Книга Третья

Глава Первая. О природе.

Теперь я коснуся, как бы некоторого младенчества и начатков храбрости, и представлю имеющего со временем взойти на самой верх славы духа с несомненным опытом природы оказанные поступки.
1) Емилий Лепид будучи еще в отрочестве на войну отправяся убил неприятеля и соблюл гражданина. Которого толь достопамятного дела находится знак в Капитолии, статуя имеющая на себе буллу и пурпуровую по определению Сената одежду. Ибо Сенат почел за несправедливо, чтоб тому честь дать было рано, которой уже мог оказать успех в храбрости. И так Лепид упредил совершенной свой возраст преждевременным оказанием сего храброго поступка, и сугубую получил похвалу от сражения, на которое ему по летам своим едва еще и смотрения было можно. Ибо неприятельское оружие, обнаженные мечи, летающие с обеих стороне стрелы, приближающейся конницы ужасной топот и стремление войск сражающихся, и в самих взрослых страх производят. Однако презирая все то отрок Емилиева рода мог заслужишь служить венец лавровой и получить от неприятеля корысти.
2) Такой дух имел и М. Катон в своем отрочестве. Ибо как он воспитываем был в доме своего дяди по матери М. Друса, и в одно время собравшись к оному, которой тогда был трибун простого народа, Латины просили о принятии себя в римское гражданство, то Поппедий начальник Латинский имевшей знакомство с Друсом просил Катона, чтоб он за товарищей его попросил своего дядю: на что Катон постоянным ответствовал видом, что он того не сделает. Потом не однократно склоняем к тому будучи, в намерении своем стоял твердо. Наконец Поппедий взведши его на самой верх дома стращал, что ежели он его не послушает, то он сбросит его оттуда: но ни тем не мог принудить его переменить свое намерение. Откуда Поппедий выговорил о нем следующие слова: Мы Латины и союзники наши должны еще себя почитать счастливыми, что он отрок: а ежели бы он был Сенатором, то и вовсе не можно нам было надеяться получения гражданства. И так Катон нежным еще разумом своим понимал важность всего Сената, и пребывая непоколебим в своем намерении на просьбу Латин, желавших получить права нашего гражданства не согласился.
Он же будучи еще также в отрочестве у как пришед для поздравления. к Сулле, увидел у что принесены были в прихожую головы посланных им в ссылки, тронут будучи бесчеловечным поступком, спросил у своего учителя и дядьки именем Сарпедона: для чего б никто не сыскался, кто бы убил сего лютою тирана? А как он ему ответствовал: что хотя б и многие то сделать хотели, но не находят случая: потому что он для охранения себя великое множество воинов всегда при себе имеет. Тогда Катон просил его, чтоб он дал ему какое оружие, утверждая что он удобно его может лишить жизни, потому что обыкновенно на его садился постеле. Слыша сие Сарпедон узнал склонность Катонову и предложения ужаснулся; и после того всегда обыскав его прежде водил к Сулле. Что может быть сего удтвительнее! Отрок Видя в доме победителя Суллы такие лютости знаки его не убоялся, особливо тогда, когда он Консулов, мещан, легионы и большую часть Кавалерского чина предал смерти. Хотя бы сам Марий был на его месте, то скорее бы и ему что–либо возшло на ум к своему спасению, нежели к убийству Суллы.
3 Как Фавст сын Суллин в одно время в школе при К. Кассие, которой ему соученик был, хвалил, что отец его толикое множество знатных разослал в ссылки, и грозил, что ежели бы лета и ему не препятствовали, то б и он учинил тоже; то Кассий кулаком его ударил. Достойна была рука та, чтобы не осквернить себя потом народным отцеубийством.
Внешние
1) А чтоб несколько взять и от Греков. Как Алцибиад [которого дарования ли разума или пороки были пагубнее отечеству, не знаю: ибо первыми он обольстил граждан своих, а последними притеснил оных] будучи еще мальчиком пришел в одно время в дом Перикла, своего по матери дяди и застав, что он один сидит в своем кабинете печален, спросил его: какая бы была причина его скорби? А как он ответствовал: что ему приказано было от гражданства вход к Минервину храму, который был воротами её крепости, строить, и он на то строение издержал великую сумму денег, а теперь не знает, как отчет дать в той сумме, и о том беспокоится. Тогда Алцибиад: и так ты должен искать способа наипаче, чтоб не дать отчета. По чему тот муж, будучи, впрочем, весьма знатный и благоразумный не сыскав сам способа, употребил совет детский и делал то, чтоб Афиняне заняты будучи с соседями войною, считать его времени не имели. Но Афинянам смотреть было надобно; сожалеть ли о Алцибиаде или хвалиться им оставалось. Ибо доселе еще они между злословием и удивлением колеблются в своих мыслях.

Глава Вторая. О храбрости

Когда уже мы о началах и знаках врожденной добродетели объявили; то представим и самое действие у которого важнейшая сила и сильнейшая крепость состоит в храбрости. Я знаю, что мне должно отдашь тебе основатель нашего города Ромул первенство в похвале сего рода. Однако прошу принять терпеливо, что я один пример поставлю прежде, которому ты и сам несколько должен отдать чести, потому что помощью оного учинилось, что Рим толь славное твое дело не погиб вовсе.
1) Как Етруски чрез мост Сублицкой хотели ворваться в город, тогда Гораций Коклес, конец оного к неприятелю занял, и все неприятельское многолюдство удержал неутрудимым боем до тех пор, пока мост позади оного был испорчен. И как увидел отечество свое от предстоявшей опасности спасенным, то со всем оружием своим в Тибр бросился. Которого храбрости бессмертные удивясь боги, спасли его от погибели. Ибо он ни сбросясь с высоты не разбился, ни тяжестью оружия не погружен, никаким стремлением пучины не закружен, ни оружием, которое отовсюду в него неприятели бросали, невредим свободно к своим выплыл. И так один обратил на себя взор, толикого множества граждан и неприятелей, из которых последние от удивления в изумлении были, а первые между веселием находяся и страхом, не звали что делать. И один наижесточайшим боем сразившиеся развел два войска, одно прогоняя, а другое защищая. Напоследок один щитом своим оборонил наш город не меньше, как Тибр своим каналом. Вследствие чего отходя Етруски сказать могли, что римлян победили, а сами побеждены от Горация.
2) Позабыть почти данное мною обещание Клелия понуждает, которая в туже самую войну, против того же неприятеля и чрез тот же Тибр отважилась на знаменитое дело. Ибо она между прочими девицами в аманаты отдана будучи Порсене, ночным временем ушед из того места, где она с прочими содержалась, сев на лошадь и переплыв реку поспешно, не токмо от осады, но и от страха свое отечество освободила, преднося собою мужам свет храбрости.
3) Теперь к Ромулу обращаюсь, которой вызван будучи на поединок от Акрона владетеля Цениненского, хотя впрочем почитал себя и множеством и храбростью войска быть его превосходнее, а притом и безопаснее казалось со всем войском, нежели одному в бой вступишь, своею рукою наипаче предзнаменовал победу. Ибо убив Акрона и поразив его войско, полученную от него знаменитую добычу принес в дар Иовишу Феретрийскому. Довольно мною о нем сказано; особливо что народным почитанием посвященная его храбрость не требует никакой похвалы личной.
4) После Ромула следует Корнелий Косс, посвятившей свою добычу тому ж богу, которую он получил, убив, будучи Главным начальником конницы, в сражении полководца Фиденатского. Велик с начала был Ромул, что первой ввел славу того рода; однако и Коссу много то сделало чести, что он мог подражать Ромулу.
5) От сих примеров не должно удалять и М. Марцелла, которой имел такую неустрашимость, что при реке Паде с малым числом конных напал на владетеля Галлического, окруженного многочисленным своим войском, которого убив и отобрав от него оружие посвятил оное Иовишу Феретрийскому.
6)Подобную храбрость и род сражения имели Т. Манлий Торкват, Валерий Корвин и Емилиан Сципион. Ибо они сами вызывая вождей неприятельских на поединок убивали. Но как они под других начальством то делали, потому и не могли посвятить добычь своих Иовишу Феретрийскому. Тот же Емилиан Сципион слугжа в Испании под командою Лукулла во время осады Интеринации пресильного города первый взошел на стену. И не было в том войске никого из Римлян, которого бы жизнь как по благородству, так природными дарованиям, и делам будущим больше беречь и сохранят было должно. Однако тогда всякий знатный молодой человек для славы и защищения отечества сносил великие труды и опасности, почитая себе за бесчестие превзойдену быть в храбрости от того, кто достоинством его был меньше. И потому то Емилиан в такой хотел быть службе, которой другие за трудностию избывали,
7) Великий между сими пример храбрости древность представляет. Как Римляне прогнаны будучи от Галлов бежали в Капитолиум и крепость; и не могли на тех холмах поместиться усоветовали по нужде на ровном месте города стариков оставить, чтоб тем удобнее молодые люди могли защищать остатки владения. Впрочем и в то столь бедственное и столь плачевное время гражданство наше своей храбрости не позабыло. Ибо имевшие прежде великие достоинства, отворивши двери, на Курульных креслах со знаками власти и которые прежде имели и священства, которое отправляли, сели; дабы с сиянием и знаками чести прошедшей своей жизни, лишиться оной, и своею бодростью побудите простой народ быть, в таковых случаях мужественным. Вид оных при первом случае возбудил к ним в неприятелях почтение, которые и необычным случаем, и великолепием, и самою таковою смелостью тронуты были. В прочем кто б мог о том сомневаться, что б Галлы, а притом победители то свое удивление в смех и всякое ругательство не обратили. Чего ради К. Атилий предупреждая таковую могучую последовать от них обиду, одного Галла, которой в насмешку поглаживал свою бороду, жезлом своим жестоко по голове ударил; и как он за удар тот убить его стремился, то Атилий охотнее дал лишить себя жизни. По чему храбрости пленить не можно, и терпение бесчестия не знает. Всяк тот, кто так умирает, одолену быть от несчастья почитает прискорбнее всякой смерти, и новые, но славные изыскивает оной роды.
8) Теперь отдать должно честь и титло славы Римскому Юношеству, которое вовремя происходившего близ Верругины под командою Консула К. Семпрония Атратина с Волсками неудачного сражения, дабы наше войско уступать уже начинавшее не обращено было в бегство, спешась само собою и разделясь на сотни ворвалось в неприятельское войско; которое отступить понудив ближайшей холм заняло, и сделало то, что все Вольское войско на него стремление свое обратило, а тем самим нашим легионам к собранию сил своих подало спасительной отдых. И так, когда уже Волски думали воздвигать трофеи, ночь сражение пресекла: и они не зная, победителями ли или побежденными удалились.
9) Те же молодые Кавалеры и в другом случае отменно храбрыми себя оказали, которые удивительным своим мужеством то сделали, что Фабию Максиму Руллиану Главному над конницею, имевшему неудачное сражение во время войны с Самнитянами вина отпущена была. Ибо по отъезде Папирия Курсора в городе для получения вторичного прорицания от птиц полета ему лагерь отдан был в команду, с тем однако ж, что запрещено ему было выводить к сражению войска. Но он на то не смотря вступил в бой с неприятелем не столько неудачно, сколько безрассудно, и без сомнения бы побежден был. Впрочем юношество будучи превосходных качеств сняв с лошадей узды у и крепко ударив по них шпорами на противостоявших Самнитян пустилось, и непоколебимою своею храбростью исторгнув силою у неприятеля победу с оною вместе возвратило и надежду отечеству великого гражданина Руллиана,
10) Напоследок какую имели крепость те воины, которые, как флот Пунический сильным движением весел поспешно в бег обратился, плывущих неприятелей по жидкому морю, как пеших по твердому полю к берегу притащили.
11) В то ж время и такую ж заслужил славу тот воин, который в происходившее сражение при Каннах, коим Аннибал сокрушил силы римлян, но храбрости не умалил] не могши более за полученными ранами владеть оружием, пришедшему обдирать себя одному из Пенов обгрызши нос и уши сделал безобразным; грызя его таким образом в полном отмщении умер. Отложим в сторону несчасливое сражения окончание, то сколь убитый храбрее был своего убийцы. Ибо Пен будучи уже победитель одолен от умирающего, и был ему утешением в смерти; а римлянин при самом конце жизни сделался за себя мстителем.
12) Сей воин столь же превосходной и мужественной имел дух как и предводитель, о котором объявить имею. Ибо П. Красс производя войну в Асии с Аристоником и захвачен будучи в плен между Елеею к Смирною Фракианами, коих тот имел при себе великое множество, чтоб не достаться Аристонику в руки, бесчестия, снискав сам случай к своей смерти, избегнул. Ибо тростью, которою он понуждал лошадь, ударив в глаз прямо одного варвара, побудил его своим ударом к тому, что он в бок его пронзил кинжалом. И таким образом тот варвар за себя отмщевая освободил поругания римского Полководца, которое с ним могло последовать. А Красс доказал фортуне, что в какое было она толь великого мужа ругательство повергнуть хотела потому что благоразумно, а притом мужественно разорвал накинутую ею на свою вольность петлю, и предан будучи уже Аристонику у своего достоинства не утратил.
13) Таковое же употребил и Сципион предприятие. Ибо он неудачно защищая в Африке сторону Кн. Помпея своего зятя, и отправясь в Испанию флотом, как увидел, что корабль, на котором он находился, неприятелем взят был, пронзил себя мечем к сердцу. Потом на корме повергшись, как Цесаревы воины взбежав на корабль Главнокомандующего искали, ответствовал им: что Главнокомандующий находится благололучен. И столько выговорить был в силах, сколько требовалось к засвидетельствованию его храбрости в вечную славу.
14) Твоего так же Катон преславного конца жизни есть памятным знаком Утика, в которой из прехрабро полученных ран тобою более истекло славы, нежели крови. Ибо ты не робким видом на меч повергшися великое тем дал наставление людям; что сколько–то больше честные должны почитать достоинство без жизни, нежели жизнь без достоинства.
15) Его и дочь дух имела не женской, которая узнав о предприятии мужа своего Брута, касавшемся до убийства Цесарева, в ту ночь, за которою следовал день мерзостнейшего дела, как Брут вышел из покоя, потребовала себе ножечек, как бы обрезывать хотела ногти, и выронив его будто по случаю себя поколола. Брут на воспоследовавший крик от служанок в тот покой возвратяся стал ей выговаривать, что она принялась за должность бритовщика. Которому Порция но един изъяснялась говоря: Что я то сделала не без причины, но показала в тол опасном нашем стоянии истинный знак моей к тебе горячности. Ибо я испытать хотела, и что сколько–то я спокойно, ежели тебе твое предприятие не удастся, тем ножом могу лишить себя жизни.
16) Счастливее был племенем своим Катон старший, от коего произошел род Порциев. Который во время сражения в крайней опасности находяся, сверх того по случаю выронил из ножен меч свой. И как оный от множества неприятелей был затоптан, а притом многие его заступили ногами, Катон осмотревшись и увидя, что у него меча не было, весьма неустрашимым духом опять достал его, так что казалось, будто бы не было тут вовсе опасности ни малой, но как бы он поднимал его лежавшей просто. Сие видя неприятели были в изумлении, и на другой день пришли к нему с покорностью просишь мира.
17) Включишь должно между вонными храбрыми поступками и дела внутрь отечества мужественно производимые. Потому что таковые как в лагере, так и в судебном месте равную похвалу заслуживают. Как Ти. Грах будучи трибуном простого народа чрезмерною щедростью обязав к себе оный утеснил республику, и проговаривался явно; что как Сенат истреблен будет, то всему останется зависеть от простого народа; тогда Сенаторы по совещу Муция Скеволы Консула в капище Верности собравшись, рассуждали, что им в толь трудных обстоятельствах делать было надобно. И как все утверждали, что Консулу должно оружием защищать республику, но Скевола не хотел ничего силою делать. Тогда Сципион Насика вызвался таким образом: Понеже, говорил он, Консул порядок наблюдая права делает, чтоб со всеми законами Римская республика пала, то я будучи в прочем человек не чиновный себя предводителем по намерению вашему вам представляю: а потом при всех левую свою руку обернув одеждою, а правую подняв в верх сказал громко: Кто хочет республику видеть целу, тот бы за ним следовал. И тем своим голосом перервал недоумение граждан добрых и Граха с беззаконными сообщниками бунта наказал так, как он заслуживал быть наказан.
18) Подобным образом как Сатурний Трибун простого народа, Претор Главциа и Еквиций назначенный Трибуном народным весьма великие в гражданстве нашем произвели мятежи, и никто не отважился противостать возмущенному народу, то первой М. Емилий Скавр советовал К. Марию, которой тогда был Консулом в шестой раз, чтоб он вольность и законы защитил силою: и тогда же приказал принесши себе оружие. По принесении оного одев пристойным убором глубокою старостью истощенное и почти разрушившееся уже свое тело, и опершись о копье стал пред дверьми ратуши, и малыми остатками последней своей бодрости сделал то, что республика не погибла. Ибо мужеством своим Сенат и весь Кавалерской чин побудил к наказанию мятежников.
19) А как я прежде объявил о Храбрых делах в поле и внутрь отечества произведенных, теперь знаменитое звезд украшение божественного Юлия, как известнейшее изображение истинной храбрости представлю. Как он усмотрел, что наше войско от бесчисленного множества и зверовидного устремлении Нервиев в бег обратиться хотело, тогда сняв щит с одного воина, которой боязливее других сряжался, и надев на себя оной жесточайше биться начал. Которым своим поступком храбрость во все вселил войско, и упадающее войны счастие божественным духа жаром восставил. Он же в другом сражении, как один Орленосец Марсова легиона оборотяся бежать хотел, схватив его за рот и оборотив опять лицом к неприятелю, указывая на него правою, рукою сказал: Куда ты идешь? Вот где те стоят, с лотовыми мы сражение имеем: и руками только одного, а увещанием толь чувствительным всех легионов робость исправил, и сделал, что те победили, которые готовили неприятелю над собою победу.
20) Впрочем дабы исследовать действие человеческой храбрости, как Аннибал Капую, в которой находилось римское войско, держал в осаде, тогда Вибий Акцей, начальник Пелигновой когорты, знамя чрез полисад Пунический перебросил, заклиная себя и своих товарищей, ежели они допустят ему у неприятеля остаться: и на возвращение оного первый сам, а за ним и когорта его устремилася. А как то увидел Валерий Флакк начальник третьего легиона, то сказал. Конечно мы, как я примечаю, пришли смотреть чужой храбрости: но да не будет того от Римской крови, чтобы Римляне хотели уступить Латинам в славе. Я всемерно желал или славной смерти, или счастливого от смелости успеха. Чего ради хотя один наперед бежать готов к неприятелю. Сие услышав Педиан сотник выдернул из земли знамя и держа в руке правой сказал: Уже сие внутрь неприятельского палисада будет конечно. Чего ради чтоб немедленно за ним те следовали, которые не хотят, чтоб оно досталось неприятелю в руки: и с ним вбежал в Пунической лагерь, а с собою привлек и весь легион тот. Таким образом храброе трех мужей дерзновение сделало, что Аннибал, который почитал в надежде своей за взятую уже собою Капую, не силен был защитить и своего лагеря.
21) Сим в храбрости ни мало не уступал Кв. Котий, который по оной и прозван Ахиллесом. Ибо не касаясь других дел его, довольно из двух случаев, о которых объявить имею, узнать можно, какой–то он был воин. Он отправясь в Испанию к Консулу К. Метеллу Легатом, и производя под командою его войну Целтиберическую, как услышал, что один из того народа молодой человек вызывает его на поединок, тогда оставив стол свой, за которым сидел, приказал за полисад свое оружие вынести и лошадь вывести тайно, чтоб ему Метелл в том не воспрепятствовал. Как все приготовлено было, то он помянутого Целтиберянина, которой перед ним разъезжал весьма дерзко, нагнавши лишил жизни, и сняв с него весь убор, в великом веселии принес в лагерь. Потом вторично вызван будучи на поединок от Пиресия, которой знатностью и храбростью превосходил всех Целтиберян, принудил его просить о помиловании. И не постыдился тот весьма жаркий молодой человек ввиду обоих войск подать ему меч свой и военную одежду. Котий же притом со своей стороны просил, чтоб они впереди ему знаком был, когда между Римлянами и Целтиберянами мир воспоследует.
22) Не можно обойти и К. Атилия, которой служа в десятом легионе рядовым воином от стороны Цесаря во время морского сражения правой руки лишася, которою было за Массилиенское ухватился судно, схватил однако ж корму левою, и не прежде перестал чинить сопротивление бывшим на оном, как держимое собою затопил судно. Впрочем, сей поступок не столько вероятен. Однако Кинегира Афинянина, которой в достижении неприятелей подобную оказал крепость, Греция память во всех веках многими похвалами прославляет громко.
23) Какую Атилий получил славу на море, вскоре после его равную заслужил хвалу на сухом пути М. Цесий Скева сотник того ж предводителя. Ибо как он защищая часть укрепления себе порученную с неприятелем бился, и начальник со стороны Кн Помпея по его повелению с возможным старанием и с великим числом войска овладеть тем местом домогался, побивал всех тех, которые на него нападали, и не уступая ни мало во все время на ногах бьючися, наконец на превеликую пал кучу собою побитых. У него голова, плечи и ледвея были жестоко ранены, а на щите сто двадцать скважин от ударов нашлося. Такие воины от исправной дисциплины в лагере божественного Юлия находились, из которых один лишась руки правой, а другой глаза, биться не преставали: и первой по получении такой утраты победителем, да и последней при толиком уроне остался непобежденным.
Но твоему непобедимому духу Скева в обеих частях естества вещей, сколько должен я удивляться, не знаю. Потому что ты превосходною твоею храбростью в недоумение меня приводишь, мужественнее ли ты на воде сражался или на земле произнес слова? Ибо во время войны, в которую Цесарь тем не довольствуяся, чтоб действия его в берегах заключались Океана, на Британский остров небесные свои простер руки, ты с четырьмя сотоварищами на плоту переехав на камень находящейся по близости острова в море, которой великое множество неприятелей защищали, как море отливом своим расстояние бывшее между островом и камнем сделало бродом к переходу удобным, в приближения великого множества варваров, при всем том, что товарищи твои назад отплыли на плоту к берегу, один стоя неподвижно, когда отовсюду в тебя бросали стрелы, и со всех сторон напасть на тебя крайне старались, столько в неприятелей одною твоею рукою вонзил копей, сколько б довольно было пятерым в продолжительном сражении. Напоследок обнажив меч свой, которые отважнее на тебя устремлялись, то выпуклостью щита до себя не допуская, то мечом прогоняя, с одной стороны римлянам, а с другой Британцам на тебя смотрящим удивительным был зрелищем. А как потом негодование и стыд всего отведав ослабевших впрочем Британцев понуждали, и длинною стрелою бедра тебе была пробита, а притом тяжелым камнем в лицо ударен, когда уже шлем твой весь изстрелен, и щит частыми скважинами поврежден был, наконец бросился в море, и обременен будучи, впрочем, двойным панцирем из воды, кровью неприятельскою обагренной, выплыл. Потом увидя своего повелителя, когда ты за оружие неутраченное, но употребленное на поражение неприятеля похвалу заслуживал, просил от него прощения. Велик ты сражением; но еще больше,, что всегда помнил воинскую дисциплину, Вследствие чего как дела, так и слова твои от щедрого храбрости ценителя награждены были пожалованием тебя чином сотника.
24) Впрочем что принадлежит до оказавших превосходную в сражениях храбрость, то напоминанием о Л. Сициние Дентате все римские по достоинству окончать примеры можно: которого дела и за оные полученные им чести, подумать можно и превосходят веру, ежели бы о них достоверные писатели, и между ими М. Варрон особливо в своих сочинениях не свидетельствовали, О нем объявляют, что он сто двадцать раз был в сражении с такою неустрашимостью духа и крепостью тела, что казалось он большею частью участвовал в победах. Тридцать шесть получил добыч от неприятелей, из коих восемь таких было, с которыми он в виду обоих войск по вызову имел поединки. Соблюл четырнадцать граждан римских, исхитив оных от самой смерти; получил сорок пять ран, но в тыл ни одной. Следуя при вшествии в город за девятью торжественными Главнокомандовавших колесницами обращал на себя имевшего изобильные дары взор всего гражданства. Ибо пред ним несено было восемь венцов золотых, из дубовых ветвей сплетенных четырнадцать, стенных три, и осадный один: золотых цепей сто восемьдесят три, ожерельев сто шестьдесят, восемнадцать копей, двадцать пять уборов конных. Все сим украшения довольны были для целого легиона, не только для одного воина.
Внешние
1) И та кровь из многих тел изтекшая при Калах с великим удивлением соединилася воедино. Как Фулвий Флакк в сем городе судил казнить пред своим Трибуналом Кампанях за измену граждан начальнейших, и указом присланным себе от Сената, понуждаем был последнее свое о наказании положить мнение, тогда добровольно пред него представ один Кампанец из Тавреи Т. Юбеллий, и сколько мог громким выговорил голосом следующие слова: Понеже ты с толикою жадностью желаешь пролить кровь нашу, то чего ждешь, начни, с меня, и отри топор окровавленной, дыбы ты мог похвалиться, что несколько храбрее тебя по твоему приказу человек убит был? А как на то Флакк сказал ему, что он охотно бы то сделал, когда бы Сенат не мешал ему. Тогда Юбеллий: Но ты смотри на меня, которому Сенат ничего не приказывал, что я глазам твоим хотя и приятен, но дело оказываю больше нежели б ты мог поверить. И тогда же, убив жену и детей своих, потом сам себя пронзил мечом своим. За какого б мы почли сего мужа, которой своих и себя самого убийством хотел показать, что он наипаче бесчеловечию Фулвиеву ругается, нежели желал пользоваться милосердием Сената.
2) В сем месте должно упомянуть и о Леониде Спартанском, которого предприятия, дела и конца нет ничего мужественнее. Ибо он с тремястами Лакедемонян при Фермопилах делая сопротивление всей Асии, сильного того и на море и на сухом пути Ксеркса, и не только людям страшного, но угрожавшего и Нептуну оковами и небу мраком, непоколебимою храбростью в конечное привел отчаяние. Впрочем, изменою и злодейством жителей страны той, лишась выгодного своего места, которое особливо ему вспомоществовало, хотел лучше умереть в сражении, нежели назначенной себе от отечества пост оставить. И потому столь охотно своих уговаривал к бою, в котором им умереть надлежало, что сказал: Так обедайте сотоварищи, как бы вы ужинать имели у преисподних. Смерть возвещена была, а Лакедемоняне, как бы победа им была обещана, не представляя себе ни малого страха, предводителю своему повиновались.
3) По сем, сколько горяч был Гобрий, которой приняв намерение освободить Персов от презрительной и мучительной Волхвов тирании, и одного из них ввергнув в темное место, лежа на нем давил его. И как сообщник сего знаменитого дела волхву тому опасался дать удара, чтоб убивая его не поранить Гобрия, тогда Гобрий сказал ему: Нет ничего, ты опасаешься, чтоб меня не поранить: хотя обоих нас пронзи мечом своим, только бы чтоб сей погиб наискорее.
4) И поле Тирейское пространнее кажется славою сына Орифриева и казистее сражением его и смертью нежели обширностью места. Которой кровью своею изобразил на щите своем, что побежден неприятель, и пред самою своею смертью окровавленным знаком победы возвестил о ней отечеству.
5) За превосходнейшими Спартанской храбрости успехами следовало бедственное падение. Епаминонд первейшее Фив благополучие, а для Лакедемонян первая пагуба, как древнюю сего города славу и непобедимую доселе жителей храбрость при Левктрах и Мантинее благоуспешными сокрушил сражениями, наконец сам копьем поражен будучи, и испуская последнюю кровь и дух свой спросил утешавших себя приятелей, во–первых: Цел ли щит его, а потом, совершенно ли неприятели побиты. А как объявили ему с его желанием согласно, то сказал: Не конец сотоварищи, пришел моей жизни, но лучшее и славнее приблизилось начало. Ибо теперь–то ваш Епаминонд рождается, потому что так умирает. Вижу, что Фивы предводительством и счастием моим сделались главою Греции. Храброе и мужественное Спартанское лежит гражданство опроверженное нашим оружием. Греция освободилась несносной его власти. Хотя я к сир умираю, но не без детей однако ж. Потому что удивительных дочерей Левктры и Мантинею по себе оставляю. Потом приказав копьё из тела своего вынуть, от той раны скончался. Ежели бы бессмертные боги допустили ему пользоваться толь великими победами, то бы никто из остававшихся в живых после сражений славнее его не вошел в отечество.
6) Но и Фирамен Афинянин не малую имел духа крепость, которой принужден будучи умереть под народною стражею, принесенной себе по повелению тридцати тиранов яд не медля ни мало выпил, а сосуд с остатками оного шутя ударив о пол произвел стук тем, и смеяся сказал подавшему оный слуге народному: Что я пью за здоровье Крития. И так смотри, теперь же отнеси к нему сосуд сей. Критий же был из числа тридцати тиранов наилютейший. Столь спокойно терпеть наказание есть по истине то же, что освобождать себя от оного. И так Фирамен равно как бы в своем дохе лежа на постели умер. По мнению недоброхотов он был наказан, а по его собственному рассуждению он тем окончал все бедствия жизни.
7) Но Фирамен от наук и учения заимствовал такую бодрость, а Феогену Нумантийскому к приобретению подобного мужества наставницею была врожденная своего народа лютость, Как Нумантиняне дошли до самой крайности и бедности, а Феоген превосходил всех своею знатностью, богатством и достоинствами, то он дом свой, которого не было великолепнее в городе., собрав отовсюду подгнеты зажег сам; и тогда же обнажив меч свой и положив посреди двора своего у приказал, чтоб по два из граждан между собою бились, и побежденного бы, отрубив голову в горящее строение бросали. А как он положенным толь твердым законом смерти истребил всех жителей, напоследок и сам в огонь бросился.
8) А чтоб объявить и о погибели равно враждебного римскому народу города. По взятии Карфагены жена Асдрубалева, учинив ему прежде с поношением выговор, за то, что о забыв жену и детей своих довольствовался испрошением одному себе от Сципиона жизни, взяв обеими руками общих сыновей своих, которые также охотно умереть желали, бросилась в огонь горящего своего отечества с оными вместе.
9) К примеру храбрости женщины придам двух девиц не меньше мужественный случай. Как во время зловредного бывшего в Сиракусах бунта весь род Гелонов бес пощады истреблен был, и оставалась одна только Гармония девица, то и на нее один пред другим из мятежников устремлялся. Тогда кормилица её подобную ей девицу убрав в Царское платье неприятелям представила на жертву, которая и тогда не открылась, какого она была состояния, когда уже ей надлежало быть умерщвленной. Гармония удивясь её крепости, и не хотя соблюсти себя таким средством, закричала, и привлекши тем убийц её, объявив о себе, на себя их лютость обратила. Таким образом одной скрытой обман, другой открытая истинна были концом жизни.

Глава Третья. О терпении

Храбрость виденная нами в знаменитых делах мужей и жен заставляет вывести на среду и терпение, которое утверждается на столь же крепких корнях, и не меньше имеет в себе благородного духа, но соединено подобием так близко, что кажется или с оною вместе, или от неё родилось.
1) Ибо что сходственнее с объявленными выше примерами храбрости быть может, как поступок Муциев. Когда Порсена, владетель Етрусский, жестокою и долговременною войною наш угнетал город, то он не могши терпеть того, тайно в его лагерь вошел вооруженный, и во время отправления им жертвоприношения хотел убить его. Впрочем, в ревностном и храбром своем предприятии воспрепятсвован будучи не хотел и скрыть вину своего прихода, и сколько–то он презирал мучения, показал удивительным своим терпением. Ибо же желая более иметь, как думаю, руки правой, что она не могла услужить ему, чтоб убить Порсену, положив на огонь жертвенной сжег ее. Во истине ни на какие бессмертные боги возлагаемые на жертвенники свои приношения столь внимательно не взирали. Да и самого Порсену забыв опасность, мщение свое обратить на удивление принудил. Ибо он ему сказал: Возвратись к своим Муций, и объяви им, что когда ты моей искал жизни, то я тебе жизнь дарствую. Однако Муций за оказанную милость от Порсены не воздал хвалы ни малой; но скорбя о том более, что не убил оного, нежели радуясь, что сам жив остался, с прозванием Скеволы славным вечно возвратился в город.
2) Помпеева также крепость похвалы достойна, которой отправляя посла должность от Царя Генция посажден под караул будучи, как принуждаем был открыть намерение Сената, то навед на свечу свой палец, начал жечь оный. И тем своим терпением не только Царя лишил всей надежды посредством мучения допытаться от него о чем–либо, но вперил при том в него великое желание искать дружелюбия римского народа. А чтоб исследывая далее сего рода домашние примеры не принужден я был часто доходишь и до ненавистной памяти междоусобных браней, то сими двумя римскими довольствуясь примерами, которые сколько похвалы знатных фамилий, тем меньше народной в себе скорби заключают, придам внешние.
Внешние
1) По древнему Македонян обыкновению при Царе Александре во время его жертвоприношения находилось по нескольку мальчиков знатнейшей породы. Из сих один взяв поспешно кадильницу стал пред ним близко, которому на плечо упал горячий уголь: и хотя оный жег его так сильно, что все около стоявшие чувствовали запах горелого тела, однако он и боль свою терпел скрепяся, и плечом не трогал ни мало, чтоб или уронив кадильницу не сделать помешательства в жертвоприношении Александру, или изданием стона не озлобишь Царского слуха. И Александре на терпеливость мальчика смотря с удовольствием хотел иметь неложный опыте его твердости. Ибо он продолжительнее обыкновенного отправлял жертвоприношение, но и тем не мог преодолеть его терпения. Ежели бы Дарию случилось увидеть сие чудо, то бы он уверился конечно, что воины сего народа непобедимы, рассудя, что столь младой возраст такую имеет в себе крепость.
Есть великое и то твердое воинствование духа, сильное науками почитаемых учения служений начальница Философия, которая восприята будучи в сердца людей, отгнав поносные и вредные желания на крепком основании добродетели оные утверждает, делая непреоборимыми от страха и болезни.
2) Начну же от Зенона Елеатского, которой в испытании естества вещей превеликую имел мудрость, и весьма способен будучи к возбуждению в юношестве великого духа, справедливость правил примером своей добродетели показал свету. Он оставив свое отечество, в котором мог наслаждаться спокойною вольностью, пошел в Агригент [утесняемый сожалительною неволею], полагаясь на свой разум и нравы столько, что надеялся от зверства безумных мыслей Фаларида отвести скоро. Но когда приметил, что в нем более привычка к владычествованию, нежели здравые советы силы имели, тогда он возжег ревность. в знатнейших молодых людях того гражданства к освобождению своего отечества. А как о том тиран сведал, то собрав народ на площадь, приказал его различными терзать муками, желая допытаться, кого он имел сообщниками в своем умысле. Но Зенон ни одного из тех не показывая, сделал подозрительными ближайших и вернейших тирану, и понося Агригентян за нерадение и робость, произвел то, что они вдруг побуждением внутренним тронуты будучи Фаларида каменьями повергли на землю. И так одного старика лежащего в орудии мучительном не просительной голос и не жалкой крик, но мужественное увещание всего гражданства мысли и состояние переменило.
3) Того ж имени философ, как от Неарха тирана, которого было он убить намерение принял, был мучим сколько в наказание, не меньше для показания сообщников, и преодолевая не только болезнь свою, но желая за то отмстить тирану, сказал: что он имеет донести ему нечто для него полезное, о чем он на един объявить может, то Тиран приказал отрешить его от орудия мучительного. И как философ улучил способное время коварство свое произвести в действо, то схватил его за ухо зубами, и отпустил не прежде, как сам жизни, а тот части тела лишился.
4) Такого терпения был подражателем Анаксарх, когда он мучим был от Кипрского тирана Никокреонта, которой как ничем не мог ему в том воспрепятствовать, чтоб он наиязительнейшими злословий ударами не терзал его взаимно, наконец отрезанием грозил ему языка. Тогда Анаксарх сказал ему: Молодец сладострастный! не будет и сия часть моего тела в твоей власти; и тогда же отгрызши себе язык, и изжевав его выплюнул в рот ему, которой он в сердцах держал отверстый. Многих тот язык, и особливо Царя Александра слух восхищал в удивление, когда он о состоянии земли, обтечении морей, движении звезд, и наконец о естестве всего мира толковал весьма разумно и красноречиво. Однако он умер, можно сказать, славнее, нежели был в жизни. Потому что столь мужественною смертью знаменитое утвердил свое звания своего дело; и Анаксарх не токмо жить не престал, но смерть учинил славнее.
5) Над Феодором также весьма почтенным мужем Иероним тиран продолжал мучения тщетно. Ибо изорвал он бичи, избил плечи, расшатал мучительное орудие и раскаленная доска простыла прежде, нежели мог довести его до того, чтоб он показал сообщников тиранова убийства. Сверх того его драбанта, на котором вся сила юного власти, как бы на некотором держалась крюке, оговорив ложным оклеветанием, лишил верного его и неотлучного стража; и с помощью терпения не только ее открыл того, что прежде содержало было в тайне, но отплатил и за свои муки. Ибо когда Иероним ненасытно терзал врага своего, в то самое время потерял безрассудно своего друга.
6) Утверждают, что Индийцы столь непоколебимы в терпении своем бывают, что есть такие, которые чрез все время своей жизни не носят никакой одежды, укрепляя иногда свое тело несносным мразом горы Кавказа, то в огонь себя повергая без всякого стенания. И таковым презрением болезни немалую себе снискивают славу, получая мудрых титул.
7) А как все вышеобъявленные примеры терпения, от людей глубокой мудрости и ученых происходили, то однако ж не меньше удивительным покажется, что один слуга предприял учинить в своей мысли. Он был родом Варвар, и печалясь о том, что Асдрубал убил его господина, пришед к нему нечаянно самого лишил жизни. И хотя он пойман будучи всеми родами мучения был терзаем, однако веселие полученное собою из отмщения удержал на лице своем постоянно. И так добродетель не гнущаяся скорые и бодрые умы к себе допускает, и довольствоваться собою обильно или мало без лицеприятия позволяет. Но всем равно себя являя, взирает на то более, с каким кто требованием, нежели достоинством к ней приходит, и в получении благ своих тебе самому на рассуждение оставляет тяжесть, чтоб столько ты брал с собою, сколько понести будет в силах.

Глава Четвертая. О низкого происхождения знатными учинившихся

Часто случается, что родившиеся в низком состоянии люди, на высочайший степень достоинства восходят, а напротив того отрасли знатнейших фамилий вступив в бесчестные дела полученное от предков своих сияние затмевают. Что самое яснее покажется примерами; и я начну от тех, которых состояния на лучшее перемена приятную для всех подает материю к повествованию.
1) Тулл Гостилий малолетство свое препроводил в простой сельской хижине, а в юношеском возрасте пас стадо, в мужеском управлял римским владением и оное усугубил. Старость его удобренная наипревосходнейшими украшениями на высочайшем степени величества блистала.
2) Впрочем, хотя Тулл и велик был, и удивительную в состоянии своем имел перемену, однако он нам домашний пример собою представляет. Тарквиния же Приска для обладания нашим государством фортуна привела в наш город. Он был иностранец, потому что родился в Коринфе, презрителен, что рожден купцом Демаратом, постыден, что отец его был притом ссылошной. Впрочем, толь благополучным состояния своего случаем из бесчестного тщательных; а из ненавистного сделался славным. Ибо он распространил владения пределы, почитание богов новыми священства видами умножил, число Сенаторов увеличил, чин Кавалерский сделал количеством более прежнего: и что совершением похвале его служит, преславными своими добродетелями то сделал, что гражданство не раскаивалось после, что оно Царя себе наипаче заимствовало от соседственного народа нежели из своего избрало.
3) На Сервие же Туллие фортуна особенно свои силы изъявила, учинив его Царем, который рабом рожден был притом он весьма долго владел государством. Четыре раза перепись граждан делал, и триумф отправлял троекратно. Кратко сказать: откуда он происходил, и до какого дошел степени счастия довольно изображает надпись на его статуе положенная, которая рабское проименование соединяет с именем Царским.
4) Удивительным так же возвышением Варрон из съестной лавки отца своего достиг Консульского достоинства. Но фортуна и то еще сочла за мало, чтоб воспитанному промыслом смрадной торговли, дать двенадцать знаков чести, ежели не придаст ему в товарищи Л. Емилия Павла. И столько ему благоприятствовала, что, как он при Каннах от неразумия своего потерял великое множество римского войска, то Павлу, которой не хотел вступать в сражение допустила быть убитому, а его невредима привела назад в город. Но и того недовольно. вывела Сената пред вороты, которой приносил ему благодарность на его возвращение, и вынудила, что виновнику толикого поражения предложено было Диктаторское достоинство.
5) Немало причинил стыда Консульскому достоинству собою М. Перпенна, который не быв гражданином сделался Консулом. Однако он в произвождении войны несколько был полезнее для республики, нежели Варрон своим предводительством. Ибо он взял в полон Царя Аристоника, и наказал за убийство Красса. В прочем же в жизни отправлял триумфы, а на смерть Папиевым законом осужден был. Да и отец его, которой не могши пользоваться правами римского гражданина, употреблял оные однако ж, позван будучи на суд от Сабеллов, принужден был в свое отечество возвратиться. Таким образом имя Перпенны только начертанное, неправедно полученное Консульство, власть подобная тени, и увядающий триумф в чужом гражданстве странствовали беззаконно.
6) Возвышения же М. Порцию Катону всему народу желать было должно: которой бывшее в Тускуле не знатное свое имя, учинил знаменитейшим в Риме. Ибо он прославил Лациум своею историею, споспешествовал воинской дисциплине, умножил величество Сената; продолжил род свой, из которого произошел Катон последний бывший величайшим оному украшением.
Внешние.
1) Но чтоб с римскими соединишь и посторонние примеры. Сократ, которой не только общим людей согласием, но и ответом Аполлоновым за премудрого почтен был, рожден будучи материю повивальною бабкою, а отцом марморосечцем, именем Софрониском, дошел до блистательнейшего сияния славы, а притом и по достоинству. Ибо как ученейшие люди в прениях своих заблуждали, и величину солнца, луны и других светил более многословными, нежели ясными доказательствами толковать старались, также всего света пространство понимать силились, он первый удалив свой разум от таких, невеждам более приличествующих заблуждений, свойство состояния человеческого, и во внутренности сердца сокрытые страсти исследовать понудил: и ежели добродетель саму по себе ценить можно, то она изрядной есть наставник жизни.
2) Какую мать Еврипид, я какого отца Демосфен имели, и в их время не известно было. Ибо одного мать зелень, а другого отец продавал ножечки, как все ученые согласно объявляют. Однако что может быть славнее первого Трагических, а другого Ораторских движущих дух сочинений.

Глава Пятая. О детях на отцов своих непохожих

Следует теперь по порядку представить вторую чаешь того, что обещал я, которая касается до помрачения знаменитых мужей благородства. Потому что о таких детях говорить предлежит, которые себя от их славы отличили, и утопая в праздности и смраде беспутства сделались наигнуснейшими чудовищами благородства.
1) Ибо что более походит на чудовище, как Сципион сын старшего Сципиона Африканского, которой рожден будучи отцом столь славным допустил себя пленить толь малому числу охранительного войска Царя Антиоха. Конечно лучше б он сам себя лишил жизни, нежели отдался неприятелю в руки тогда, когда он имел в своем роде два славнейшие проименования отца и дяди, из которых первый по завоевании Африки уже получил оное, а другому, которой от большей части возвратил уже Асию, готовилось; и просить о соблюдении себе жизни, того неприятеля, которого вскоре победив Л. Сципион, имел представить взору богов и человек триумф наивеликолепнейший.
Он же требуя себе Преторского достоинства не устыдился показаться на поле пред собрание в белой одежде, которая пятнами скаредности крайне была вымарана, так, что ежели б не уступил ему того Цицерей бывшей отца его писарь, то бы он конечно не получил от народа. Но в том нет нужды, чтоб испросив ли он то достоинство, или с отказом домой возвратился, нежели как сродственники узнав, что он бесславие им наносит, то сделали, чтоб он не имел в собрании ни места, ни в суды входить не дерзал бы. Сверх того сняли с руки его перстень, на котором вырезана была голова Сципиона Африканского. Праведные боги, какому мраку от толикого света вы родиться попустили!
2) Сколь распустную вел жизнь и К. Фабий Максим сын К. Фабия Максима Аллоброгического и гражданина и полководца наизнаменитейшего? которого хотя прочие беззакония оставить, однако довольно его нравы и тем бесчестием открыты быть могут, что К. Помпей городовой Претор запретил ему пользоваться отеческим имением; и в толь многолюдном гражданстве ни одного не сыскалось, кто бы сие его определение опорочил. Потому что все с сожалением смотрели на Фабия, что он те деньги на беззаконные дела проматывал, которые должны были служить к сиянию Фабиева рода. И так, которого чрезмерная отеческая горячность наследником учинила, того народная строгость оного лишила.
3) Снискал любовь в простом народе Клодий Пулхер, но от великого пристрастия к Фулвие жене своей, будучи, впрочем, великий воин, хотел ей во всем повиноваться. Их сын Пульхер кроме того, что в неге и лености препроводил юношеской свой возраст, обесславил себя скверною любовью публичной непотребной женщине, а напоследок гнусною смертью умер. Ибо объевшись свиного вымя от гадкой и скаредной невоздержности лишился жизни.
4) Наконец и К. Гортенсия, который в превеликом множестве своих предков, граждан честных и знатных сам высокой получил степень почтения и красноречия, внук Гортенсий Корбион препроводил жизнь свою всех беспутных мотов и волочаг распутнее и скареднее; а наконец обращался в домах непотребных, языком своим столько же служил к сводничеству, сколько дед его употреблял оной на площади к благосостоянию гражданства.

Глава Шестая. О знатных, которые в употреблении одежды и других вещей поступали по своему произволу

Примечаю я, в какой–то опасный путь пустился, И так возвращусь, дабы продолжая исчислять несчастья не внести чего–либо с вредом собственным. Чего ради отступлю лучше, оставляя безобразные тени утопать в бездне их мерзостей. Ибо лучше о том. объявить, какие знатные мужи в одежде и прочих украшениях находя нечто новое по своему произволению поступали.
1) Как П. Сципион будучи в Сицилии, и изыскивая способ, каким бы образом умножив свое войско переправить оное в Африку, помышлял о разорении Карфагены, то находясь в таких размышлениях и предприятиях толь важного дела ходил в Гимназиум в одежде и башмаках высоких, как ходили Греческие философы. Однако та забава не препятствовала ему ни мало вступить в сражение с Пуническим войском, но напротив того не более ли придавала охоты. Потому что проворные и сильные умы, чем более имеют от дела свободы, тем важнейшие действия производят. Я думал бы, что он надеялся более возбудишь к себе склонности в союзниках, показывая тем, что жизнь их и торжественные упражнения ему нравятся. В которые он тогда ходил, когда уже плечи его от многого и продолжительного труда приходили в усталость, а прочие члены воинским движением показали свою крепость довольно. И в сих упражнениях состоял труд его, а в тех от труда отдохновение.
2) Л. же Сципиона видим статую в Капитолии изображенную в воинской одежде и башмаках высоких. А именно, он хотел, чтоб и статуя его в таком представлена была уборе, какой он употреблял в свое время.
3) Л. также Сулла будучи главным полководцем не почитал за непристойно ходить в воинской одежде и башмаках высоких в Неаполе.
4) К. же Дуилий первый отправлявший триумф одержанной на море над Карфагенянами победы, когда он бывал где на банкете, то при возвращении его домой от стола вечернего несли пред ним обыкновенно похоронной восковой факел и предследовали ему играя трубач и арфщик; представляя тем ночным своим торжеством войны успех знаменитый.
5) Папирий Масон, как за услуги свои оказанные республике не мог истребовать себе от Сената триумфа, то сам собою сделал начало торжествовать на горе Албанской, а после и другим пример подал. Вместо же венца лаврового, когда он бывал на позорищах, употреблял миртовой обыкновенно.
6) Поступок же К. Мария почти уже был своеволен. Ибо он после Югуртинского, Цимбрического и Тевтонического триумфов пивал всегда из сосуда, какой, сказывают, предки употребляли при отправлении служения Бахусу. Для того, что, как утверждают, сей род сосуда употреблял сам Бахус возвращался из Асии с триумфом; чтоб таким употреблением вина сравнишь свои с его победою.
7) М. Катон будучи Претром судил М. Скавра и других виновных, заседая не в судейской одежде но в обыкновенной дворянской.

Глава Седьмая. О надеянии на самого себя

Вышеобъявленные и сим подобные поступки сушь знаки добродетели в введении новизны несколько себе власти присвояющей. Из следующего же, о чем я говоришь имею, познать можем, сколько надеяния она на себя иметь обыкла.
1) Как П. и Кн. Сципионы в Испании с большею частью войска от Пенов были побиты, а притом все народы той провинции пристали в союз к Карфагенянам, и никто из вождей наших не смел туда отправишься, то П. Сципион на двадцать четвертом году от рождения своего вызвался туда ехать. Его на себя надеяние подало надежду римскому народу к восстановлению счастья и победе. С таковым же надеянием он поступал будучи и в Испании. Ибо как он осаждал город Бадию, то с пришедших к себе в трибунал приказал взять подписки, чтоб они на другой день в капище, находившееся в стенах неприятельских к суду явились. И скоро овладев городом, в то самое время и в том месте, которое он назначил, судил их. Нет ничего сего на деяния благороднее у предсказания неложнее, скорости действительнее и достоинства достойнее. Не меньше был смел и благополучен его переезд в Африку, в которую он сверх запрещения Сената из Сицилии переправил войско. Потому что ежели бы он в том случае не на свое благоразумие, но на Сенаторов мнение положился, то бы не было конца второй войне Пунической. С сим поступком сходствовало и то надеяние, что как он прибыл в Африку, то схвачены были лазутчики в его лагере посланные от Аннибала: и как они ему представлены были, то он не хотел ни казнить их ни расспрашивать о предприятиях и силах Пенов, но приказал обвести под охранением вкруг всего своего войска. Потом спросив их что довольно ли они приметили, что осмотреть посланы были, и угостив оных, а притом снабдив скотом отпустил невредимых. Сим толь исполненным надеяния поступком прежде сокрушил духи неприятелей, нежели оружие. Но дабы коснуться великого его на себя надеяния внутрь отечества оказанного. Как Л. Сципион потребован был в ратушу для отчета в сороке сестерциях казны Антиохийской, тогда П. Сципион представленный от него счет, содержавшей в себе приход и расход, которым изобличить было можно его недругов в ложном доносе, изорвал пред собранием, негодуя за то и что о том сомневаются, что производило тогда, когда он был его Легатом. Но того не довольно: он в оправдание себя и своего брата притом так изъяснился. Я не даю Сенаторы, в сороке сестерциях отчета, быв в команде другого, для того, что будучи сам главным предводителем умножил казну я двумя тысячами сестерциев. Ибо не думаю, чтоб вы дошли до такого степени злости, что меня в моей невинности вам следовать должно. Особливо когда я всю Африку покорил во власть вашу, то ничего из нее не вывез, кроме прозванья. И так ни во мне Пунические, ни в брате моем Асийские сокровища не могли возбудить жадности к сребролюбию, но напротив того, как он, так и я более имеем зависти нежели денег. Столь постоянное оправдание Сципионово и Сенат подтвердил, так, как и тот его поступок. Когда надобно было на нужные расходы республики несколько из казны вынуть денег, а Квесторы, потому что казалось противно законам, не хотели отпереть оной, то П. Сципион, не имея тогда, ни какого чина, ключей потребовал и отперши казну сделал, чтоб закон уступил пользе. Таковую смелость подала ему совесть. Особливо он ведал, что им все сохранены законы. Не обленюся я еще говорить о делах его, когда и он в подобном роде добродетели показал себя неутружденным. Ему от Невия Трибуна простого народа, или как другие объявляют, у от двух Петилиев день был назначен, к очищению себя пред народом, в который он в великом множестве пришед на площадь взошел на Ораторское место, и надел на голову свою венец торжественной, говорил таким образом. В сей день, Римляне, много замышлявшую Карфагену принудил я повинуться вашим законам. Чего ради надлежит вам идти вместе со мною в Капитолиум. благодарить богов. После сего изречения оного следовал случай не меньше знаменитый. Ибо и Сенат весь и чин Кавалерской и весь простой народ в храм Иовиша пошел за ним. Оставалось, чтоб Трибун пред народом, но без народа производил дело, и брошен будучи от всех на площади с великим осмеянием своей клеветы один стоял. Чего ради для прикрытия стыда своего принужден был и он идти в Капитолиум; и из доносителя Сципионова сделался его почитателем.
2) Дедовского духа изрядной был преемник Сципион Емилиан. Как он осаждал прекрепкий город, и некоторые ему советовали разбросать вкруг стен железные щипы небольшие, и по всем бродам опустишь мосты со свинцом гвоздями набитые, чтоб неприятель учинив нечаянную вылазку, не мог напасть на отводные караулы, тогда Сципион ответствовал: Не прилично полководцу и брать хотеть, а тех же самих бояться.
3) На которую сторону добропамятных примеров я ни обращаюсь, однако сверх хотения моего должен еще остаться на имени Сципиона. Ибо как можно здесь пропустить Насику, которой сколько был на себя надежен, не меньше произнес слова преславные. Во время умножающейся дороговизны хлеба К. Курций Трибун проста го народа введ Консулов в собрание народа, говорить стал, чтоб они о покупке хлеба, и о посылке для исправления сего дела предложили в Сенате нарочно. Для воспрепятствования в сем бесполезном предприятии Насика начал говорить тому противно. А как народ шумом своим делал ему в том помешательство, то он сказал: Молчите, прошу, Римляне: потому я больше знаю, нежели вы, что служит к пользе Республики. Услышав таковой его голос все с исполненным почтения молчанием больше приняли в рассуждение его повеление, нежели о своей помышляли пище.
4) Ливия также Салинатора великой дух вечной памяти предашь должно. Как он Асдрубала с Пуническим войском побил в Умбрии, и ему донесено было, что Галлы и Лигуряне отстав от неприятельского войска без предводителей и знамен шатаются порознь, и что их малым числом войска взять можно, тогда он ответствовал: Их пощадить должно для, чтоб неприятели о толиком своих поражении по меньшей мере из своих же хотя вестников имели.
5) Сие великодушие в войне показано, а следующее внутрь отечества, но не меньше похвалы достойно, которое изъявил П. Фурий Фил Консул будучи в Сенате. Ибо он К. Метелла и К. Помпея бывых Консулов, жесточайших своих неприятелей, которые его в том порицали, что ему по жребию досталось ехать в провинцию Испанию, которой он давно домогался, принудил туда ехать товарищами с собою. О надежды не только мужественной, но почти дерзновенной, чтоб иметь при себе двух таких, которые крайнюю к нему ненависть имели, и требовать исправления должности от недругов, которое и в друзьях едва надежно бывает.
6) Ежели кому сей Филов нравится поступок, то надобно, чтоб и Л. Красса, который у предков наших весьма славен был красноречием, предприятие показалось. Ибо как он по окончании Консульского своего правления получил провинцию Галлию, и в оную К. Карбон, которого от отца сослал в ссылку, для наблюдения дел его приехал, то Красс не только не удалил оного из своей провинции, но сверх того дозволил заседать с собою в трибунале и во всяком случае с ним советовался. И так Карбон, которой всеми мерами искал отмстить Крассу, живучи в Галлии не получил другого, кроме того, что уверился, что отец его по вине от правдивейшего того мужа сослан в ссылку.
7) Катон же старший часто от недругов своих на суд позываем и ни в какой вине не уличаем будучи, наконец столько на свою невинность сделался надежен, что как он от них пред народ приведен был для допроса, то потребовал себе в судьи Ти. Граха, с которым он в правлении республики всегда имел ссору и был им ненавидим. Такою непоколебимостью духа ожесточение своих недругов в гонении себя недействительным сделал.
8) Такое же имел М. Скавр счастье, равно продолжительную крепкую старость и дух тот же. Ибо. как он пред народом был обвиняем, что якобы получил от Мафридата несколько денег за то, чтоб изменить республике, говорил в оправдание свое таким образом. Хотя и несправедливо Римляне, что я живши с другими, теперь иным ответ дать должен. Однако осмелюсь спросить вас, из которых большей части не было тогда, когда я имел честь и отправлял дела мне порученные. Вария Сукронейский говорил, что Емилий Скавр от Царя подкуплен будучи предал ему владение Римского народа; Емилий же Скавр со своей стороны не винит его, что он к тому преступлению близок: кому вы из нас более верите? Удивлением сего изречения народ поражен будучи Вария криком своим принудил столь безумно предприятое дело оставить.
9) Противным образом поступил М. Антоний красноречивый тот Оратор. Потому что он не удалялся но требуя суда свидетельствовал сколько–то он был невинен. Он Квестором отъезжая в Асию в Брундусиум уже прибыл, где находясь из полученного собою письма уведомился, что А. Кассий Претор [которого судебное место по чрезмерной жестокости называлось Камнем находящимся в море, для судимых] осудил его на смерть за кровосмешение им учиненное. И хотя он того избыть мог по силе Меммиева закона, запрещавшего производить суд над такими, которые для республики в отсутствии находились, однако в Рим возвратился поспешно. И таковым исполненным доброй надежды поступком получил как скорую очистку, так и отъезд честнее.
10) И следующие народные примеры показывают честное надеяние довольно. Ибо как во время войны производимой против Пиррга Карфагеняне без всякой просьбы флот, во сто тридцати судах состоявший, для защищения Римлян в Остию прислали, Сенат рассудил за благо послать депутатов к главному начальнику того флота с таковым изъяснением. Что Римский народ войны предпринимает обыкновенно, которые бы мог производить своими силами; и чтобы он немедленно с флотом своим возвратился в Карфагену. Тот же Сенат по прошествии нескольких лет, как поражением воспоследовавшим при Каннах силы римского народа истощились, осмелился послать несколько людей в Испанию для пополнения тамошнего войска; и сделал то, чтоб не за меньшую цену продано было место неприятельского лагеря, особливо в такое время, когда Аннибал в Капуанские пробивался вороты, как, когда не занято было Пенами. Поступать таким образом в несчастье есть не что иное, как обращать свирепствующую фортуну стыдом одоленную себе в помощь.
11) Хотя и великим расстоянием отдален переход от Сената к стихотворцу Акцию, в прочем, чтоб тем пристойнее перейти к внешним примерам, о нем представлю. Когда Юлий Цесарь будучи муж высокопочтенный, и весьма сильный входил в собрание стихотворцев, то он никогда не вставал с места, не незная о его величестве, но думая, что в сравнении общего учения он его несколько больше. Чего ради за спесь ему того не вменяемо было потому что в сем собрании по числу книг, а не портретов преимущество отдавалось.
Внешние
1) И Еврипида в Афинах за гордого не почитали, что он, как народ просил его некоторую мысль выкинуть из трагедии вышед на театр сказал: что он сочиняет басни обыкновенно для того, чтобы учить народ, а не от него учиться. Похвально то поистине надеяние, которое мнение о себе вести справедливо, присвояя себе столько, сколько довольно к отдалению от себя презрения и гордости.
Чего ради не меньше и то похвалы достойно, что Еврипид в ответ сказал Алкестиду Трагическому стихотворцу. Как он ему жаловался, что в целые три дня больше трех стихов не мог сделать, а Алкестид хвастал, что он написал сто весьма легко, тогда Еврипид сказал: Однако между твоими и моими стихами есть та разность, что твоих на три дня, а моих на все время достанет. Ибо одного красноречивое и скорое сочинение при первом входе из памяти исчезает, а другого медленным стилем выработанное дело, навсегда и повсюду славимо будет.
2) Приложу еще пример того ж театра. Антигенид трубач ученику своему, которой в музыке имел великие успехи, но не имел счастья нравиться народу, сказал в слух всех. Играй для меня и для муз. Потому что совершенное искусство лишенное ласкательства фортуны, справедливого надеяния не лишается однако ж; и хотя и знает, что которую похвалу оно заслуживает, но не получая от других оной, при всем том во внутренности своего рассуждения приятное награждение чувствует.
3) Зевкс же живописью изобразив Елену, не хотел ожидать, какого о его искусстве будут мнения люди, но тотчас сам приложил стихи такого содержания.
(Илиад. 3).
Нестыдно Трояне и блистающие оружием
Ахеи за такую жену нести труды долговременные,
Которая образом своим бессмертным богиням весьма подобна.
Не весьма ли много приписал живописец своему искусству, когда думал о себе, что та картина столько красоты в себе заключала, сколько или Леда небесным своим произвести рождением или Омир божественным разумом изобразить мог.
4) Фидий также к стихам Омировым острым изречением подшутил кстати. Ибо по совершении работою статуи Иовиша Олимпийского, которой ничего превосходнее и удивительнее человеческие не производили руки, вопрошен будучи от своего друга, куда бы он устремлял мысль свою, что столь живо лице Иовишево, как бы с самого его черты снимая, изобразил на слоновой кости; Фидий ответствовал, что наставлением ему в том служили стихи следующие. Илиад. X.
И черными бровьми поводит сын Сатурнов,
И умащенные амвросиею Царя вечного власы cверху главы его спускались
А помаванием главы все стряс небо.
5) Не дозволяют мне более медлить в примерах не столько важных прехрабрые полководцы. Как граждане вознегодовав на Епаминонда в ругательство наложили на него должность смотреть за мощением в городе улиц [которая служба у них почиталась весьма презрительною], тогда он не отговаривался ни мало принял на себя оную, примолвил, что будет стараться город сделать прекрасным. И удивительным своим тщанием сделал, что презрительной той должности после, вместо высочайшей чести многие добиваться стали.
6) Как Аннибал у царя Прусия в изгнании находился, и советовал ему в одно время вступить в сражение, а он говорил ему, что внутренности животных не то ему предзнаменуют, сказал: Разве ты более телячьему потроху, нежели старому полководцу верить хочешь. Ежели считать слова его, то коротко и отрывчиво сказал Аннибал; ежели же разбирать смысл оных, то пространно ответствовал и сильно. Ибо он теми словами дал знать Прусию об отнятии собою Испании у римского народа, о покорении Галлии и Лигурии во власть свою и открытии нового прохода сквозь Алпийские горы, о Каннах преславном памятном знаке войны Пунической, об озере Трасименском бесчестною памятью известном, завладении Капуи и разграблении Италии: и не мог снести, что б печень одной жертвы предпочтена была свидетельствованной долговременными опытами своей славе. И поистине, что принадлежало до испытания воинских жертвоприношений и по оным заключения о военных успехах, то Аннибал всех горнов к всех жертвенников Вифинских жрецов, рассуждая по делам его военным, в рассуждениях о внутренностях животных искусством превзошел бы.
7) И следующее изречение цари Котиса произошло от высокого духа. Ибо он уведомясь, что Афиняне его в число граждан своих приняли, сказал: И я или дам право моего народа. Он равнял Афины с Фракиею, чтоб не подумали, что как ему взаимно нечем было услужить Афинянам, он меньше о своем думает народе.
8) Благородно и тот и другой ответствовал Спартанец. Один как некто выговорил ему, что он хромой в строй вышел, сказал, что он имеет намерение не бежать, но биться. Другой, как один рассказывал ему, что от множества стрел Персидских не видно бывает солнечного света, на то сказал ему: Очень хорошо говоришь ты, потому что под тенью биться гораздо лучше. Того ж города и духа один, как ему знакомой его у него жившей показывал, как то высоки и толсты стены его отечества, ответствовал: Ежели вы для женщин оные сделали, то не худо; а ежели для мужчин, то бесчестно.

Глава Восьмая. О постоянстве

Представив о откровенности и смелости честного надеяния, как бы долг предлежит мне говорить о постоянстве. Ибо от природы так устроено, чтоб, кто надеется, что он порядочно и хорошо что–либо положил в своей мысли, и ежели по произведении оного в действо охуждать его станут, защищать себя твердо, или когда еще не сделано, но ежели препятствовать в том будут, приводить к действию тем скорее.
1) Но когда я примеры предложенной материи собираю и рассматриваю, то прежде всех встречается мне постоянство Фулвия Флакка. Он Капую, которую Аннибал лестными обещаниями склонил беззаконно изменить римлянам, и вступить в договор с собою о владении своем в Италии, взял оружием. Потом будучи и неприятельской вины судия справедливый, как и славный победитель, положил Сенат Кампанский как начальника нечестивого предприятия истребить конечно. Чего ради оковав оной и разделив на две части разослал под караул в два места, а именно в Феану и Калену, в намерения предприятие свое произвести в действо после, пока то учинят прежде с теми, которых скорее захватить требовала нужда. А как слух пронесся, что Сенат римской сделал определение для них снисходительнее, тогда Флакк, чтоб сии преступники должного наказания не избегли, ночью верхом пустился в Феану, и казнив находившихся там под караулом, немедленно поскакав оттуда перебежал в Калену, желая твердое свое намерение исполнишь. И как уже преступники к столбам привязаны были, в то самое время получил он указ от Сената, который однако ж не мог спасти их. Ибо Флакк в левой руке как получил, держал оной, повелевая палачу поступать с ними по закону; и развернул его ужо тогда, когда не мог оказать своего повиновения. Сим постоянством он превышает славу самой победы: потому что ежели разделив похвалу в нем ценить оного, то больше наказанием Капуи, нежели приобретением победы его найдем.
2) И сие постоянство в рассуждении строгости, а следующее в рассуждении любви удивительно было, которое Кв. Фабий Максим неутружденно оказал отечеству. Он за пленных римлян заплатил Аннибалу своя деньги; но обманувшись в возврате оных от народа не жаловался ни мало, Молчал также будучи Диктатором, когда Сенате такую же дал власть главному над конницею начальнику Минуцию, какую он имел будучи Диктатором. Сверх сего премногими он озлобляем будучи обидами пребывал всегда в одинаковом состоянии духа, и никогда не позволял себе сердиться на республику. Столько он тверд был в любви к оной! В отправлении также войны не равное ли имел постоянство? Как он видел, что римская республика от бывшего сражения при Каннах подпала почти падению, и не в состоянии уже была набрать войско, по чему обманывать и отходить от сражения с Пенами, нежели всем своим войском вступать в бой с ними почитал за полезнее. Многими также угрожениями от Аннибала раздражаем будучи, и имея часто случай произвести дело с успехом, никогда однако ж не отступал от полезного своего предприятия, не хотя подвергнуть себя опасности и малой стычкою. И что всего наипаче труднее: он везде и всегда гневом и надеждою непобедим был. Чего ради равномерно, как Сципион сражением, так сей удалялся от оного величайшую республике учинил помощь. Ибо один поспешностью своею овладел Карфагеною, а другой медленьем своим то делал, чтоб не можно было неприятелю овладеть Римом.
3) Следующее повествование покажет сколько–то и Писон удивительно и постоянно в смутном республики состоянии отправлял Консула должность. Народ обольщен будучи вредительнейшими приманками Паликана весьма мятежного человека, хотел собранию, в котором Консулы избираемы были, нанесши крайнее бесчестие, желая дать оному власть высокопочтенную, которой за гнуснейшие дела свои достоин был отменной казни, нежели какой–либо чести. Не недоставало возмущенному многолюдству и факела ярости Трибунов, которые бы и последовали за стремящеюся его дерзостью, и ослабевающую возжигали своими делами. В таковом жалости достойном и предосудительном республики состояния, только что не руками Трибунов Писон на Ораторское возведен будучи место, когда с обеих сторон он окружен был народом, и спрашиван, что согласно ли с желанием народа объявит Консулом Паликана? ответствовал сперва таким образом: Он не думает, что столько Республика омрачилась, чтоб до такого безобразия. Потом как усильно все настояли и говорили; ужели ты объявляешь Консулом Паликана? сказал: Не объявляю. И сим столь отрывчивым ответом Писон прежде лишил Консульства Паликана, нежели еще он получил то достоинство. Писон презирал много и страшного не хотя отступить от своего благоразумного постоянства.
4) И Метелл Нумидийский подобным постоянством подверг себя несчастью, которое не соответствовало ни его великости, ни нравам. Ибо как он предузнал, куда клонились пагубные домогательства Сатурнина, Трибуна простого народа, и с коликим злом отечества, ежели воспрепятствовании не будут, оные откроются, лучше хотел ехать в ссылку, нежели на его закон согласиться. Можно ли представить постояннее сего мужа, которой, чтоб только устоять в своем мнении, снес лишение отечества, в коем он имел высочайший достоинства степень.
5) Впрочем как я не могу никого предпочесть оному, по меньшей мере могу по достоинству сравнять с ним Кв. Скеволу Авгура. Сулла рассыпав и поразив войска сторон себе противных и заняв город, Сенат силою принудил собраться, домогался крайне, чтоб Марий в возможной скорости неприятелем отечества был призван. И как его хотению никто не смел противиться, один Скевола вопрошен о сем будучи, не хотел подать своего мнения; а притом как ему Сулла угрожал лютостью, сказал: Хотя ты мне хвались всем войском, коим осадил Ратушу, и хотя непрестанно угрожай смертью, однако ты никогда того не сделаешь, чтоб я для соблюдения остатка престарелой моей жизни, Мария, которой спас город и всю Италию, судил быть неприятелем.
6) Какое женщине с собранием народа дело? Конечно нет ни малого, если только обыкновение отечества наблюдаемо будет: но когда внутреннее спокойствие колеблется от мятежей, то и важность древнего обычая нарушается: и больше то может, что нужда делать заставляет, нежели что советует благопристойность. И так о тебе Семпрония, сестра Ти. и К. Грахов, супруга Сципиона Емилиана, упомяну с почтением, не с тем, чтоб включая непристойно в дела мужей, наиважнейшие говорить о тебе с некоторым угрызением, но что ты Трибуном простого народа введена будучи в собрание народа, в крайнем замешательстве соответственно знатности твоего рода себя оказала. Ты принуждена была стать в том месте, где и первенствующие республики люди не редко в возмущение приходят. Наступала на тебя лицом суровым угрожающая власть верховная; и невежливое многолюдство, наполнявшее площадь своим криком с крайним желанием домогалось у чтоб ты Еквиция, которому искали дать ложно право Семпрониева рода, вместо сына брата своего Тиверия признала. Однако ты неизвестно из какого мрака извлеченное то чудовище, силившееся ненавистною дерзостью вступить в сродство чужое, от себя отогнала.
7) Не будут конечно негодовать первенствующие нашего гражданства люди, когда между их знатностью представлю и сотников добродетель. Ибо как низким должно почитать высоких, так и знатным сберегать наипаче, а не гнушаться надлежит вновь в знать входящими, которые одарены хорошими качествами особливо. И так должно ли удалить от собрания сих примеров Понция, которой держась стороны Цесаревой перехвачен будучи от Сципиона, как одним только способом он мог соблюсти жизнь свою, ежели согласится служишь в войске Кн. Помпея его зятя, не усомнился оному ответствовать таким образом: Тебе, Сципион, благодарю я: впрочем мне такое состояние жизни не нужно.
8) Происходя так же не от знатного рода имел дух благородный и равно твердые мысли К. Мевий сотник божественного Августа. Как он в продолжение войны с Антонием часто превосходные имел сражения, и наконец нечаянно хитростью неприятеля захвачен будучи и переслан к Антонию в Александрию, вопрошаем был от оного; что с ним делать надобно было? сказал: Убить прикажи меня: потому что ни дарованием, ни смертною казнью принудить меня к тому не можно, у чтоб я переставь быть воином Цесаревым, и твоим быть начал. Впрочем, чем он постояннее презирал жизнь свою, тем удобнее ходатайствовал оную. Ибо Антоний за его постоянство сохранил его жива.
Внешние
1) Хотя еще весьма много остается сего рода примеров римских, однако, чтоб не насытиться одними ими, для того я умеренность в них наблюдаю. И так по положенному мною порядку обращаюсь теперь к посторонним, между коими первое дам место Блассию, которого постоянства ничего не может быть тверже. Как Салапия его отечество занята была Пуническим гарнизоном, и он хотел сдать римлянам, но не в силах будучи своего намерения произвести в действо без Дасия, который в правлении республики крайне жил с ним не согласно, и все изыскивал способы оказать свои услуги и войти в любовь у Аннибала; чего ради Блассий при всем том больше от нетерпеливости желания, нежели усматривая какую надежду принял смелость сделать покушение, не согласится ли и он на его предприятие. Дасий выслушав оного, о тех словах его, прибавив притом от себя, что могло служить к приведению его у Аннибала в любовь большую, а недруга в вящшую ненависть, дал знать оному. Аннибал приказал им к себе быть, чтоб один доказывал тот умысел, и другой оправдал себя в оном. Впрочем, как дело то происходило в присутственном месте, и в следствие то все внимание свое устремили, а между тем по случаю другое дело производимо было, которое рое скорейшего решения требовало, то Блассий лицом скрытым и тихим голосом стал уговаривать Дасия, чтоб он Римской наипаче, нежели Карфагенской стороны держался. Тогда Дасий громким голосом вызвался, что Блассий его в глазах Предводителя против оного соглашает. А как то и невероятно всем показалось, и один он только слышал, а притом говорил его недруг, то ему в том не поверили. Но не много после того Блассий удивительным своим постоянством, склонив на свою сторону Дасия, Салапию сдал Марцеллу с пятьюстами Нумидян, которые гарнизон составляли.
2) Фокион же, как Афиняне таким образом, нежели он советовал, а притом с успехом в воинском поступали деле, весьма упорно стоя в своем мнении защищал оное, так, что в собрания парода изъяснился: что он радуется о их успехе, однако совет его несколько бы был лучше. Ибо они того не опорочивал, что видел справедливо: потому что так хорошо удавалось, что другой советовал худо; полагая, что когда бы они его следовали совету, то б еще счастливее дело вышло, а в том случае поступлено разумнее. Ибо безрассудной дерзости помогает случай, когда худым советом счастия достигаем ближе: а чтоб вред учинить чувствительнее, то большее отчаяние пользует. Такие склонные к соболезнованию, обходительные и всякою приятностью растворенные нравы Фокиона поистине весьма достойно общим согласием все титулом Непорочности украсить судили. И так постоянство, которое по свойству своему казалось быть жестоко, от кроткого сердца произошло тихое.
3) Сократов же силою мужества облеченной дух представляет пример постоянства несколько упорнее. Все гражданство Афинское подпав гнуснейшему и бесчеловечнейшему заблуждению, определило лишить жизни десять вождей своих, которые близ острова Аргинусов Лакедемонский флот разбили совершенно. По случаю тогда Сократ имел власть располагать по своему мнению народные определения, и почитая за несправедливо, что такому числу и столь много заслужившим людям без всякой почти вины, а по одному только стремлению зависти казненным быть надлежало, безрассудству множества противостал твердо; и ни ужасным шумом народа, ни сильнейшими оного угрозами не мог приведен быть к тому, чтоб утвердишь его безумие. При всем том народ, сколько Сократ ни противился оному, а притом и закон возбранял ему поступать столь жестоко, в неправедно пролитой крови вождей своих омочил руки. Однако Сократ не боялся, чтоб в возмущенном отечестве не умножишь собою число от ярости побитых.
4) Следующей пример хотя не столько славен, однако из оного весьма известной опыт твердости иметь можно, сколько в рассуждении действительного исправления должности в судебном месте, не меньше явственной верности. В Афинах Ефиалту именем народа приказано было открывать винных, между которыми принужден он был сказать и имя Демокрита имевшего сына именем Демохара превосходной красоты мальчика, которого Ефиалт любил страстно. Чего ради Ефиалт по долгу общего звания представляя себя несчастливым доносителем, а по состоянию внутренней страсти сожаления достойным защитником, подошедшего к себе мальчика, которой пад к ногам его просил, чтоб он поступил снисходительнее в осуждении отца своего, ни отогнать от себя, ни смотреть не мог на оного: но закрыв свою голову с плачем и воздыханием его прошение слушал. Однако не холя нарушить совести, обвинив Демокрита судил достойным быть казни. Таковую победу, не знаю с большею ли он получил похвалою или мучением: потому что прежде нежели он осудил виновного, победил самого себя.
5) Его Дион Сиракусский разностью примера превышает: которой как некоторые ему советовали, чтоб он с Ираклидом и Калиппом, коим доверял много, поступал как с готовящими ему напасть осторожнее, ответствовал: Что он лучше умереть хочет, нежели опасаяся насилия смерти, не различать друзей от недругов.
6) Пример следующий и удивлением самого дела, и славою учинившего оной знатен. Александр Царь Македонский по разбитии знаменитым сражением превосходнейших сил Дариевых, от солнечного зноя и от пути разгоречася, вознамерился облегчить жар свой прозрачными водами реки Кидна чрез Тарс протекающей; и в оном погрузяся, вдруг почувствовал, что от безмерного холоду окрепли в нем жилы и оцепенели члены; чего ради с превеликим ужасом войска отнесен был в городе не далеко от лагеря отстоявший. Он лежал болен в Тарсе, и при худом его состоянии здравия приближающаяся победа сомнительною быть казалась. И так собраны будучи врачи с возможным тщанием изыскивали способы к возвращению ему здравия. А и все согласились на один напиток, и Филиппе врач [который был друг Александру, и находился при нем во всех походах неотлучно] сделав оной своими руками подал Александру, между тем отправленное письмо от Пармениона подоспело, в котором он советовал Александру опасаться Филиппа, как подкупленного от Дария. Александр прочет оное и не мешкав ни мало принял лекарство, отдав тогда же читать письмо Филиппу. За которое толь твердое мнение о своем друге Александр весьма достойную от богов бессмертных получил награду: которые не попустили, чтоб соблюдение его здравия воспрепятствовано было ложным знаком.