Жизнь, датировка
Г. Плинию Цецилию Секунду[1] в момент извержения Везувия (79 г.) шел восемнадцатый год (epist. 6, 20, 5), т. е. он родился в 61 или 62 г.; его родина - Ком, который он позднее отблагодарил библиотекой и фондом для обучения свободнорожденных детей (epist. 7, 18). После смерти отца его воспитывает дядя с материнской стороны, Плиний Старший, усыновивший его в своем завещании. В Риме наш автор учится у Квинтилиана и Ницета Сацердота (epist. 2, 14, 9; 6, 6, 3). Его адвокатская деятельность начинается рано. Как военный трибун он отправляется в Сирию; там он слушает философов Евфрата и Артемидора (epist. 1, 10, 1-2; 3, 11, 5). Многочисленные должности, которые он исполнял, делают его жизнь чем угодно, только не жизнью философа-созерцателя[2]; в 100 году он - consul suffectusy в 111-112 (или 112-113) - императорский легат в Вифинии. Он гордится тем, что он авгур - должность, которую некогда исполнял и Цицерон (4, 8, 4). Позднейшие сведения о нем относятся к периоду его управления Вифинией. Как должностное лицо он сталкивается с христианами, для обращения с которыми Траян дает ему сравнительно гуманные инструкции[3].
К числу друзей Плиния относится Тацит, с которым у него много общего во взглядах[4]. Он проявляет большую готовность помочь как застенчивому Светонию, так и стареющему Марциалу; между тем, как представляется, у него не было тесной близости с кружками, где вращались этот последний и Стаций[5].
Из его произведений мы располагаем Панегириком Траяну (произнесенным 1 сентября 100 г. и опубликованным в дополненном виде годом позже) и письмами; девять книг последних адресованы различным корреспондентам, частично из кругов, близких к Траяну[6]; десятая - возможно, изданная посмертно, - содержит послания к цезарю, в некоторых случаях с ответами. Утрачены мелкие стихотворения и многочисленные речи, а также риторическая биография Вестриция Коттия[7]. Об этих произведениях мы знаем только из писем Плиния.
Датировка писем затруднительна[8]. 2, и сообщает об осуждении Мария Приска (100 г. по Р. Х.); 3, 4, напротив, сочинено к концу 98 г. Книга 4 вышла в свет не ранее 106 г., книги 5- 6 - не ранее 109-го. В позднейших книгах содержатся и более старые письма. Хронология не является определяющим композиционным принципом. Невозможно доказать, что Плиний издавал свои письма "триадами"[9]. Письма, как и Панегирик, перед выходом в свет подверглись переработке.
Обзор творчества
Epistulae
Не делая общего обзора всего сборника писем, назовем только отдельные темы с некоторыми примерами: посвящение (1, 1), поздравление (10, 1), рекомендация (1, 24), благодарность (4, 8), просьба что-то сообщить (1, 11), распорядок дня и стремление к досугу (3, 1), сельская жизнь и литературные занятия (1,9; ср. также 1, 6), литературные вечера (1, 13), стиль (1, 20), жизнь и смерть знакомых (2, 1 и passim), политика (2, и сл.), благодеяния Плиния (1,8; 1, 19; 2, 4; 2, 5), признание других (1, 16; 1, 17), сны (1, 18), привидения (7, 27), путешествия (4, 1), явления природы (4, 30), справедливость по отношению к нижестоящим (2, 6), шутки (1, 6; 1, 15)
Panegyricus
Плиний переработал и дополнил свою благодарственную речь за консульство, gratiarum actio. Он прославляет жизнь, военные таланты и государственные добродетели избранного божественной волей "наилучшего принцепса", optimus princeps. На мрачном фоне домициановой эпохи он представляет жизнь и деяния Траяна вплоть до его вступления в Рим (23). Затем следуют его мероприятия как правителя государства (24-80), краткий очерк его частной жизни (81-89), благодарность за пожалование консульства (90-95) и мольба Юпитеру.
Источники, образцы, жанры
Жанр письма особенно тесно связан с жизнью. Его литературизация - "позднее" явление. Письма Плиния в этом отношении - pendant к Посланиям Горация. Привлекательность письма как жанра для литератора заключается в возможности сочетать множество разновидностей: шкала простирается от высоких историографических и ораторских форм вплоть до обсуждения сельскохозяйственных проблем[10] и повседневной шутливой болтовни.
Некрологи часто можно сопоставить с laudatio funebris[11] или с текстами типа exitus illustrium virorum, "кончины знаменитых мужей"[12] Жанровое влияние историографии можно обнаружить, напр., в знаменитом письме о смерти дяди (epist. 6, 16); Плиний утверждает, что он собирается только дать материал историку Тациту, но создает текст, близкий к историографическому жанру.
Принципы эпидейктического красноречия мы наблюдаем в Panegyricus. С точки зрения материала за этой столь важной речью стоит традиция "зерцала государей", которую в латинской литературе можно обнаружить у Цицерона (напр., De Marcello и Pro Ligario) и у Сенеки (De clementia). Есть параллели и с Царской речью[13] Диона (ок. 100 г.), и с речью Гальбы у Тацита (hist 1, 15 сл.).
Среди ораторов-образцов почетное место принадлежит Цицерону[14]. Влияние эпидейктического красноречия на творчество Плиния вообще трудно переоценить[15]. Из стоических авторитетов наряду с Петом Тразеей (6, 29, 1-3) нужно назвать Музония Руфа[16]. Письма украшены поэтическими цитатами; Плиний предпочитает Гомера, иногда в греческом оригинале[17], но и стихи Вергилия встречаются нередко.
Литературная техника
Письма адресованы конкретным людям и во многих случаях написаны по конкретным поводам[18]; это свидетельствует, что речь идет о настоящей переписке. С другой стороны, два факта заставляют думать о литературном оформлении: тонкая стилистическая отделка и сосредоточение каждого отдельного письма только на одной теме. И то, и другое, однако, не исключено и в реальной переписке образованного автора. Вероятнее всего, Плиний сделал подборку из своей реальной корреспонденции и издал ее в переработанном виде. Возможно, что отдельные письма были созданы специально для этого издания.
Композиция сборника могла бы показаться случайной, однако на самом деле он сгруппирован весьма искусно[19]. Пестрота в чередовании - стилистический принцип; однако есть и технические приемы перехода от письма к письму[20]. Нельзя отвергать с порога предположение, что Плиний - как Гораций в своих Посланиях - следует определенной литературной программе.
Обычай публикации речей задним числом мы обнаруживаем уже у Цицерона. Плиний в двух аспектах опережает его: во-первых, он больше перерабатывает свои речи, чем мы можем предположить для Цицерона, а кроме того, он прибегает к рецитации задним числом уже произнесенных речей в дополненном виде. Таким образом, эпидейктический элемент проявляется у него ярче, чем у Цицерона.
Присутствие Домициана в Панегирике (до, 5 camifex, "палач"; ср. epist. 4, 11, 6-13) и доносчика Аквилия Регула в письмах (напр., 1,5) объясняется потребностью оттенить положительное учение контпримерами. Контраст - излюбленное изобразительное средство Плиния, которое, однако, не следует сводить к "риторике утверждения"[21].
Плиний оживляет свою блистательную технику рассказчика искусным "ведением камеры[22]. Картины природы тонко применяются для того, чтобы обозначить человеческие реакции[23]. Плиний (если не считать нескольких клишированных карикатур) дает достоверные и впечатляющие портреты тех людей, с которыми он общался[24].
Язык и стиль
"Он любил прежде всего полноту, полноту вплоть до избытка... Во-вторых, он любил нарядную речь... В третьих, у него был вкус к изощренным сентенциям"[25]. Эти противоречия объясняются различиями жанров. Язык и стиль Писем Плиния восхищают своей ясностью, нередко и краткостью. Как оратор он, напротив, пристрастен к принципу полноты.
Эпиграмматическая изощренность Писем иногда напоминает его современника Марциала. Некоторые письма можно было бы назвать "эпиграммами в прозе"[26]. Прежде всего финальные фразы склонны заострять начальную мысль[27].
Как стилист Плиний хочет быть одновременно по вкусу и азианийцам, и аттицистам[28]. Первому направлению соответствуют dulcia - клаузулы, поэтические обороты, пышность, второму - severa, краткие предложения.
Образ мыслей I. Литературные размышления
Стилистическая позиция Плиния основывается на твердых литературно-теоретических убеждениях. Само собой разумеется, что brevitas относится к особенностям эпистолярного жанра; если он и отступает от этого принципа, он приводит веские основания для каждого случая.
Для речей и на уровне теории справедливо противоположное: когда он отправляет письмо, написанное в защиту многословия, именно Тациту (epist. 5, 8), это не обязательно шпилька: наш автор знает о стилистических расхождениях жанров, как показывает проводимое им различие между ораторским и историческим[29] повествованием (epist 5, 8).
Высоко его мнение о писательском труде: в Письмах возникает этически окрашенный образ оратора. Плиний - не приверженец чистого созерцания, не чистый эстет или scholasticus. Творческие паузы хороши, но размышления выполняют служебную роль: они обучают правильному поведению[30]. Обращение со словом - вопрос нравственной позиции, совершенствование studia и scripta- путь к бессмертию; но и то, и другое неотделимо от морали в практической жизни. Морализация красноречия проявляется, напр., в перечне[31] мотивов взятия на себя судебного дела. В яркой перефразировке катоновского определения оратора доносчик называется vir malus dicendi imperitus ("дурной муж, неопытный в речи", epist. 4, 7, 5). Письма Плиния документируют конкретными примерами почерпнутую в катоновской школе мысль Квинтилиана, что оратор должен быть vir bonus[32]. В лице Плиния римская литература достигает гармоничного сочетания слова и дела и обретает твердое самосознание. В этом смысле Письма - нечто большее, чем идеализированный автопортрет[33].
Образ мыслей II
Плиний набрасывает в Панегирике образ правителя, которому будут уделять внимание вплоть до поздней античности и много после нее. Противопоставление princeps bonus и princeps malus будет господствовать в Historia Augusta. Редко осуществляемая мысль, что государь добровольно подчиняется законам (paneg. 65, 1) и рассматривает консулов как "коллег" (ibid. 78, 4), формулируется как программа; коррелят со стороны подданных - concordia, неотделимая от salusprincipis, "благополучия принцепса".
Стоические ценности можно обнаружить, напр., в письмах об извержении Везувия: бесстрашие, хладнокровие, готовность к смерти, ratio[34]. В сообщении о смерти дяди грозная природа помогает создать необходимую для нравственного испытания ситуацию. Вообще же природа для Плиния, который вовсе не является философом, обладает не только этическим значением, но и эстетическим, и чисто хозяйственным.
Роль римского хозяина, dominus, выходит на первый план в Плиниевом вкусе к строительству[35]; в этом отношении непрерывное развитие ведет от центрального положения отца семейства в древнеримском tablinum к плиниевским виллам, открывающим "хозяину" широкий вид на ландшафт. С одной стороны, Плинию приписывали "сентиментальное" - свойственное горожанину - восприятие природы, с другой - несомненно, у него было ярко выраженное "чувство земли"[36]. Отсутствие интереса к сельскому хозяйству, которое он иногда выставляет напоказ, опровергают сами факты. Плиний - не латифундист, а помещик: у него не рабы обрабатывают крупный участок земли, а свободные арендаторы - независимые малые наделы. Как assiduus dominus, "попечительный хозяин", он сам заботится о своих владениях - предположительно даже больше, чем Катон Старший. В этом отношении он предшественник помещиков IV в. Это один из аспектов, роднящих автора эпохи Серебряной латыни с поздней античностью, - пересечения в жанровой сфере уже неоднократно бросались нам в глаза (панегирик, стихотворение на случай, эпиграммы, переписка и др.).
Напротив, отличает Плиния от поздней античности его посюсторонность. Не философия и религия обеспечивают ему бессмертие, а - в духе Эпикура - память его друзей (и читателей)[37].
Письма Плиния изображают мир и общество, в котором он живет; не будучи ни историей, ни биографией, они стали живым повествованием о драгоценных мгновениях, - безусловно, в высшей степени стилизированным по форме. Всепроникающая моральная ориентация не должна рассматриваться только как фарисейство. Если на наш вкус Плиний уделяет слишком много внимания своим благодеяниям и учреждениям, то это потому, что в кризисное время он хочет набросать образ гражданина, который ставит свой талант и свои возможности на службу друзьям и отечеству, образ "homme de lettres", который одновременно - оратор, политик и vir bonus[38].
Традиция[39]
Традиция писем состоит из двух корпусов: 1) собранные самим Плинием частные письма в 9 томах и 2) собрание в ю книгах, содержащее также переписку с Траяном.
Главные представители первой группы - Mediceo-Laurentianus plut. 47. 36 (M; IX в.), который включает все 9 книг, и для первых четырех книг - родственный ему Vaticanus lat. 3864 (V; IX в.). MV дают надежный текст. Для книг 1-7 и 9 к ним прибавляется позднейшее так называемое "семейство восьми книг" (γ, XV в.). Позднейшие свидетельства для 8 книги обозначаются значком 9.
Для второй группы - содержащей все 10 книг - древнейшим представителем является Codex Sancti Victoris Parisiensis, ныне в Нью-Йорке, в библиотеке Моргана M 462 (П; начало VI в.), от которого сохранились только 2, 20, 13-3, 5, 4. Текст - несмотря на древность рукописи - не вызывает особого доверия. От копии этой рукописи происходят: Florentinus Laurentianus Ashburnham. 98, olim Beluacensis (B; IX в., только 1-5, 6, 22 с лакунами)[40], Florentinus Mediceo-Laurentianus olim S. Marci 284 (F; конец XI в.), с ровно 100 письмами: до 5, 6 (конец)? с интерполяциями. Нет самостоятельной ценности у некоторых кодексов французского происхождения, родственных с этой рукописью (XII-XIII вв.).
Переписка с Траяном содержалась в утраченном Parisinus (возможно, идентичен П), эрзацем служат ранние издания и находящийся сегодня в Bodleiana (Auct. L. 4.3.) экземпляр Г. Бюде (Budaeus), который - после обнаружения тогда полного Parisinus архитектором Иоанном Юкундом - много способствовал восстановлению текста.
Панегирик содержится в корпусе Panegyrici Latini.
Влияние на позднейшие эпохи
Панегирик становится основополагающим образцом своего жанра; Письма находят в поздней античности - в том числе что касается принципов составления сборника - многочисленных подражателей[41]. Речь за Аттию Вириолу (epist. 6, 33, 1) упоминает Аполлинарий (epist. 8, 10, 3).
Начиная с писем Петрарки, Плиний оказывает влияние на гуманистическую эпистолографию, а через нее - на эпистолографию на национальных языках. Философу жизни Монтеню также импонирует горячая человечность нашего автора. Его тщательно структурированные письма послужили образцом для англоязычной эпистолографии: "Я не могу "сочинять" письма, как Плиний и Поуп" (Уолпол - к леди Оссори, 16 ноября 1785 года)[42]. Плиниевы описания вилл и садов оплодотворяют фантазию Ренессанса[43]. Вилла Монтичелло Т. Джефферсона († 1826 г.), жемчужина архитектуры и искусства жить, - все еще задумана во вкусе Плиния и Цицерона.
Хр. М. Виланд († 1813 г.) переводит и объясняет некоторые письма Плиния; наш автор занимает и Аннетт фон Дросте-Гюльсгофф († 1848 г.) и Густава Фрейтага († 1895 г.)[44].

---

[1] Надписи: CIL 5, 5262—5264; Suppl. к 5, 745; 5667; и, 5272; E. Marinoni, Una nuova dedica a Plinio il Giovane, CRDAC 9, 1977—1978, 75—89.
[2] Кроме того: praefectura aerarii militaris, praefectura aerarii Satumi, cura alvei Tiberis et riparum et cloacamm urbis (должности префекта военной казны, казны в храме Сатурна, попечение о русле Тибра и его берегах, а также городских клоаках).
[3] Plin. epist. 10, 96 и 97; R. Freudenberger, Das Verhalten der romischen Be–horden gegen die Christen im 2. Jh., dargestellt am Briefe des Plinius an Traian und den Reskripten Traians und Hadrians, Munchen 1967; cp. такжеJ. E. A. Crake, Early Christians and Roman Law, Phoenix 19, 1965, 61—70; P Winter, Tacitus and Pliny on Christianity, Klio 52, 1970, 498—502; R. E Clavelle, Problems Contained in Pliny’s Letter on the Christians, диссертация, Urbana 1971, cp. DA 32, 1972, 5758 A.; P. V. Cova, Plinio il Giovane e il problema delle persecuzioni, BStud—Lat 5, 1975, 293—314 (о состоянии исследований); U. Schillinger—Haefele, Plinius, epist. 96 und 97, Chiron 9, 1979, 383—392; A. Wlosok, Zur Auseinanderset–zungzwischen Christentum und romischem Staat, AU, R. 13, Beiheft 1, Stuttgart 1970.
[4] M. Vielberg, Bemerkungen zu Plinius d. J. und Tacitus, WJA 14, 1988, 171— 183.
[5] P. White, The Friends of Martial, Statius and Pliny and the Dispersal of Patronage, HSPh 79, 1975, 265—300; Плиний ценит Марциала: T. Adamik, Pliny and Martial. Epist. 3, 21, AUB 4, 1976, 63—72.
[6] G. G. Tissoni, Sul consilium principis in eta traianea, SDHI 31, 1965, 222— 245, Appendix.
[7] Не принадлежит Плинию подчас приписываемое ему сочинение De viris illustribus; ср. об этом W. K. Sherwin, The Title and Manuscript Tradition of the De viris illustribus, RhM 102, 1969, 284—286 (лит.).
[8] О хронологии основополагающая работа А. N. Sherwin—White (К 1966), введение; R. Syme, The Dating of Pliny’s Latest Letters, CQ 35, 1985, 176— 185.
[9] G. Merwald 1964 полагает, что издание осуществлялось группами: кн. 1— 3, 4—5, 6—7, 8—9; он принимает версию, что каждая книга распадается на две половины в достаточно строгой симметрии; письма сгруппированы частью последовательно, частью циклически (триадами).
[10] В тех местах, где речь идет о хозяйственных проблемах, обнаруживаются точки соприкосновения с Колумеллой: R. Martin 1981.
[11] Ироничная laudatio funebris: epist. 6, 2.
[12] E A. Marx, Tacitus und die Literatur der exitus illustrium virorum, Philologus 92, 1937, 83—103; A. Ronconi, Exitus illustrium virorum, SIFC 17, 1940, 3—32.
[13] F. Trisoglio, Le idee politiche di Plinio il Giovane e di Dione Crisostomo, PPol5, 1972, 3-43.
[14] H. Pflips 1973; A. Weische 1989.
[15] Обсуждение темы «усыновления» в Панегирике имеет, возможно, точки соприкосновения с родственной (конечно, неполитической) мыслью в декламациях (G. Calboli 1985, 366); правда, ближе тацитовские параллели.
[16] H. — P. Butler 1970, 56 сл.
[17] Напр., epist. 1, 20, 22; 5, 19, 2.
[18] K. Zelzer, Zur Frage des Charakters der Briefsammlung desjiingeren Plinius, WS 77, 1964, 144—161 (подчеркивает невымышленный характер писем и литературное состязание в дружеском кругу); о лицах: R. Syme 1968 и 1985; A. A. Bell, Jr., A Note on Revision and Authenticity in Pliny’s Letters, AJPh 110, 1989, 460—466.
[19] G. Merwald 1964.
[20] E Lefevre, Plinius—Studien II. Diana und Minerva. Die beiden Jagdbillette an Tacitus (1, 6; 9, 10), Gymnasium 85, 1978, 37—47; ср. также: von Albrecht, Prosa 190—196.
[21] E. Aubrion, Pline le Jeune et la rhetorique de l'»affirmation, Latomus 34, 1975, 90-130.
[22] A. Maritz, The Eruption of Vesuvius. Technicolour and Cinemascope?, Ak–roterion 19, 3, 1974, 12—15 (к epist. 6, 16).
[23] W. E. Forehand, Natural Phenomena as Images in Pliny, epist. 6, 20, CB 47, 1971, 33—39; с ограничениями, но не принудительно D. S. Barrett, Pliny, epist. 6, 20 again, CB 48, 1972, 38—40.
[24] A. Maniet, Pline le Jeune et Calpurnia. Etude semantique et psychologique, AC 35, 1966, 149-185.
[25] Norden, Kunstprosa 319 сл,
[26] A. — M. Guillemin 1929, 150; M. Schuster 1951, 449 сл. (лит.).
[27] L. Winniczuk, The Ending—Phrases in Pliny’s Letters, Eos 63, 1975, 319—328.
[28] Так M. Durry, изд. t. 4, Paris 1948, 89 сл.
[29] J. Heurgon, Pline le Jeune tente par l’histoire, REL 47bis, 1970, 345—354; V. Ussani, Oratio–historia, RCCM 13, 1971, 70—135.
[30] F. Trisoglio, L’elemento meditativo nell’epistolario di Plinio il Giovane, в: Saggi in onore di V. D’Agostino, Torino 1971, 413—444.
[31] Плиний в epist. 6, 29, 1—3 ссылается на Тразею для первых трех мотивов и добавляет их оценку: claras и illustres, «достохвалъные» и «замечательные».
[32] G. Picone 1978, 143—148.
[33] Иначе J. — A. Shelton, Pliny’s Letter 3,11. Rhetoric and Autobiography, C&M 38, 1987, 121—139; E Lefevre 1969; более положительно E. Bury, Humanitas als Lebensaufgabe… Lektiire der Pliniusbriefe, AU 32, 1, 1989, 42—64.
[34] K. Sallmann 1979, 214; ср. в общем виде Р. V. Cova, Lo stoico imperfetto. Un’immagine minore dell’uomo nella letteratura latina del principato, Napoli 1978.
[35] E. Lefevre 1977.
[36] R. Martin, Recherches sur les agronomes latins et leurs conceptions econo–miques et sociales, Paris 1971, 344 сл. (лит.).
[37] C. Gnilka, Trauer und Trost in Plinius’ Briefen, SO 49, 1973, 105—125.
[38] G. Calboli 1985, 372.
[39] R. A. B. Mynors, изд. 1963, Praefatio (лит.); G. Carlsson, Zur Textkritik der Pliniusbriefe, Lund 1922.
[40] В был первоначально частью Riccardinus 488, который сегодня содержит только Естественную историю Плиния Старшего.
[41] См. E. Allain, Pline le Jeune et ses heritiers, 4 tt., Paris 1901—1902; A. Cameron, The Fate of Pliny’s Letters in the Late Empire, CQ 15, 1965, 289—298; 17, 1967, 421 сл. (также об Иерониме); F. Trisoglio, Sant’ Ambrogio conobbe Plinio il Giovane?, RSC 20, 1972, 363—410 (избирательное сродство); M. Zelzer, Am–brosius von Mailand und das Erbe der klassichen Tradition, WS 100, 1987, 201— 226; F. Trisoglio, San Girolamo e Plinio il Giovane, RSC 21, 1973, 343—383; K. Smolak, Drei nicht erkannte Klassikerzitate bei Erasmus von Rotterdam, De con–scribendis epistolis, WS NF 13, 1979, 214—220 (paneg. 19, 1).
[42] Cp. E. J. Kenney, Bryn Mawr Class. Review 9. 5 (1998) 404.
[43] L. Bek, Ut ars natura— ut natura ars. Le ville di Plinio e il concetto del giardino nel Rinascimento, ARID 7, 1974, 109—156.
[44] M. Schuster 1951,455; E. Arens, Annette von Droste—Hulshoff und das klas–sische Altertum, Hum. Gymnasium 28, 1917, 104—115.