О множестве друзей
Введение.
Это сочинение Плутарха о дружбе было, возможно, при каких–либо обстоятельствах, лекцией, но это предположение невозможно ни доказать, ни опровергнуть. Из того, что нам известно об отношениях Плутарха с его друзьями, мы можем быть уверены, что он был исключительно счастлив в своих дружеских отношениях и ему, следовательно, вполне пристало говорить на эту тему. Он также был хорошо знаком с литературой о дружбе и поэтому это его сочинение заслуживает того, чтоб его прочесть. С данным трактатом Плутарха полезно также сравнить сочинение Цицерона «О дружбе» (De amicitia).
О множестве друзей
I Менона, фессалийца, чувствовавшего себя весьма опытным в спорах и, по выражению Эмпедокла
восседающим на вершинах мудрости [1]
Сократ спросил как–то, что такое добродетель [2]; и когда тот ответил ему слишком смело и поспешно, что добродетель присуща детям и старикам, мужчинам и женщинам, государственным мужам и частным лицам, господам и рабам, то Сократ воскликнул: «Превосходный ответ! Я тебя спрашивал об одной добродетели, ты ж расшевелил их целый рой», верно умозаключив, что тот, кто называет столько добродетелей, на самом деле не знает ни одной. И разве это не смешно, когда мы, не хранящие прочно и одной дружбы, опасаемся, что невольно можем быть вовлечены в полифилию. Ведь при этом мы едва ли отличаемся от тех, кто будучи изувечен или слеп, опасаются, что могут стать сторуким Бриареем или же всевидящим Аргусом. И поэтому мы более всего одобряем юношу из комедии Менандра, сказавшего, что любой должен счесть за небывалое благо, если он нашёл хоть подобие друга:
Нашёл ты друга хоть подобие –
Считается, что благо небывалое [3].
II Одно среди многого иного особенно противно нашим попыткам обрести дружбу — это желание иметь слишком многочисленных друзей, словно множество развратных женщин [4], ведь из–за близости со слишком многими различными людьми мы не можем удержать обладание нашими самыми близкими друзьями, которые оказываются у нас в пренебрежении и отдаляются от нас. Самое здесь лучшее сравнение, возможно, это маленький питомец Гипсипилы; восхищённый пестротой цветущего луга он
не может отвесть глаза от цветов,
срывает один цветок за другим,
как будто весь луг желая обнять [5].
Так со всеми нами: оттого, что новое влечёт нас, но вскоре нам надоедает, всегда новый и словно б только что расцветший друг привлекает нас и производит в нас перемену даже когда мы заводим дружбу и близость одновременно со многими, которая впрочем длится недолго, оттого что в нашем влечении к тем, кого мы добиваемся, мы пренебрегаем и оставляем без внимания то, что у нас уже в руках.
Потому позвольте нам начать, как говорится, от очага, с напоминания о тех, кого история сохранила нам как примеры непоколебимой дружбы и взять себе в качестве свидетелей и советчиков в нашем обсуждении давние и отдалённые века, в которые сохранялись в качестве примера связанных крепчайшими узами дружбы Тесей с Пирифоем [6], Ахилл с Патроклом, Орест с Пиладом [7], Финтий с Дамоном [8] и Эпаминонд с Пелопидом. Ведь дружба — это вещь, которая требует себе одного товарища; она не сходна со стадами скота, что собирается и пасётся вместе или же со стаями галок и когда кто–либо смотрит на друга как на второе я и зовёт его εταιρος (друг) словно бы ετερος (второй), это не означает ничего иного, кроме того что парность — мера дружбы. Невозможно приобрести задешево множество рабов или множество друзей. Что же более всего придаёт цену дружбе? Доброжелательность и взаимное согласие в сочетании с добродетелью — нет более редкого сочетания в природе. Таким образом отсюда следует, что прочная взаимная дружба со многими разом — невозможна, ведь подобно тому как реки, разделившись на много рукавов и каналов текут слабо и мелко, так и любовь и привязанность, от природы сильные в душе, разделившись между многими людьми, до крайности ослабевают. Это, кстати, причина того, почему у животных более привязаны к своему потомству те, кто рождают только одного детёныша; и Гомер называет любимого сына «единственный, позднорождённый» [9], то есть иными словами, рождённый родителями, которые не имели и не могли когда–либо иметь другое дитя.
III Мы не настаиваем на том, что наш друг должен быть «единственный», но, помимо всего прочего, мы хотим, чтоб у нас был хоть один «позднорождённый», «долгожданный в печали», который бы съел с нами, по пословице, пуд соли [10], а не новомодный, из таких, которого именуют уже другом выпив с ним по кубку, сыграв в мяч или в кости, проспав с ним ночь под одной крышей и таким образом приобретя дружбу где–нибудь в трактире, в палестре или же на агоре. Люди, видя в домах богачей и правителей шумную толпу посетителей свидетельствующих хозяевам своё почтение, чего–то домогающихся и толкающихся, думают, что должны быть счастливы те, кто имеет такое множество друзей. Если бы они заглянули в те дома на кухню, то увидели бы там ещё больше мух. Но ни мухи там не остаются, если вдруг заканчивается пища, ни все эти посетители, если вдруг патрон окажется для них бесполезен. Истинная дружба, кроме всего прочего, ищет трёх вещей: добродетели как прекрасного, близости как приятного, пользы как необходимого, чтобы получать от друга здравое суждение, наслаждаться близостью с ним и пользоваться им, когда случится в том нужда и всему этому полифилия вовсе не способствует и особенно первому и наиважнейшему — здравому суждению. И когда всё это так, мы обязаны прежде всего здраво рассудить, что когда за короткое время невозможно составить верное мнение даже о танцовщиках в хоре, что танцуют вместе, о гребцах, что гребут совместно, о рабах — управителях или воспитателях детей, то ещё менее того возможно испытать множество друзей на предмет того, кто из них готов претерпеть ради нас превратности фортуны, чтобы каждый из них
вносил свои удачи в общий пай,
а неудачи выносил без огорчения [11]
Ведь ни один корабль на море не избегает удачно столько штормов, ни один человек, возводя крепостные стены, дамбы и молы для гаваней, не упреждает тем опасностей столь многочисленных и столь великих, сколько дружба, верно и надёжно испытанная, позволяет избежать и упреждает. Но когда кто–то лезет к нам со своею дружбой, качества которой мы не знаем и случается, что он подобен, коли доведётся испытать его, плохой монете, то
те, кто их лишились, рады
те же, у кого они ещё остались, молятся об избавлении [12]
Впрочем здесь мы встречаем затруднение: нелегко порой избавиться или разорвать вас неудовлетворяющую дружбу, но как вредная и дурная пища, коли вы её употребили, не может ни пребывать в организме без того, чтоб не вызывать боли и вреда, ни быть извергнута в том виде, как была принята во внутрь, но лишь в виде отвратительной и отталкивающей массы, так же и бесчестный друг огорчает и вызывает сильный дискомфорт продолжительным общением, а насильственно извергнутый подобно желчи, порождает злобу и вражду.
IV Вот поэтому–то нам не следует с лёгкостью заводить разные случайные знакомства или более того, слишком к ним привязываться, не следует делать друзьями тех, кто нас домогается, но скорее мы должны искать тех, кто достоин нашей дружбы. Ведь не следует хватать то, за что легко ухватиться. Надо ведь вытаптывать или раздвигать ежевику и шиповник, что мешают нам держать путь к винограду и оливкам [13]. Крайне важно не водить близкого знакомства с теми, кто всегда готов нас заключить в объятья, но скорее уж, по собственному побуждению, самим заключать в объятия тех, кого мы считаем достойными нашего внимания и для нас полезными.
V Как Зевксид [14], когда кто–то упрекнул его в том, что он рисует слишком медленно, остроумно ответил: «Да, я пишу медленно, но зато надолго», так же надо сохранять, коль уж мы вынесли некогда о них суждение, апробированную долгим временем дружбу и интимную близость. Верно ли, таким образом, что в то время как составить мнение о большом количестве друзей очень нелегко, одновременно общаться с ними просто, или это всё же невозможно? Ведь это факт, что удовольствие от дружбы связано с интимной близостью и приятнейшую часть её составляет ежедневное дружеское общение:
Больше с тобой, как бывало, вдали от друзей мирмидонских
Сидя, не будем советы советовать [15]
И Менелай говорит Одиссею:
Часто видались, тогда бы, соседствуя мы, и ничто бы
Нас разлучить не могло, веселящихся, дружных, до злого
Часа, в который бы скрыло нас чёрное облако смерти [16]
Таким–то образом, полифилия, то есть дружба со многими оказывается чем–то противоположным дружбе между двумя. Последняя сводит воедино, скрепляет и удерживает вместе, сплачивая общением и доброжелательством
словно когда сычужина сбивает и сплачивает белое молоко [17],
по словам Эмпедокла, ибо дружба стремится создать такого рода единство и сплочённость, а полифилия разъединяет, отрывает и отвращает друзей друг от друга, ибо, отзывая назад и перенося то к одному, то к другому другу, она не даёт произойти слиянию и спайке благожелательности в пропитанном и затвердевшем приятельстве. Одновременно, надо указать и на неравенство оказанных услуг, которое в ней должно возникнуть и на случающиеся при этом разные нелепости, так как все обычные элементы дружбы остаются практически бесполезными при чрезмерно большом количестве друзей. Ведь
в заботах жизни
люди разные ведут себя по разному; [18]
не всех ведь природа побуждает к действию с помощью одних и тех же свойств, не всем ведь день за днем выпадает одна и та ж судьба и обстоятельства, побуждающие совершать различные поступки, подобны ветрам: некоторым из друзей они на их пути помогают, будучи благоприятны, а другим они враждебны.
VI Даже если б всё это множество друзей хотело одного и то было б трудно удовлетворить их всех, в отношении ли их советов, их общественной жизни, их желаний или оказания гостеприимства. Если же случится так, что они одновременно будут заниматься различными делами и один позовёт нас спутником в дальнее плавание, другой попросит помочь ему в суде в защите дела, третий — там же в поддержке обвинения, четвёртый — в совершении покупок и продаж, пятый — в организации свадьбы, а шестой — похорон [19], то будет
город весь наполнен фимиамом,
и молениями и стоном [20]
от такого множества друзей. Ведь со всеми быть будет невозможно, а ни с кем — нелепо, если же оказывать услугу одному, а другими пренебречь, это вызовет у них досаду, ибо [21]
если кто–то любит, он собой пренебрежёт, но всё снесёт охотно за любимого.
Люди ведь достаточно терпимы к невниманию и пренебрежению со стороны своих друзей и без гнева принимают от них такие оправдания как «я забыл» или «я не знал», но тот кто скажет « не пришёл к тебе, когда тебя вызвали в суд, потому что я защищал другого друга» или «я не пришёл и не повидал тебя, когда ты был в лихорадке, потому что занят был тем, что помогал такому–то устроить пирушку для друзей», приводя таким образом в качестве причины своего невнимания внимание к другим, не избавит тем себя от порицания, но только усугубит затруднение, взрастив ревность. Но большинство людей, как кажется, смотрит на обладание множеством друзей лишь с той точки зрения, что такая дружба им способна дать и упускают из виду то, чего она требует взамен, забывая, что тот, кто пользуется для своих нужд услугами многих, сам взамен обязан оказать столько же услуг многим в их нужде. И точно так же как Бриарей, наполняя пятьдесят желудков ста руками, не имеет преимущества над нами, наполняющими один двумя руками, так и пользование множеством друзей подразумевает оказание множества услуг и участие в их тревогах, заботах и волнениях. Ведь не стоит доверять Еврипиду, когда он говорит:
Людям друг друга любить
Надо в меру, чтоб в самое сердце любовь
Не проникла, чтоб мог ты по воле своей
То ослабить, то снова покрепче стянуть
Узы дружества, [22]
таким образом ослабляя дружбу с кем–либо или подтягивая её по мере надобности, словно корабельный парус. Но позволь нам, дорогой мой Еврипид, применить этот твой совет к нашим недругам, чтобы мы придерживались «меры» в наших несогласиях, чтоб «в самое сердце они не проникали» и чтобы ненависть, гнев, недовольство и подозрения можно было б «по воле своей ослабить» и как советует нам пифагорейская максима «не пожимать руки многим» [23]; ведь не станут многие вашими друзьями, не создастся с ними общей, не делающей никаких различий дружбы или даже дружбы с кем–нибудь одним, если дружба эта входит в чью–либо жизнь с множеством разного рода огорчений, в то время как отказ разделять с другим заботы, тяготы, труды и опасности совершенно неприемлем для свободнорождённого и благородного. Есть истина в замечании мудрого Хилона, который отвечая человеку хваставшемуся тем, что у него вовсе нет врагов, сказал: «Видимо у тебя нет так же и друзей» [24]. Ведь вражда сопутствует дружбе и тесно с нею связана, так как ведь для друга невозможно не разделять заблуждений, дурной славы и осуждения, выпадающих на долю друга; (VII) ведь враги кого–либо так же смотрят и на друга его с подозрением и ненавистью, а прочие его друзья часто оказываются ревнивы и завистливы и стараются донимать его разного рода треволнениями. И как оракул, данный Тимесию относительно его колонии возвещал:
Скоро будут пчёл твоих рои изгнаны осами,
точно так же тот, кто стремится обрести целый рой друзей поневоле сталкивается с осиными гнёздами врагов. Кроме того, злоба врага и благосклонность друга вовсе друг друга не уравновешивают. Вспомни как обошёлся со своими друзьями и с близкими Филоты и Пармениона Александр, с Дионом — Дионисий, с Плавтом — Нерон, с Сеяном — Тиберий, пытав и убив их. Ведь как златой венец и риза дочери не помогли Клеону, но он, пав на неё и обняв, вдруг охвачен был огнём, что его, так же как и дочь, сжёг и погубил [25], так и некоторые люди, не получив никакой выгоды от удач своих друзей, погибли, претерпев вместе с ними бедствия. И это особенно часто случалось с людьми образованными и тонкими; так Тесей, например, разделил с Пирифоем его осуждение и заключение
в ярмо впряжённый прочно долга, что не человеком сделано[26]
и Фукидид [27] утверждает, что во время чумы самые добродетельные погибали вместе со своими заболевшими друзьями, ибо не щадили себя, посещая тех, кто претендовал на их дружбу.
VIII Но, однако, всё это не повод злоупотреблять нашей добродетелью, присоединяя и приплетая её то туда, то сюда, ведь её скорее надо обращать лишь на тех достойных, кто способен выказать к нам то же соучастие, то есть тех, кто в состоянии, так же как и мы их, нас любить и всё с нами разделять. И совершенно ясно, что полифилия — величайшее к этому препятствие, так как дружба возникает через сходство. В самом деле, если даже бессловесные животные сходятся с другими, от себя отличными, только если их к тому принуждают обстоятельства, припадая к земле и выказывая взаимное негодование в попытках избежать друг друга, в то время как животные одного и того же вида и породы сходятся с обоюдным удовольствием и с готовностью приветствуют друг друга, то как же возможно, чтобы дружба зарождалась в тех, кто различен по характеру, кто несходен по своим чувствам и существовала меж теми, чьи привычки и образ жизни совершенно различны? Да, конечно, это верно, что гармония, порождаемая арфой или лирой, достигается с помощью тонов противоположной высоты и так или иначе возникает согласие между более высокими и более низкими тонами; но в созвучии и гармонии дружбы не должно быть элементов несходных, неравных или же неправильных, но всё должно быть сходно, чтобы порождать согласие в словах, советах, мнениях и чувствах и всё должно быть словно бы одна душа разделилась меж двумя или даже более телами.
IX Есть ли, таким образом, кто–либо столь неутомимый, столь переменчивый, столь легко ко всему приспособляющийся, чтоб он смог уподобиться и приспособиться к столь многим людям, чтоб он всерьез, без усмешки смог принять совет Феогнида, когда тот говорит:
Полипа многоизвивного имей уклад; к какой скале
Прижился, таков он и сам видом [28].
Однако же перемены у полипа неглубоки, они целиком на его поверхности, которая, благодаря плотности или разрежённости своего строения, принимает истечения от предметов, находящихся поблизости; дружба же стремится к сходству в характерах, ощущениях, разговорах, занятиях и нравах. Столь многоразличные приспособления по плечу разве что Протею и то не всегда удачливому и не столь порядочному, который с помощью магии мог во всякий миг превращаться из одного лица в другое, с учёными — читать книги, с борцами — кататься в пыли, а так же охотиться со страстными охотниками, пить с пьяницами и принимать участие в собраниях политиков, не имея своего собственного прочного характера. И как натурфилософы говорят о бесформенной и бесцветной субстанции и материи, которая лежит в основании всего и сама превращается во всё, то, что находилось в состоянии горения, делая жидким, а потом газообразным и наконец, твёрдым, так и основанием полифилии с неизбежностью может быть душа лишь очень впечатлительная, разносторонняя, пластичная и крайне переменчивая. Дружба же ищет постоянного и стойкого характера, который не переменяется, но остаётся столь же устойчивым и близким другу, как и прежде. Потому–то неизменный друг — это что–то редкое и трудно находимое.
[1] Diels, Fragmente der Vorsokratiker, I, p. 225.
[2] Plato, Meno, 71e..
[3] Кок (Kock, Com. Attic. Frag. III., Menander, No. 554) относил этот фрагмент к комедии «Epiclerus». В. Н. Ярхо (Менандр Комедии. Фрагменты М., 1982) относит его (фр. 404(743) к фрагментам из неизвестных комедий.
[4] Ср. Lucian, Tozaris, 37.
[5] Вероятно из «Гипсипилы» Еврипида (Nauck, TGF, Euripides, No 754). Cм. также Moralia, 661 f.
[6] Тесей и Пирифой. Пирифой — царь лапифов, сын Иксиона и Дии (Apollod., I, 8,2; вариант: Зевса и Дии – Hom., Il., II, 741). C именем Пирифоя связан ряд мифов. На свадьбе Пирифоя и Гипподамии произошла битва лапифов с кентаврами (Ovid., Met., XII, 210-340). Полипойт, сын от брака Пирифоя и Гипподамии, один из претендентов на руку Елены (Apollod., III, 10,8). Пирифой — участник калидонской охоты (Apollod., I, 8,2; Ovid., Met., VIII, 304), куда прибыл вместе с Тесеем. Дружба с Тессем была неразрывной. Пирифой помог Тесею похитить двенадцатилетнюю Елену и привезти её в Афидны (Apollod., III, 10,7; epit., I,23). Пирифой и Тесей вместе пытались похитить Персефону из Аида и были наказаны; в дальнейшем Геракл освободил Тесея, а Пирифой так и остался в наказание прикованным к камню у входа в аид (Apollod, II, 5,12), поэтому в походе аргонавтов оба друга не участвовали (Apoll. Rhod., I, 101-104). Пирифой и Тесей похитили также царицу амазонок Антиопу, ставшую супругой Тесея (Paus., I,2,1), пытались похитить жену царя феспротов, но были взяты в плен, а в это время Диоскуры овладели Афиднами (Ibid., I, 17, 4-5). Пирифой и Тесей ходили также походом на Лакедемон (Ibid., I, 18,5), дав друг другу клятву верности. В Афинах вблизи академии было святилище Пирифоя и Тесея (Ibid., I, 30,4). В образе Пирифоя очевидны черты архаического героя, отсюда сюжеты калидонской охоты, похищения женщин, военных набегов.
[7] Орест и Пилад. Пилад — сын Строфия, царя Фокиды, в доме которого воспитывался спасённый после убийства Агамемнона его малолетний сын Орест (Apollod., epit., VI, 24ff). В афинской трагедии V в. до н. э Пилад неизменно выступает как верный друг Ореста, поддерживающий его и в момент совершения мести над убийцами его отца, и в выпадавших затем на долю Ореста испытаниях. Особенно значительна его роль в трагедиях Еврипида «Ифигения в Тавриде» (здесь Пилад готов пожертвовать своей жизнью ради спасения Ореста) и «Орест» (где Пилад приходит на помощь другу, осуждённому гражданами Аргоса на смерть за убийство родной матери). После разрешения конфликта Пилад женился на сестре Ореста Электре. Имя Пилада в сочетании с именем Ореста стало символом верной и преданной дружбы.
[8] Дамон и Финтий — два пифагорейца из Сиракуз, образец истинной дружбы. Финтий за покушение на жизнь Дионисия Младшего был приговорён к смерти, но для устройства семейных дел попросил отпустить его на короткий срок, оставив своего друга Дамона заложником вместо себя. Непредвиденные обстоятельства задержали Финтия, и Дамон уже был отведён на место казни; но тут, запыхавшись, является Финтий. Дионисий простил его и просил принять и его третьим в столь тесную дружбу, от чего те отказались. Таков рассказ о них Аристоксена у Ямблиха. По Цицерону, это происходило при Дионисии Старшем. Другие называют иные имена; так, Гигин называет Мера и Селинунтия; история Дамона и Финтия служила сюжетом разных поэтических произведений; шиллеровская баллада «Die Bürgschaft» написана по Гигину.
[9] Hom., Il., IX, 482; Od., XVI, 19.
[10] Пословица. Ср. напр. Сic.,De amicitia, XIX, 67: «И справедливо говорится, что надо съесть вместе много модиев соли, дабы долг дружбы оказался исполненным». Модий — 8, 75 литра. Плутархом употребляется также в Moralia, 482b; см. также Aristotle, Eth. Nicom., VIII, 3.
[11] Стих неизвестного автора. См. Nauck, TGF, Adespota, No 366.
[12] Стих из неизвестной пьесы Софокла. См. Nauck, TGF., Sophocles, No 779; цитируется Плутархом так же в Moralia, 768 e.
[13] Ср. Moralia, 709 e.
[14] Ср. Plut, Pericl, XIII.
[15] Hom., Il., XXIII, 77; эти слова произносит Ахиллу тень Патрокла.
[16] Hom., Od., IV, 178; эти строки Плутарх цитирует также в Moralia, 54f.
[17] Diels, Fragmente der Vorsokratiker, I, p. 239; возможно это реминисценция стиха 902 пятой песни «Илиады»:
Словно смоковничий сок, с молоком перемешанный белым.
[18] Стих неизвестного автора; Bergk, Poet. Lyr. Graec., III, p. 721, Adespota, No 99.
[19] Это, как кажется, распространение мысли Аристотеля (Ethica Nicom., IX, 10).
[20] Софокл, Царь Эдип, стк. 4-6; цитируется Плутархом также в Moralia 169 d; 445 d; 623 c.
[21] Стих из неизвестной комедии Менандра; см. Cock, Com. Attic. Frag, III, p. 213; цитируется также в Moralia, 491 c.
[22] Eurip., Hippol., 253-255.
[23] См. Moralia, 12 e; там эта максима равна «не заводи слишком легко себе друзей».
[24] Ср. Moralia, 86c et Aulus Gellius, I,3.
[25] Вся эта история подробно излагается в «Медее» Еврипида (1136-1221).
[26] Строка из Еврипида, возможно из «Пирифоя», Nauck, TGF, Euripides, No 595; так же цитируется в Moralia, 482 a, 533a, 763f.
[27] Thuc., II, 51.
[28] Theogn., 215-216.