменьем, хотя он и говорил народу, что у Граха было три сына, из которых один находясь в службе в Сардинии умер, другой в младенчестве в городе Пренесте, а третий родившейся по смерти отца своего лишился жизни в Риме: и не должно в знатной род мешать неизвестной подлости. При всем том безрассудная дерзость распаленного народа по бесстыдству своему и отважности против Консула и Ценсора стремилась, и Начальников своих всяким родом своевольства беспокоила.
3) Но сие возмущение было только безрассудно дерзновенно, а следующее соедино с кровопролитием. Ибо народ сделав уже девять Трибунов, как одно только оставалось праздное место, на которое было два кандидата, то А. Нумия сотребователя Сатурнинова наглостью своею прежде уйти в некоторой дом принудив, а потом вытащив из оного, лишил жизни; дабы убийством пречестного гражданина доставить место пренегодному человеку.
4) Заимодавцы также восстав против Семпрония Аселлиона городского Претора чрезмерной навели ужас. Которого они, что держал должников сторону, возбуждаемы будучи от Л. Кассия Трибуна простого народа, в то время, как он пред храмом Согласия приносил жертвы, принудили от самых жертвенников бежать за рынок, и как было он скрылся в одной лавке, то вытащив его из оной, не взирая на то, что он был в одежде достоинство его изъявляющей, растерзали на части.
Римских воинов.
1) Ненавистно было состояние внутрь отечества, но когда войны рассмотрим, то столь же великое негодование произойдет. Как К. Марию не имеющему народного звания по закону Сулпициеву дана была Асийская провинция с тем, чтоб он вел войну против Мифридата, то посланного от него Легата Гратидия к Л. Сулле Консулу для приема легионов, воины умертвили; вознегодовав без сомнения за то, что они от верховной власти должны перейти в команду к такому, который не имел никакого чина. Но можно ли стерпеть, чтоб воины погублением Легата определений народные поправляли.
2) В сем случае они наблюдая честь Консула столь нагло поступили, а в следующем против оной. Потому что как Кв. Помпей товарищ Суллин по повелению Сената поспешно отправился к войску, которое Кн. Помпей имел в своей команде чрез несколько времени сверх желания гражданства, тогда воины обольщены будучи честолюбивым своим предводителем, напав на оного, в самое то время, как только было он начал приносить жертвы, самого на подобие жертвы заклали. И толикое злодейство Сенат, изъясняясь, что он ярости воинов уступить почитает за нужно, без наказания оставил.
3) И то войско поступило беззаконно и нагло, которое К. Карбона брата Карбонова, бывшего троекратно Консулом, за то, что он по случаю междоусобных браней ослабевшую воинскую дисциплину в скором времени строгостью своею хотел привести в надлежащей порядок, лишило жизни; почитая лучше осквернить себя гнуснейшим беззаконием, нежели гадкие свои переменить поступки.

Глава Восьмая. О безрассудной дерзости

Безрассудной дерзости также безвременные и сильные бывают устремления: коих ударами человеческие мысли приведены будучи в великое движение ни рассмотреть предстоящих себе опасностей, ни других делам отдать должной справедливости бывают не сильны.
1) Ибо сколь отважно Н. Африканский старший из Испании на двух пятибанковых галерах переправился к Сифацесу, имея вверить свою, а вместе и отечества судьбу одному неверному Нумидянину! Чего ради от малого сомнительно было следствие весьма важного дела, пленником ли или победителем Сифацеса Сципиону остаться было надобно.
2) К. же Цесарю в произведении сомнительного его предприятия хотя и боги вспомоществовали, однако едва без ужаса одном представить можно. Потому что он не терпя медлительного отправления из Брундусия в Аполлонию легионов, больным притворясь вышел из банкета, и скрыв свое величество под рабскою одеждою, сел в небольшое судно; и в жестокую погоду из реки пустясь в быстрое и опасное устье оной, немедленно приказал ехать в открытое море. Впрочем, как много и долго противными волнами носим был, наконец принужден возвратиться.
3) Но сколько ненавистна была безрассудная та воинов дерзость. Ибо они сделали, чтоб Л. Албин благородством, нравами и всех честей совершением гражданин преизящный, по ложным и пустым подозрениям в лагере камением побит был. До какого тогда степени их ярость простиралась! Они при всем прошении и молении своего предводителя не допустили его и оправдаться.
Внешние
1) По чему я не столь удивляюсь много лютости и свирепству Аннибалову, что он не хотел принять оправдания от кормчего, которого он, возвращался от Петилиева флота в Африку, и прибит будучи погодою к проливу, не уверяясь чтоб столь малое было расстояние между Италиею и Сицилиею, лишил его жизни за то, как бы он нарочно туда направил. А как после увидел, что говоренное кормчим было справедливо, то простил его тогда, когда за правость оного никакой не мог ему оказать чести кроме погребения. Чего ради смотрящая с высокого мыса, находящегося при шумящем от сильных волн проливе, статуя, сколько память Пелора, столько Пунической безрассудной дерзости, по близости и в отдаленности плывущим видимая, служит знаком.
2) Афинское же гражданство до безумия было дерзостно: которое всех десять вождей своих, а притом возвращающихся с презнаменитой победы, при самом их вступлении в отечество осудив на смерть лишило жизни за то, что они по случаю жестокой погоды не могли похоронить тел своих на войне побитых: наказывая необходимость, когда надлежало ему сделать им почесть за храбрость.

Глава Девятая. Об ошибке

За безрассудною дерзостью непосредственно следует ошибка: которая хотя равный вред другим причиняет, однако удобнее прошение получает; потому что не с намерением, но пустыми возбуждаема будучи воображениями в вину попадается. Сколь же она многовидна бывает в людях, ежели бы я похотел описывать обстоятельно, то бы сам себя тому пороку, о котором говорю подвергнул. Чего ради несколько видов оной только представлю.
1) К. Гелвий Цинна Трибун простого народа возвращался с погребения К. Цесаря в дом свой, на дороге от народа был растерзан вместо Корнелия Цинны: которой думал, что над ним оказывает свою лютость, озлобясь на него за то, что он будучи близок Цесарю, против него злодейски убитого неистовую говорил речь на Ораторском месте. И народная ошибка до того простиралась, что он голову Гелвиеву вместо Кориелиевой воткнув на копье около Цесарева носил сруба. Таким образом Гелвий своего долга и чужой ошибки был очистительною жертвою сожаления достойною.
2) Ибо К. Кассия ошибка самого себя наказать принудила. Как он во время сомнительного сражения четырех войск, происходившего при городе Филиппах, и самим предводителям не известного окончания, послал от себя ночным временем Тициния Сотника наведаться, в каком состоянии Брут находится со своим войском, и как Тициний частыми шел закоулками, а притом и темнота ему распознавать не дозволяла, неприятели ли или свои попадались на встречу, то он позже, нежели думал Кассий, к нему возвратился. Между тем Кассий думая о нем, что он неприятелям попался в руки, и почитая, что всем уже они овладели, поспешно сам себя лишил жизни, когда напротив того неприятельской взят был лагерь и Брутово войско от большей части было цело. О мужестве же и Тициниевом умолчать не можно. Которой несколько времени смотрел недвижим от ужаса на лежащего своего предводителя; потом облившись слезами сказал: Хотя я, Полководец! неумышленно вделался виною твоей смерти, однако дабы и то самое без наказания не осталось, прими меня в смерти твоей товарищем. И над бездыханным его телом вонзил меч свой в гортань себе по эфес самой. Таким. образом по смешении обоих крови пали две жертвы вместе: сия от любви, а та от ошибки.
3) Впрочем обманчивое мнение не отменную ли причинило обиду Ларта Толумния владетеля Виенского дому. Потому что как он играя в кости, и удачно бросив оные сказал шутя тому, с кем играл он, бей; по случаю же тогда были римские послы у него в доме, то драбанты оного обманувшись в его голосе, начали рубить послов тех, и игру в повеление обратили.

Глава Десятая. О мщении

Мщения же сколько чувствительны; столько справедливы бывают жала; которые тронуты будучи в движение приходят, желая заплатить полученную собою обиду. О них много говорить не надлежит.
1) М. Флавий Трибун простого народа представил оному о Тускуланах, что по их наущению Велитерны и Привернаты взбунтовали. А как они с женами и детьми своими, имея вид печальной пришли в Рим с покорностью просить в том прощения, то случилось, что прочие колена простить их согласны были, одно Поллиево судило прежде пересечь всенародно, потом отрубить им головы, а стариков, малолетных детей и жен продашь с публичного торгу. По сей причине Папириево колено, в котором весьма были сильны Тускуланы, получившие право гражданства, ни кого после из Поллиева не делало кандидатом какой–либо власти, чтоб со своей стороны не допустить оное ни до какой чести, которое вольности и жизни лишишь их всеми силами старалось.
2) Следующее же мщение подтвердил Сенат и народ весь согласно. Как Адриан с граждан римских в Утике находившихся несносные брал взятки, и за то от них живой сожжен был, то по сему случаю ни какого следствия, и ни каких не произошло жалоб в Рим.
Внешние
1) Славное мщение оказали обе Царицы. Тамира отрубленную Кирову голову приказала опустить в мех кровью человеческой наполненный, изъявляя тем ненасытную его жадность к оной, и мстя за убийство своего сына. Вереника же досадуя за то, что сын её коварным образом от Лаодикеи захвачен был: сама ополчась села на колесницу, и пустясь в погоню за драбантом Царским, исполнителем того злодейства, именем Кенеем, как не могла ему копьем ничего вделать, то ударом камня повергла на землю; я переехав чрез него сквозь неприятельское войско проехала к тому дому, где надеялась найти тело своего сына.
2) Ясон же владетель Фессалийский, имевшей идти войною против Царя Персидского, от довольно ли справедливого погиб мщения, подвержено сомнению. Ибо как Таксилл Гимназиарх Приносил ему жалобы в побоях причиненных оному от некоторых молодых людей, то он дал ему на волю, или взять с них триста драхм, или каждому из них дать по десяти ударов. А как он последнее избрав исполнил, то наказанные Ясона умертвили, подвигнуты к тому будучи столько болезнью тела, сколько стыдом наказания. Впрочем, от малого озлобления стыда благородного ожидание весьма важного дела погибло. Потому что по общему мнению Греции в Ясоне столько же полагаемо было надежды, сколько Александр оказал самим делом.

Глава Одиннадцатая. О словах нечестивых и беззаконных

Теперь, особливо как я, что добро и что худо в человеческой жизни под образом примеров исследываю и надлежит объявить и о словах нечестивых и делах беззаконных.
1) Откуда же начать лучше как не от Туллии? Потому что её пример по времени очень стар по совести бесстыден, по словам нечестив и чуду подобен. Как она ехала в коляске, и кучер удерживая лошадей помалу остановился, то Туллия потребовала от него причины остановки. А как от оного услышала, что тело убитого отца её Сер. Туллия лежало среди дороги, то приказала кучеру чрез него ехать, чтоб тем скорее броситься в объятия Тарквиния его убийцы. Которою толь нечестивою и бесстыдною поспешностью, не только себе вечное бесчестие, но и деревне той доставила имя Беззаконной.
2) К. Фимбрии дело и слова хотя и не так были люты, но ежели рассудить их самих в себе, то и то и другое было весьма смело. Он старался, чтоб Скевола во время погребения. К. Мария убит был. Но как услышал, что он от полученной раны вылечился, то принял намерение пред народом обвинять оного; и вопрошен будучи, что он на него сказал худого, которого по невинности нравов достойно похвалит было не можно? ответствовал: Что он против его то скажет, что его копьем легко ранили. О своевольной ярости, о которой надлежало воздыхать Республике в печали погруженной!
3) Л. же Катилина, как Цицерон уличал его в Сенате, что он возжег бунт в народе, сказал: То правда: а притом ежели я сей пожар не в силах буду залить водою, то затушу падением города. О котором что другое думать надлежало, как что он терзаем будучи совестью, в мыслях начатое собою исполнил злодейство?
4) М. же Хилон сделавшись нечувствителен единственно по своему безумию, М. Марцелла, которому жизнь даровал Цесарь, лишил оной своими руками. Он будучи ему друг издавна и сотоварищ в Помпеевой службе, восстал на него за то, что он некоторого из друзей своих предпочитал ему. Ибо как Марцелл из Митилены, где он укрывался, в отечество свое возвращался, то Хилон увидя его в Афинском порте, заколол кинжалом. А потом терзаясь совестью о учиненном собою убийстве, тогда же сам себя лишил жизни, сделавшись врагом дружества, божественного благодеяния препинателем и народной любви, что касалось до сохранения преславного гражданина, жестокою язвою.
5) В сей свирепости Хилона, которой кажется более быть не можно и К. Тораний превзошел лютостью отцеубийтва. Потому что он пристав к стороне Триумвиров, сотникам гнавшимся в след за отцом его, которой был некогда Претор и гражданин честный, объявил место, где он укрывался, лета и признаки тела, по которым бы им узнать его было можно. Между тем старик заботясь более о жизни своего сына и приращениях его в чести, нежели об остатках своей жизни, начал спрашивать искавших его, жив ли сын, и довольны ли им Триумвиры, на то один из тех сказал: Он самый, которого ты столько любишь, и объявил о тебе и мы лишаем тебя жизни по нашей должности, а по показанию сыновнему: и в то же самое время пронзил его мечем в сердце. И так пал мертв отец несчастный, которой более сожаления достоин, по виновнику своего убийства, нежели по самому убийству,
6) Жестокость сей судьбы чувствовал на себе и Л. Виллий. Он идучи на поле Марсово в собрание, в котором надлежало быть избрану в Квесторы его сыну, как услышав о себе, что он назначен в ссылку, то ушел в дом к одному своему клиенту. А чтоб он по верности к себе его не мог и у него быть безопасен, сделал то сын его беззконно. Потому что он по следам отца своего привед в дом воинов выдал его руками, чтоб в глазах его они умертвили. Сугубой отцеубийца, прежде умыслом, а потом зрением отца своего смерти.
7) Да и смерть Веттия Саласса сосланного в ссылку не меньше была сожаления достойна: которого жена, как он укрывался, мало сказать, на смерть выдала, не лучше ли сама умертвила. Ибо чем легче то беззаконие, где только недостает рук виновника оного.
Внешние.
1) Следующей же важный случай, поелику он посторонней, спокойнее я представлю. Как Сципион Африканский, правил память по отце своем и дяде в новой Карфагене, по обыкновению того времени представлением поединков шпажников, тогда два Царских сына, которые пред тем не задолго отца своего лишились, на место позорища вышли; и вызвались, что они тут о получении Царства биться будут, дабы поединком своим оное представление сделать тем славнее. А как их Сципион уговаривал, чтоб они лучше словами, нежели шлагами в том разобрались, кому из них владеть должно, и старший на совет оного и склонился, но младший наделся на свою силу в безумии своем стоял упорно. И как они в бой вступили, то фортуна судила нечестие его наказать смертью.
2) Но Мифридат поступил еще беззаконнее, которой уже не с братом об отцовском владении, но с самим отцом брань имел, чтоб оного лишить власти. В которой кто может надеяться себе от людей помощи, или дерзнет призывать богов в оную, я от удивления недоумеваю?
3) Хотя мы сему поступку как бы необыкновенному в тех народах и не должны удивляться, когда и Сариастр против отца своего Тиграна Царя Армянского так с друзьями своими согласился, чтоб всем пустит кровь из правых рук и пить оную взаимно, Едва ли бы в Противном случае Армяне стерпели, хотя бы он для соблюдения отца своего, кровью человеческою начинающейся заговор сделал.
4) Но почто я ищу внешних примеров, и что мне в них медлить, когда вижу, что предприятие одного отцеубийства превосходит все злодейства? Почему всем стремлением мысли и всеми силами негодования, к терзанию оного от искреннего наипаче, нежели сильного желания понуждаюсь. Ибо кто может довольно сильными словами изобразишь достойной общей ненависти поступок того, которой презрев верность дружбы, хотел погребсти род человеческой в кровавом мраке? Ты ли будучи свирепее самой лютости зверовидного варвара мог взять узду правления народа римского, которую начальник и отец наш в спасительной своей содержит деснице? При тебе ли, ежели бы тебе твое неистовство удалось, свет в надлежащем состоянии пребыл? Ты взятье Рима от Галлов, и нестерпимое убийство трехсот мужей знаменитых родом, Аллиенский день и побитых в Испании Сципионов, Фрасименское озеро и Канны, так же по случаю междоусобных браней плававшую Емафию в крови своих один в безумных предприятиях твоей лютости представить и превзойти хотел. Но бодрствовали вышних очи и звезды вместе с оными бдели. Жертвенники, ложа, храмы неотступным своим божеством охраняли, и ни в чем, что принадлежало до соблюдения Августа и отечества, не ослабевали. И во–первых виновник и защита благополучия нашего божественным своим разумом не допустил наипревосходнейшим своим заслугам с падением всего света погибнуть. Чего ради покой пребывает, законы надлежащую имеют силу; вид частного и народного звания ненарушим наблюдается. Кто же все сие, нарушив союз дружества, испровергнуть покушался, тот со всем своим племенем ногами римского народа будучи попираем, от самых преисподних, ежели только туда принят, должное наказание терпит.

Глава Двенадцатая. О смертях отличных

Состояние же человеческой жизни особливо от первого и последнего дня зависит; потому что весьма великое различие бывает между её началом и окончанием. Чего ради за блаженного мы почитаем того, кому и в жизнь вступить счастливо, и спокойно окончить оную случилось. Течение же среднего времени как от правления зависит фортуны, то иногда беспокойно, а иногда продолжается тихо: и бывает обыкновенно против чаяния сокращеннее, когда мы надеясь жить долее, не оставя почти по себе другим никакого мнения умираем. Однако ежели кто оное хорошо препроводить хочет, тот и краткую жизнь свою сделает весьма продолжительною, превышая количество лет дел множеством. В противном случае к чему служит нерадивому жизнь долговременная, когда он наипаче желает жизни, нежели учинить оную славною? Но чтоб не вступить в дальнейшие о сем рассуждения, хочу упомянуть о тех, которые не простою смертью скончались
1) Туллий Гостилий Царь, поражен будучи молниею, сгорел со всем двором своим. Отменной судьбы жребий, от которого воспоследовало, что столп гражданства внутрь самого его смертью похищен был: и которому граждане последней чести погребением отдать не могли, небесным огнем в тот вид превращен был; так, что тот же дом служил ему и дворцом и срубом, и могилою.
2) Едва вероятно, чтоб радость такую же имела силу лишать жизни, какую молния, однако имела. Ибо, как всем известно учинилось о поражении воспоследовавшем близ Фрасименского озера, одна мать вдруг встретясь у ворот с оставшимся в живых своим сыном в объятиях его скончалась. Другая же услышав ложную весть о смерти своего сына, и печалясь о том безмерно, сидела неисходно в своем доме. Но как внезапно увидела возвращающегося своего сына, то при первом на него взгляде лишилась жизни. Род приключения необычный: которые не умерли от печали, те от радости скончались.
3) Но я не столько удивляюсь тому в женщинах. Как М. Ювенций Фална, которой вторично тогда был товарищем Ти. Граху в Консульстве, в Корсике недавно собою покоренной приносил жертвы, и в самое то время получив письмо из Рима усмотрел в нем, что Сенат о получении победы приносил богам благодарение, то он читая со вниманием письмо то, прежде почувствовал темноту в глазах, а потом упав пред жертвенником найден был мертвый. И так что другое о сем приключении думать было надобно, как что он от безмерной радости умер? О когда бы ему случилось разорить Нуманцию или Карфагену!
4) Мужественнее его был несколько Кв. Катулл Полководец, которого Сенат сделал участником Цимбрского триумфа К. Марию: Однако смерть его была насильственна. Потому что как тот же самой Марий после по случаю междоусобных раздоров, приказал ему смерть избрать добровольно, то он натопив покой весьма жарко, которой только что известью был выбелен, и затворившись в оном уморил себя. Сия его лютая необходимость крайней стыд причинила Марию в славе.
5) В то же самое смутное республики время и Л. Корнелий Мерула бывший Консул и жрец Иовишев, дабы не сделаться поруганием надменным победителям, в священном хранилище Иовишева храма пустив себе кровь из жил объявления ругательной смерти избыл: и древнейшие жертвенники орошены были кровью жреца своего.
6) Неустрашимо так же окончил жизнь свою и Геренний Сицилийский, которого К. Грах имел своим другом и прорицателем. Ибо как он за то веден был в темницу, то ударился головою о косяк дверей её при самом входе в бесчестие упав лишился жизни; отстоя только на один шаг от смерти и рук палачевых.
7) С подобным стремлением смерти К. Лициний Мацер отец Калвов бывший Претор, обвиняем будучи в похищении казны, как голоса о нем подавали, в Мениан взошел. Особливо как он увидел, что М. Цицерон собравшей то присутствие снял себя верхнюю пурпурою обшитую одежду [сие было знаком, что он хотел начать говоришь] то послал сказать ему; Что он умер прежде еще окончания о нем приговора, а потому и имения его не надлежит продавать с публичного торгу. И тогда же полотенцем, которое по случаю имел в руках у себя, зажав себе рот накрепко, и остановив, дыхание предупредил наказание смертью. Цицерон о сем услышав не дал решительного мнения. Чего ради славный Оратор Калв, и от бедности и от порицания необыкновенным родом смерти отца, своего освободился.
8) Сего смерть была мужественная, а следующих очень смешная. Потому что Корнелий Галл бывший Претором и Т. Гатерий Кавалер Римский в самое время употребления любви лишились жизни. Хотя и неприлично поносить их такой смерти, которых не собственная похоть, но свойство человеческой слабости похитило. Особливо как конец нашей жизни различным, а притом сокровенным подлежит причинам, то иногда занимают имя смерти напрасно и такие случаи, которые только что во время смерти бывают, а не причиняют оной на мало.
Внешние
1) Находятся и у посторонних примеры смерти примечания достойные: какова во–первых была Комы, о котором объявляют, что он был брат Клеону знатному атаману разбойников. Ибо он по приведении во власть нашу Енны, которою разбойники владели, представлен будучи пред Рутилия Консула и спрашиваем о силах и предприятиях беглецов, то получив время, чтоб опамятоваться, закрыл свою голову, потом став на колени, и остановив свое дыхание, в самых руках караульных, и пред самим высокоповелительным Консулом с желаемым спокойствием умер. Пусть мучатся несчастные, которым лучше умереть, нежели в живых оставаться, ищя с робостью и сомнением способов лишиться жизни: Пусть изощряют мечи, растворяют яд, хватают петли, чрезмерные высоты осматривают: как бы великого приуготовления и отменного труда требовало дело, что бы разорвать сообщество души и тела, соединенное толь слабым союзом. Ничего из сих не предпринимал Кома, но заключившееся в сердце его дыхание конец нашло себе. И так с меньшею жадностью должны мы желать добра того, которого ненадежное обладание толь слабым насилием будучи исторгнуто, могло погибнуть.
2) Есхила же стихотворца конец как был не произвольной, так для примерного приключения примечания достоин. Он находясь в Сицилии в одно время вышед за город, в котором имел свое жилище, сел на освещенном месте от солнца. По случаю налетел над него Орел державшей в когтях своих черепаху и обманувшись блеском головы его у [ибо он плешив был] ударил об нее вместо камня черепаху, чтоб разбив череп достать стать себе мяса. И от того удара Есхил будучи корень и начало важнейших трагедий, умер.
4) Объявляют, что и Омир имел отменную кончину, которой находясь на острове, и не могши решишь заданного себе вопроса от рыболовов, якобы от досады умер.
4) Но мучительнее несколько скончался Еврипид. Потому что он будучи в Македонии, и в одно время идучи от Царя Архелая ужина на постоялый двор, заеден был собаками до смерти. Такой жестокой судьбы не заслуживал человек столь разумный.
5) Как помянутых кончин славные те стихотворцы по нравам и делам своим весьма не заслуживали, то Софокл будучи уже глубокой старости, прочет в собрании для спора с другими трагедию своего сочинения, и пребывая долго времени в сомнении о том, какого о ней слушатели мнения будут, потом получив пред другими один лишний голос от радости умер.
6) Филемону же безмерный смех был причиною смерти. Как приготовленные ему и поставленные в виду смоквы стал есть бывший тогда в покое ослик, то Филемон кликал к себе мальчика, чтоб он отогнал его. А когда мальчик вошел к нему, и Ослик все уже съел смоквы, тогда он сказал ему: Когда ты уже пришел поздно, то теперь поднеси ослику вина чистого. И выговорив так учтиво, начале хохотать задыхаясь, а теме самим надсадил старое свое горло.
7) Пиндар же будучи в гимназии как в одно время положа голову на колени одного мальчика, которого он любил отменно, отдохнуть лег, то не прежде узнали, что он умер, как надзиратель гимназии, хотя запирать покой тот, будил его напрасно. О нем я бы думал, что боги по той же милости и стихотворческое красноречие и столь спокойный конец жизни ему даровали.
8) Подобно случилось и с Анакреонтом, хотя он и превзошел известную меру человеческой жизни: который поддерживая слабые остатки сил своих соком зрелых виноградных ягод, от остановившегося весьма малого зернышка оных в иссохшей его гортани умер.
9) Придам к сим еще двух, которых намерение и конец жизни был равен. Милон Кротонианин идучи путем увидел лежащее дубовое дерево, которое надколото было вколоченными клиньями; и надеясь на свою силу подошед к оному, и вложив руки хотел разломишь его. Но как он вынул клинья, то дерево сжавшись, как должно ему быть целому, защемило его руки: и увенчанного толикими на позорищах лаврами на терзание зверям представило.
10) Полндамант также поединчик по случаю погоды должен был укрыться в пещере. А как оная от чрезмерного и нечаянного наводнения обваливаться и падать начинала, то прочие его товарищи бегством от погибели спаслись, а он один оставшись, хотел на плечах удержать всю её тяжесть Но как она превосходила человеческие силы, то задавлен будучи, пещеру, в которой искал убежища от дождя сильного, имел своею могилою. Сии могут подать собою доказательство, что которые одарены чрезмерною крепостью тела, те самые слабый имеют разум: как бы самое естество не хотело давать вместе и того и другого; дабы не превосходило меру смертных счастия, быть и весьма сильным, и весьма мудрым.

Глава Тринадцатая. О животолюбии

А как я исходов от жизни случайных, мужественных и некоторых безрассудно дерзких в повествовании моем коснулся, то представлю теперь и слабые и малодушные: дабы из самого сравнения видеть было можно, сколь в некоторых обстоятельствах не только мужественнее, но благоразумнее бывает желание смерти нежели жизни.
1) М. Аквилий имея случай умереть славно, похотел лучше служишь Мифридату бесчестно. Который не достоин ли был наипаче Понтийской казни, нежели римской власти? Ибо он сделал, что личное его поношение обратилось в стыд всему народу.
2) К великому также стыду служит и память Кн. Карбона в самых летописях римских, которой во время третичного своего Консульства по повелению Помпея в Сицилии на казнь веден будучи, просил воинов униженно и со слезами, чтоб они дозволили ему прежде смерти испраздниться, дабы тем несколько продолжить наинесчастнейшую жизнь свою. И он до того мешкал, что воины, на скверном том месте голову ему отрубили. В рассуждении его гадкого малодушие повествователь сам борется с собою. Умолчать не может потому, что оно утаено быть не заслуживает, а объявлять почитает за непристойно, потому что говоришь о том гадко.
3) Что же Брут? Он краткую и несчастную минуту жизни купил сколь бесчестно! Потому что пойман будучи Фурием, посланным от Антония умертвишь оного, не только из под меча отдернул шею, но как палач говорил ему, чтоб он держал ее крепче, сими самыми словами клялся: Протяну так, чтоб мне живому остаться. О бедной отсрочки смерти! О безумной веры клятвы. Но таковые безумия ты безмерная приятность жизни делать побуждает, испровергая меру здравого смысла, который повелевает нам любишь жизнь и не бояться смерти.
Внешние
1) Та же самая Ксеркса смотревшего на собранное собою со всей Азии из молодых людей состоявшее войско, что по прошествий ста лет ни одного из тех в живых не останется, принудила пролить слезы. Он мне кажется, по наружности только других состояние жизни, в самом же деле оплакивал собственное: которой более счастлив был множеством богатства, нежели достаточным рассуждением. Ибо кто б будучи посредственного разума стал о том плакать, что он смертным родился?
2) Теперь объявлю о тех, кон имея некоторых людей себе подозрительных, к сохранению себя от оных отменные изыскивали средства: и начну не от самого бедного человека, но от такого, которой между не многими наисчастливейшим почитался. Масинисса мало доверяя людям, для охранения своего здравия, начал собак иметь при себе. Что ж пользовало ему толь обширное его владение? что толикое сынов количество! и что наконец толь крепким союзом соединенное с римлянами дружество; ежели к сохранению всего того почел он сильнее быть всего прочего лаяние собак и грызение?
3) Несчастнее сего Царя был Александр Ферейской, которого сердце с одной стороны любовь, с другой страх мучил. Потому что как он безмерно любил жену свою Февею, то обыкновенно от стола проходя к ней в спальню, наперед себя пускал с обнаженным мечем одного варвара имевшего на лице Фракийские клейма: и не прежде ложился на постелю, как телохранителей своих распросит о всем подробно. Наказание от разгневанного божества изобретенное, не иметь сил ни обладать любовною страстью ни страхом, которого и причина и конец один был. Ибо Февея движима будучи гневом на Александра за то, что он сверх ее любил наложницу, его умертвила.
4) Дионисий Тиран в рассужудении сего мучения сколь обширную собою подает к повествованию материю! который тридцать восемь лет владел таким образом. Он отдалив от себя друзей, на место оных употребил наисвирепейших людей из варваров, а в телохранители набрал из домов заживнейших граждан слуг весьма сильных; так же опасаясь бунтовщиков, научил брить дочерей своих. А когда оные в совершенной возраст приходили, то не смел и им поверять бритвы, но вместо чтоб они раскаленными грецких орехов скорлупами ему прижигали бороду и на голове волосы. Неменьше же и жен своих; как дочерей опасался. Ибо он имел двух жен в одно время Аристомаху Сиракусянку, и Клориду Локрянку не прежде дозволял им обнимать себя, как их обыщет. Притом, и спальню свою как бы лагерь обвёл рвом пространным, в которую входил по деревянному мосту; и с наружи у дверей стояли его драбанты, извнутри запирал сам накрепко железные двери.

Глава Четырнадцатая. О сходстве вида

О сходстве же лица и всего тела высокого учения люди тонее рассуждают. И из них некоторые такого мнения, что почитают оное соответственным происхождению и сложению крови. И не малое доказательство берут от прочих животных, которые рождающим родятся подобны. Другие не признают того за закон естества непременный, но виды смертных приписывают случайному зачатию. И потому часто от пригожих родятся безобразные, а от сильных слабые. Но как сей вопрос сомнению подвержен, то я несколько примеров представлю таких людей между собою сходных, которые совсем были чужие.
1) На Помпея В. Вибий благородного происхождения и Публиций откупщик так были похожи, что ежели бы переменить их состояние, то бы можно было ошибкою им кланяться вместо Помпея, и Помпею вместо оных. Подлинно куда только Вибий и Публиций ни приходили, то все на них обращали взор свой, и каждый из смотрящих примечал вид верховного гражданина в среднего состояния людях. Сие случайное игралище дошло до него как бы по наследству.
2) Ибо и отец его на Меногона своего повара так похож быть казался, что Помпей, будучи, впрочем, человек строгий и военный, подлое его имя не хотел от себя отринуть.
3) Сципион же Насика будучи в юношеском возрасте, происходя от знатного рода и изобилуя славными проименованиями, рабским именем Серапиона от простого народа был наказываем; потому что он на служителя жертвенного сего имени весьма похож был. И ему не помогла ни честность нравов, ни толь великая знатность рода избыть сей обиды от наименования наносимой.
4) Наиблагороднейшее товарищество Консульства было в Лентуле и Метелле, на которых в театре смотрел народ почти для того, что они похожи были на двух комедиантов. Но один из них прозван был по чему–то Спинфером второй статьи, а другой, ежели бы по нравам не получил имени Непота, проименован бы был Памфилием, с которым весьма схож был, статьи третьей.
5) М. же Мессалла бывший Консулом и Ценсором Меногена, а Курион все чины имевшей Бурбулея, первой по сходству лица, а другой телодвижения оба принуждены были слышать от народа название комедиантов.
Внешние
1) Довольно сего о своих примерах, потому что оные по лицам отменны и известны у римлян. Повествуют, что с Царем Антиохом некто из современных именем Артемон, происходившей и сам от Царского корени, весьма был сходен. Его Лаодикея, умертвив мужа, для утаения своего злодейства положила вместо вольного Царя на постеле: которой допущенный к себе весь народ обманул и речью и лицом сходным, и все сочли, что точно Антиох умирающей препоручал им Лаодикею с детьми своими.
2) Ибрей же Миласенской красноречивый и сильный Оратор на Кименского слугу, которой подметал сор на позорище, столько похож был, что собиравшийся со всей Асии люди смотря на сего за родного брата Ибрею признавали. Столько они чертами лица и всеми членами друг другу были подобны.
3) Бывшей же в Сицилии, о котором известно, что он весьма походил на Претора, дерзок был крайне. Потому что как Проконсул сказал ему, что он удивляется его сходству с собою, особливо, что отец его никогда не бывал в той провинции, он вызвался таким образом: а мой отец езжал в Рим почасту. Ибо Проконсул в шутку тронул честность его матери, а он взаимно обратив недоверку на мать самого его отплатил дерзновеннее, нежели подлежащему побоям и казни надлежало.

Глава Пятнадцатая. О тех, которые ложно в чужие фамилии вступали

Но предследовавшие примеры сноснее, и одному только они в случае безрассудной дерзости сомнение наводят. Напротив того следующего рода бесстыдства ни каким образом терпеть не можно, потому что оной и особь людям и всему обществу причиняют опасность.
1) Ибо чтоб не опустить Еквиция пришедшего из Фирма Пиценского чудовища, о котором я уже упомянул прежде; его явный обман в присвоении себе отцом Ти. Граха, по случаю ошибки возмущенного народа великою властью Трибунскою был подкрепляем.
2) Ерофил коновал называя К. Мария, бывшего семь раз Консулом, своим дедом, так вознесся, что многие селения заслуженных воинов, знаменитые гражданства, и почти все собрания патронов его за такого приняли. Но того не довольно: Как К. Цесарь убив Кн. Помпея в Испании, допускал народ к себе в садах своих, то и к нему народ в ближайшую беседку приходя во множестве с равным почти доброжелательством приносил поздравление. И ежели бы в том постыдном волновании народа Цесарь не воспрепятствовал божественными своими силами, то бы подобный удар почувствовала республика, какой получила от Еквиция. Впрочем, по определению его он удален будучи из Италии, по преселении Цесаря на небо, опять в Рим возвратился, и принял было намерение погубить весь Сенат. За что по повелению оного умерщвлен будучи в темнице, позднее за склонность свою ко всем предприятиям злодейским, получил наказание.
3) И божественного Августа доселе управляющего светом превосходнейшее божество от сего рода обиды не было свободно: когда некто отважился назвать себя сыном наиблагороднейшей сестры его Октавии; который объявлял, что якобы он по крайней слабости тела от того, кому его поручили, содержан был вместо сына, а на место его подкинут был сын оного. Дабы в одно время и нахальнейший дом Октавии в памяти истинной крови обманулся, и подлогом подлого осквернился. Но как он с крайним бесстыдством своим на высочайший степень дерзости стремился, то по повелению Августа к веслу казенной трехбанковой галеры пригвожден был.
4) Сыскался также некто, которой называл себя Кв. Сертория сыном, которого не могли принудить показаться жене Серториевой, чтоб она его за сына признала.
5) Что ж Требеллий Калка! как он стоял твердо, назывался Клодиевым сыном! А притом когда он, присвоя я себе имение Клодиево, вошел в заседание ста мужей, то и народе на его сторону был весьма склонен, так, что опасно было справедливые и истинные давать мнения. Однако судии в сем следствии наблюдая законы свято, ни домогательству требователя, ни насилию народному не уступили.
6) Гораздо смелее поступил тот, которой в начале самовластия Корнелия Суллы, ворвавшись в дом Кн. Асиния Диона, сына его выгнал из отцовского дома: крича, что он точной сын Дионов. Однако как после насильствия Суллина Цесарево правосудие воссияло, то во время правления справедливейшего начальника в народной темнице он умер.
Внешние
1) В его ж правление в Медиолане безрассудная дерзость одной женщины в подобном обмане сокращена была. Ибо как она представляя себя Рубриею и утверждая, что пустой слух распространился, якобы она сгорела в пожаре, вступалась в её имение нимало ей непринадлежавшее, притом как лицом была на нее похожа, так и Цесарева когорта ей доброжелательствовала: при всем том по непреоборимой справедливости Цесаря в своем непотребном предприятии обманулась.
2) Он же некоторого варвара домогавшегося по великому своему сходству с Ариарафом [о котором все уже точно знали, что он убит от М. Антония] владения Каппадокии в лице его, при всем том, что он обманув всего почти востока гражданства и народы по их легковерию, был тем подкрепляем, за безумное присвоение владения принудил принять казнь должную.