Отон

Происхождение. - Дружба с Нероном. - Ссылка к Лузитанию. - Отон овладевает престолом. - Борьба с Вителлием. - Неблагоприятные предзнаменования. - Поражение при Бедриаке и самоубийство Отона. - Его внешность. - Общие сожаления о нем.
Отон принадлежал к происходившей от етрусских царей, старинной и почтенной фамилии города Ференция. Его дед, Марк Сальвий Отон, был сыном римского всадника; но происхождение его матери неизвестно. Быть может даже, она не была свободорожденной. Благодаря Ливии Августе, в доме которой вырос дед Отона, он сделался сенатором, но дальше звания претора не пошел.
Отец Отона. Луций, со стороны матери происходил из знаменитой фамилии, бывшей в родстве со многими влиятельными семьями, и пользовался таким расположением Тиберия и так походил на него лицом, что многие считали его сыном императора. Во время своей службы в столице, проконсульства в Африке и команды над войсками вне очереди он отличался строгостью. В Иллирии он решился казнить даже тех солдат, которые раскаялись в участии в бунте Камилла и убили своих начальников, как зачинщиков восстания против Клавдия, и приказал исполнить приговор в своем присутствии, перед своею палаткой, хотя знал, что именно за их поступок Клавдий повысил их чином. Этим он, конечно, увеличил свою славу; но император несколько охладел к нему. Вскоре однако он вернул его милость к себе, открыв заговор одного римского всадника, замышлявшего, как он узнал от изменивших ему рабов, убить Клавдия[1]. За это Сенат удостоил его чрезвычайно редкой награды, - поставил во дворце его статую, Клавдий же включил его в число патрициев, при чем осыпал его похвалами и, в заключение, прибавил: "Я даже не хочу, чтобы мои дети были лучше его!"
От вполне достойной женщины, Альбии Теренции, у него было двое сыновей, - Луций Тициан и, младший, Марк, носивший одно имя с отцом. У него была и дочь, которую он, раньше наступления её половой зрелости, обручил с сыном Германика, Друзом.
Император Отон родился 28-го апреля, в консульство Камилла Аррунция и Домиция Аэнобарба. С юных лет он отличался таким мотовством и наглостью, что отец часто сек его за это. Говорят, он любил шататься но ночам и, если ему попадался либо слабосильный, либо пьяный, схватывал его, клал на растянутый плащ и подбрасывал на воздух. После смерти отца он прикинулся влюбленным в одну отпущенницу, - игравшую большую роль при Дворе - хотя она была старуха и почти отжила свой век. Этим он хотел вернее добиться своей цели. Благодаря ей, он вкрался в доверие к Нерону и без труда сделался одним из лучших его друзей, вследствие сходства их характеров и потому, - так, по крайней мере, рассказывают некоторые - что они занимались друг с другом недозволенною любовью. Отон пользовался таким влиянием, что, получив крупную взятку от одного консулара, обвиненного в лихоимстве, он, недолго думая, привел его в заседание Сената, для засвидетельствования благодарности последнему, хотя еще не выхлопотал полного прощения консулару.
Посвященный во все планы и тайны Нерона, он в день, назначенный Нероном для умерщвления его матери, пригласил, для отвлечения подозрения, обоих их на обед и великолепно угостил. Поппея Сабина была в то время еще любовницей Нерона. Когда ее отняли от мужа и Нерон стал просить Отона принять ее на время к себе, последний вступил с ней в брак для виду. Но ему было мало жить с ней в связи, - он влюбился в нее настолько сильно, что не мог равнодушно даже подумать иметь своим соперником Нерона!
Говорят, но крайней мере, он не только не впустил посланных за ней, но раз не позволил войти и самому Нерону, который стоял у дверей и напрасно требовать возвращения вверенного Отону, перемешивая просьбы с угрозами! Поэтому брак был расторгнуть, и Отон удален. Для отвода глаз его назначили легатом в Лузитанию. Нерон не хотел идти дальше, - он боялся, что, если строже накажет виновного, вся разыгранная комедия может выплыть на свет. Несмотря на это, она не осталась тайной, как видно из следующего двустишия:
Вы спрашиваете, почему Огон живет в почетной ссылке? -
Потому, что он любовник своей жены![2]
Отон управлял провинциею десять лет, в звании квестора, отличаясь при этом редкою умеренностью и воздержанностью. Когда же, наконец, представился случай мести, он первым поддержал попытку Гальбы.
В то же время он и сам начал сильно верить, что ему можно достичь престола, благодаря положению дел, а еще больше - вследствие уверений астролога Селевка[3]. Последний ручался раньше, что Отон переживет Нерона, тогда же явился к нему неожиданно, без приглашения, и обещал, что вскоре он будет и императором. Вследствие этого Отон не упускал случая быть полезным другим и пускал в ход всевозможные средства для привлечения на свою сторону. Всякий раз, как он приглашал императора к обеду, он раздавал каждому из его телохранителей по золотому. Одинаково стирался он привязать к себе другими путями и других солдат. Раз его пригласили судьей в споре одного собственника со своим соседом относительно их межи. Он купил у соседа весь участок и подарил его выбравшему его в посредники[4]. Благодаря этому, едва ли кто не был убежден теперь и не говорил громко, что один Отон достоин наследовать престол!
Он, впрочем, надеялся, что Гальба усыновить его, и ждал этого со дня на день; но император предпочел ему Пизона. Надежда Отона рушилась, и он обратился к насилию. Кроме оскорбленного самолюбия, его побуждали к этому и большие долги, - он не скрывал, что может стать на ноги только как император и что для него безразлично, пасть ли в сражении, от неприятеля, или на форуме, от взысканий аудиторов.
За несколько дней до своей попытки ему удалось выжать у одного из рабов императора миллион сестерций за доставленное ему место по счетной части. С этою суммою он приступил к своему обширному предприятию.
Сперва он поверил свою тайну пяти спекулаторам, затем десяти другим. Из них первые пять завербовали каждый двух. Было выплачено по десяти тысяч сестерций на человека и обещано еще но пятидесяти тысяч. Они подговорили других, хотя и не многих, но были твердо уверены, что в реши тельный момент к ним примкнет больше участников. Думали немедленно по усыновлении Пизона овладеть лагерем и напасть на Гальбу, когда он будет ужинать во дворце, но от этого плана отказались, принимая но внимание стоявшую тогда на часах когорту. Боялись усилить ненависть против неё, - в то время, как она занимала караул, был убить Гай и оставлен на произвол судьбы Нерон. Промежутком времени между усыновлением и убийством Гальбы нельзя было воспользоваться вследствие религиозных соображений и предостережений Селевка.
Тогда Отон назначил другой день, предупредив своих сообщников, чтоб они ждали его на форуме, вблизи храма Сатурна, около "золотого"[5] верстового столба, а сам отправился утром с визитом к Гальбе, который, по обыкновению, поцеловал его, и присутствовал даже при жертвоприношении, при чем слышал предсказания гаруспика. Зачем явился отпущенник, сказавший, что пришли архитекторы, это было условным знаком - и Отон, под предлогом осмотра покупаемого им дома, ушел и быстро направился через заднюю дверь дворца к назначенному месту. По словам других, он притворился больным лихорадкой и просил окружающих извиниться тем же за него, если спросят о причине его отсутствия. Теперь он торопливо сел в женские носилки и поспешил в лагерь. Но носильщики устали. Тогда он вышел и пошел пешком. У него свалился с ноги башмак, и он остановился, пока спустя долгое время окружающие не подняли его на плечи и не поздравили императором.
Среди пожеланий счастья и обнаженных мечей он прибыль к палатке командующего. Встречавшиеся приставали к нему, как его участники и сообщники. Зачем он послал людей с приказанием убить Гальбу и Пизона, а на сходке солдат, вместо всяких обещаний, для привлечения солдат на свою сторону, говорил только, что будет считать своею собственностью то лишь, что они оставят ему. Зачем, уже под вечер, он явился в Сенат, в немногих словах рассказал, что его подхватили на улице и силой заставили взять в свои руки императорскую власть, - при чем обещал управлять в согласии со всеми - и ушел во дворец.
Не говоря уже о других выражениях почтения со стороны поздравлявших и льстецов, простой народ назвал его Нероном. Он ничем не выказал своего неудовольствия, напротив, как рассказывают некоторые, подписывая грамоты и первые свои письма некоторым провинциальным властям, прибавлял к своему имени прозвище Нерона. Во всяком случае, он позволил восстановить его бюсты и статуи, вернул его прокураторам и отпущенным их должности и первым из императоров подписал ассигновку в пятьдесят миллионов сестерций на окончание "золотого" дворца.
Говорят, в первую ночь после убийства Отон, испугавшись во сне, громко застонал. Сбежавшиеся нашли его лежащим на полу возле кровати. Он пытался всевозможными очистительными жертвами умилостивить тень Гальбы, которая, как чудилось ему, пугала и гнала его вон. На другой день, во время гадания, поднялась буря. Отон с силой упал на землю, не переставая шептать: τὶ γάρ μοι ϰαὶ μαϰροῖς αὐλοῖς;[6]
Почти одновременно войска, стоявшие в Германии, присягнули Вителлию. Узнав об этом, Отон предложил Сенату отправить депутацию, которая должна была объяснить, что император уже избран, и просить не нарушать мира и согласия, а сам, между тем, послал Вителлию через посредников письмо, где предлагал ему себя, как товарища по управлению государством и зятя. Но война была неизбежна, и посланные вперед Вителлием войска, под командой его вождей, уже приближались к столице.
В это время Отон убедился, как верны ему преторианцы, при чем едва не погибли все сенаторы. Отон решил поручить матросам перевезти оружие, нагрузив его на суда. Пока его собирали ночью в лагере преторианцев, последние заподозрили измену и подняли шум. Все они неожиданно, без своих командиров, сбежались ко дворцу, требуя головы сенаторов. Трибуны пробовали удалить их; но они прогнали их, а некоторых даже убили, и, как были, в крови, ворвались в столовую, спрашивая, где император, и успокоились тогда только, когда увидели его[7].
Отон готовился к исходу энергично и даже слишком поспешно; он не обратил внимания не только на требования религии, но и на то, что щиты еще носили по улицам и не успели спрятать по прежнему в храм, а это с давних пор считалось дурным предзнаменованием[8]. Затем он выступил в поход в тот день, когда поклонники Матери богов начинают плакать и рыдать. Кроме того, и предсказания не обещали ничего хорошего. Например, Отон получил счастливые предзнаменования при жертвоприношении Плутону, между тем при таких жертвоприношениях именно неблагоприятные знаки во внутренностях животных считаются лучшими. При начале похода его задержало наводнение Тибра, а на двадцатой миле от города он нашел, что дорога заграждена обрушившеюся постройкой.
Одинаково необдуманно решил он вступить в сражение, при первой возможности, хотя непременно следовало тянуть войну, - неприятель страдал от голода и неудобной позиции. Быть может, Отон не мог долго мучиться неизвестностью и надеялся нанести решительный удар до прибытия Вителлия, а быть может, был не в состоянии сдержать пыла своих солдат, требовавших сражения. Он не участвовал ни в одной битве и оставался в Брикселле. В трех, правда, незначительных, сражениях, около Альп, близ Илаценции и неподалеку от "рощи Кастора", он одержал победу, но в последнем и главном бою, у Бедриака, потерпел поражение. благодаря хитрости. Начаты были для виду переговоры. Солдат вывели, как бы для выработки условий мира, и вдруг, в то время, как они здоровались с неприятелем, им пришлось сражаться![9]
Отон тотчас решился умереть. Многие - и небезосновательно - думают, что ему было скорей стыдно удерживать за собой власть, подвергая страшной опасности государство и своих подданных, нежели он отчаивался и не доверял своим войскам[10]: в его распоряжении оставались еще тогда вполне целыми резервы, затем к нему шли другие войска, из Далмации, Паннонии и Мезии, да и побежденные вовсе не отчаивались отомстить за свой позорь и готовы были подвергнуться любой опасности даже одни, без подкреплений.
В этой войне участвовал мой отец, Светоний Лет, трибун тринадцатого легиона, имевший право носить тунику с узкою полосой. Впоследствии он любил рассказывать, что Отон еще частным человеком с таким отвращением относился к междоусобным войнам, что задрожал, когда за чьим то столом зашла речь о смерти Кассия и Брута. Он не поднял бы восстания против Гальбы, если бы не быль уверен, что дело может обойтись без войны.
В то время ему подал мысль покончить с собою пример простого солдата. Он принес известие о поражении войска Отона; но ему никто не верил. Его обзывали то лжецом, то трусом, бежавшим из сражения. Тогда он бросился на свой меч, у ног Отона. Увидев это, последний сказал, что не хочет больше подвергать опасности таких мужественных и достойных людей. Затем он посоветовал своему брату, сыну брата и каждому из друзей позаботиться о себе, кто как может, обнял, перецеловал всех и, простившись с ними, остался один. Он написал два письма, одно утешительное - сестре, другое - вдове Нерона, Мессалине, на которой хотел жениться. Ее он просил похоронить и не забывать его. После этого он сжег всю свою корреспонденцию, не желая, чтобы она навлекла на кого либо опасности со стороны победителей или повредила ему, и, наконец, разделил между прислугой все бывшие при нем деньги.
Таким образом он приготовился к смерти. Его мысли были уже посвящены исключительно ей, как вдруг послышался шум. Оказалось, что солдат, которые начали уходить, покидая Отона, другие удерживали, как дезертиров. Узнав об этом, император сказал (привожу его слова буквально): "Проживу еще ночь!" и запретил прибегать к насилию в отношение кого либо. До позднего вечера в его спальню мог входить каждый желающий. Потом ему захотелось пить. Он выпил холодной воды, взял два кинжала, попробовал, остры ли оба они, положил тот и другой под подушку и, притворив двери, заснул как убитый. Он проснулся только днем и нанес себе один удар, ниже левого соска. При первом же его стоне к нему прибежали люди. То показывая им рану, то закрывая ее, он скончался и, согласно его приказанию, был немедленно погребен, на тридцать восьмом году от рождения и в девяносто пятый день своего царствования.
Величию его души отнюдь не отвечало ни его тело, ни его внешность. Говорят, он был небольшого роста, с некрасивыми, кривыми ногами. Одевался он почти как женщина. Он выщипывал волосы на теле и вследствие плохой шевелюры носил парик, который был прикреплен и прилажен так искусно, что его нельзя было отличить от настоящих волос. Кроме того, он ежедневно брился и натирал лицо тестом, не желая иметь бороды. Это он начал делать с тех пор, как у него показался первый пушок. В праздник Изиды он нередко появлялся публично в холщовом платье, предписанном религией. Потому то, мне кажется, его смерть, очень мало согласовывавшаяся с его жизнью, и возбудила тем большее удивление. Многие из находившихся при нем солдат, горько плача, целовали руки и ноги трупа, называли его героем и несравненным императором и тут же, у костра, убивали себя. Но многие и из отсутствовавших, получив известие об его смерти, с горя выходили на смертный поединок между собою. Наконец, многие, без снисхождения проклинавшие его живого, хвалили его мертвого, вследствие чего даже установилось общее мнение, что Отон и, убил Гальбу не столько из желания завладеть престолом, сколько из желания вернуть государству свободу.


[1] В биографии Клавдия автор не говорит ни о чем подобном. Быть может, здесь идет речь о римском всаднике. Гнее Нонии. Тацит (Annal. XI. 22) рассказывает, что он явился к Клавдию, в противность этикету, вооруженный мечом. Его жестоко пытали, но ничего не добились.
[2] Об отношениях Отона к Поппее, дочери красивейшей женщины своего времени и имевшей все, кроме честной души, как отзывается о ней Тацит, можно читать также у Плутарха в биографии Гальбы.
[3] Тацит и Плутарх называют его Птолемеем.
[4] То быль преторианец Кокцей Прокул.
[5] Первый столб в Риме, от которого считали мили и у которого сходились все провинциальные дороги. Он стоял на форуме, у подножия Капитолия, возле храма Сатурна и арки Тиберия. Это был конус на круглом основании, обитый вызолоченными бронзовыми листами. Его поставил Август. Фундамент этого столба найден в недавнее время при раскопках, близ триумфальной арки Септимия Севера, в северо–восточном углу форума.
[6] Вт. переводе: «Что толку мне хотя бы и в длинной флейте?» Пословица, относящаяся к тем, которые берутся за что–либо не но силам себе.
[7] Отон приказал трибуну Варию Криспину вооружить семнадцатую когорту. Трибун распорядился нагрузить телегу оружием, взятым из цейхгауза преторианцев. Неудачно выбранное для этого время — ночь — возбудило в них подозрения. Криспин и два другие центуриона были убиты.
[8] Речь идет о священных щитах (ancilia), которые носили в религиозной процессии салийские жрецы.
[9] В армии Отона, неизвестно почему, разнесся слух, будто солдаты Вителлия хотят перейти на сторону противников. Солдаты Отона подошли на близкое расстояние к Вителлианцам, называя их товарищами по оружию и дружески приветствуя их; но неприятель отвечал яростным боевым криком и открыл сражение.
[10] Светоний, Тацит, Плутарх и даже Марциал выставляют Отона героем, которым он однако-ж никогда не был. Он покончил с собой, как развратник, истощивший в безнравственной жизни все свои силы. Как и Нерон, он умер комедиантом и трусом, с тою лишь разницей, что сумел лучше пронести свою роль, чем его товарищ по оргиям. Можно сказать только, что развратная жизнь и честная смерть соединяются не так редко, как думают.