5. Подготовка и дисциплина

Высокий стандарт подготовки и дисциплины является необходимым условием для тактического успеха военной организации только что описанной, но мы можем почерпнуть информацию об этом из нескольких разрозненных источников, которые относятся только к определенным аспектам. Мы не можем сказать, что они рисуют яркую картину, так что приходится довольствоваться общим впечатлением, имея в виду, что некоторые упоминания относятся только к определенной кампании и к командиру, и не могут быть показателем общей практики.
В отличие от римской и, в меньшей степени, от классической греческой армии, чьи оружие и тактическая подготовка сохранилась в полном объеме, Селевкидская практика обучения, а также других эллинистических армий, совершенно неизвестна. Пропустив различные ссылки на предварительные военные функции гимнасиев, которые не должны быть преувеличены, вся информация, которая у нас есть, состоит в том, что оружие и военные инструкторы служили в военной учебной школе в Апамее (Strabo 16.2.10(752)). С учетом предположительной организации гвардии, можно сделать вывод о том, что новобранцы гвардии, т. е. сыновья военных поселенцев, получали свое первоначальное обучение там, а это значит, что все военные поселенцы обучались в Апамее в тот или иной момент. Я не думаю, что была подобная военная школа в восточной части империи, несмотря на деление царства на две отдельные части и несмотря на огромные расстояния, которые новобранцы из Мидии должны были покрывать на пути к Апамее. Основным мотивом организации гвардии, по-видимому, было производство отношений зависимости и идентификации между династией и потенциальными солдатами, которые были недостижимы в альтернативном военном центре где-нибудь в Мидии. Отказ солдат Ахея идти против своего законного царя и сомнительная привязанность, демонстрируемая солдатами Молона к царю Антиоху (Polyb. 5.54.1-2, 57.6), хотя и преувеличенные и не имеющие отношения к фактическому результату сражения, позволяют предположить, что какая-то часть их военной службы прошла в тесном контакте с двором.
Принципы базовой подготовки, вероятно, не отличались от тех, которые практиковались в армиях Филиппа и Александра. Один из аспектов обучения во время Филиппа освещен Полиэном, который упоминает частые марши в доспехах, с выкладкой, включающей паек и другие принадлежности, на расстояние в 300 стадий (4.2.10). Эта практика, которая не встречается в программе обучения классической армии, но занявшая столь видное место в римской армии, представлявшая совершенно новую концепцию того, какое расстояние может покрывать армия форсированным маршем, была, вероятно, принята также Селевкидами. К сожалению, вся достоверная информация у нас имеющаяся, это краткий отчет Полибия о форсированном марше в Бактрию (10.49.4), но впечатление усиливается пятидневным маршем огромной армии Птолемеев под палящим солнцем через Синайскую пустыню от Пелусия до Рафии, когда армия приходила по 36 км. в день.
Два обрывка информации показывают на первый взгляд значительную небрежность при руководстве и действиях на зимних квартирах. Накануне Рафии Антиох III, ожидая, что переговоры с эмиссарами Птолемеев будут успешны, "распустил войска (δυνάμευς) на зимние квартиры, и в дальнейшем пренебрегал упражнять ochloi" (Polyb. 5.66.6). Но на самом деле термин ochloi, если он не используется здесь для стилистического разнообразия (почему бы для этой цели лучше не использовать stratiotes?), может указывать на военных поселенцев (ср. id. 5.43.5) северной Сирии, ядро резервных войск, которые, как можно было ожидать, оставались в своих близлежащих домах до тех пор пока продолжались многообещающие переговоры, но гвардия, поселенцы из восточных провинций, а также наемники, которые жили на зимних квартирах, не обязательно бездействовали. Более известным является предосудительное поведение Антиоха III на Евбее зимой 192-191 г. до н. э. (id. 20.8; Livy 36.11: Diod. 29.2; Athen. 10.739 e-f). Много было сказано древними авторами о старике, увлеченном своей страстью к молоденькой девушке, Евбее, и допустившем разложение своей армии роскошной жизнью и распутством, которые в конечном итоге привели к бедствию при Фермопилах. Но как давно было доказано, главным образом на хронологических основаниях, что эти традиции отражают анти-селевкидскую пропаганду и не имеют никаких исторических оснований. С другой стороны, комментарий Аппиана об осторожности, проявленной легионами при приближении к фаланге при Магнесии "опасаясь опыта... обученных мужей" (Syr. 35(182)) его собственный, а не Полибия, и, следовательно, не может не подразумевать высокий уровень подготовки: как уже отмечалось, Аппиан последовательно представлял Селевкидскую фалангу и пешую гвардию как истинных наследников прославленных воинов Александра.
Переходя от подготовки к дисциплине, мы не можем сомневаться в том, что эллинистическая практика не идет ни в какое сравнение со строгими стандартами римлян, как Полибий, по-видимому указывает здесь (e. g. 6.42; 10.16-17.1). Тогда, как и сейчас, жесткая дисциплина сама по себе не гарантирует высокий уровень военного исполнения, а на самом деле может подавлять любую позитивную инициативу со стороны индивидуума, тогда как либеральные методы, основывая свою привлекательность на энтузиазме и идеалах, могут обеспечить более качественный результат при условии, что они не переродятся в анархию. Но это общее правило не применимо к любому военному формированию, поселенцы Селевкидов, которые были мотивированы давно укоренившейся преданностью к династии и своей привязанностью к поселениям, сражались в фаланге, формировании, в котором слепое повиновение было важнее всего, тогда как другие войска - наемники, союзники, вассалы и подданные, - становились в строй отрядов, где от них требовалось проявление инициативы, но им не хватало реальной мотивации, чтобы делать так. Лучшим примером отсутствия дисциплины среди фалангитов является их крах при Фермопилах, когда они увидели, что Катон занимает лагерь в их тылу (Livy 36.19.3; App. Syr. 19(86-7)), и паническое бегство военных поселенцев при Рафии в виду перспективы быть обойденными кавалерией (Polyb. 5.85.10). Но следует подчеркнуть, что несмотря на некоторые другие упоминания такого рода (см. ниже), либеральный подход в армии Селевкидов не приобрел размеры полной анархии.
Дисциплина означает, в основном, соблюдение инструкций, и ее действие может быть прослежено в стандарте обслуживания (оружие, доспехи, предметы снабжения и т. д.), в караульной службе, бдительности (особенно ночью), сопротивление в бою и т. д. Фрагменты македонского военного устава времен Филиппа V открытого под Амфиполем и Халкидой ссылаются на три аспекта дисциплины: первый налагает штрафы на отказ носить определенные элементы амуниции и за небрежность к обязанностям часового, второй имеет дело с надлежащим обслуживанием магазинов должностными лицами довольно высокого ранга. Первый кодекс, который относится к рядовым солдатам, не упоминает никаких телесных наказаний, очень распространенных в римской карательной системе. Достаточно принять во внимание суровость римского "fustuarium" к солдатам, которые уснули на посту или не должным образом выполняли ephodos, упомянутом также в Амфипольском кодексе, чтобы оценить либеральное и снисходительное отношение эллинистического военного права. Более того, было высказано предположение, что даже эти мягкие меры были приняты Филиппом V только после того Киноскефал в попытке ужесточить дисциплину по римской модели. Вышеупомянутая ссылка на ephodos и урегулирование о грабеже, которое, как кажется, было новшеством в греческом мире (Polyb. 10.16, 17.1ff.), поддерживает эту возможность. Но несмотря на римское влияние Филипп V не мог слишком далеко отойти от обычаев в отношении самого наказания. Существует общая вероятность того, что эти ценностные стандарты управления и наказания не сильно отличались между Антиохией и Дурой или Амфиполем и Пеллой.
Стандарт дисциплины Селевкидской армии, выведенный из нескольких случайных упоминаний, по-видимому, более или менее соответствовал кодексу Антигонидов. Есть только два фрагмента, один из начальных лет, а другой с заката Селевкидского царства, которые указывают на возможную практику ношения оружия во все это время: Селевк I, имея намерение захватить врасплох армию Деметрия на рассвете, приказал своим войскам ужинать во всеоружии и спать в боевых порядках. На самом деле можно утверждать, что эти меры были приняты в условиях особых обстоятельств, но гораздо более трудно исполнимые в ночное время они вряд ли были бы успешны, если бы уже не были частью дневной дисциплины. Два столетия спустя Гераклеон из Берои, который находился на службе у Антиоха Грипа (125-96 гг. до н. э.), обучал своих солдат обедать в молчании, сидя на земле группами по 1 000 человек, принимать пищу простую, грубую, обслуживаясь doryphoroi (Athen. 12.54(540)). Мы должны позже вернуться к аспектам этого второго фрагмента с учетом уровня боевой готовности, поскольку, хотя это и не упоминается, солдаты, обслуживаемые doryphoroi и удерживаемые в построении своей хилиархии, конечно, имели свое снаряжение под рукой. Ни одного луча не брошено на кодекс Селевкидов в течение длительного периода между основателем династии и Антиохом Грипом. Не может быть так, чтобы этот строгий стандарт, если он когда-либо был принят в качестве постоянной практики, был сохранен в годы упадка и потрясений, последовавших за смертью Антиоха Епифана. В любом случае он могла практиковаться только в гвардии, которую было легче контролировать. Точно так же как Амфипольский кодекс относится только к гвардии[8].
Случайное чтение двух эпизодов царствования Антиоха III создает впечатление, что царская армия страдала плохим уровнем боевой подготовки. Когда Молон ночью отступил из своего лагеря, Ксеноит приказал войскам быть наутро в готовности к погоне, но вместо того, чтобы подчиниться его приказу, они разграбили лагерь и напились, так что Молон на рассвете с легкостью захватил врасплох спящий лагерь (Polyb. 5.45-6). Хотя стратагема Молона очевидно сработала и Селевкиды, возможно, не имели строгих правил грабежа, описание несчастного командира, тщетно пытающегося разбудить пьяных солдат и, наконец, безумно ринувшегося на ряды противника, вероятно, преувеличено. Молон вполне мог предвидеть готовность Ксеноита преследовать очень короткое время. Мы должны иметь в виду, что этот рассказ, также как вся традиция восстания Молона, как принято считать, происходит из "анти-Гермейского" источника (см. особ. 42.6, 50), и из этого можно предположить, что "окраска" этого эпизода на самом деле направлена против Гермия, по чьему совету и чьим подстрекательством Ксеноит был послан усмирить восстание, вопреки советам своих соперников и несмотря на желание царя самому вести войска против Молона. Враждебный характер источника также обнаруживается в комментария к личности Ксеноита (45.5-6, 46.6, 47.3), и весь этот инцидент был придуман, чтобы проиллюстрировать его неспособность контролировать и руководить войсками. Второй эпизод произошел во время осады Пергама, проведенной Селевком, сыном Антиоха III, накануне Магнесии. Осаждающие, за исключением небольшой стражи, проводили время в удовольствиях, хотя и расположились станом перед лицом неприятеля. Некоторые заснули, большая часть лошадей паслись разнузданные. Пользуясь этой ситуацией, Диофан ахеец сделал неожиданное нападение и успешно оттеснил осаждающих (Livy 37.20; App. Syr. 26(125-6)). Но, в любом случае, этот эпизод не следует воспринимать как показатель стандарта и умонастроения армии в целом: отряд, отправленный к Пергаму состоял, в основном, из заведомо недисциплинированных галатов в дополнение к 600 человек "смешанной" кавалерии (Livy 37.18.7 в сравнении с 20.7), возможно, восточной (ср. id. 37.40.11).
Эта праздничная атмосфера действительно преобладала в гротескном появлении апамейцев в их конфликте с соседней Лариссой примерно в 142 г. до н. э., описанном во фрагменте Посидония Апамейского. Их кинжалы и копья были покрыты ржавчиной и грязью, они носили шляпы с полями, таскали рога, наполненные вином, и изобилие пищи, и даже сопровождались флейтами и трубами (Athen. 4.176b). Но так как это было вскоре после того как апамейские граждане, возможно epigonoi военных поселенцев, сыграли важную роль в свержении деспотического режима критских наемников (Strabo 16.2.10(752)), и город был военным центром империи, крайне маловероятно, что их дисциплина и военный стандарт деградировал до такой степени. Посидоний, который как стоик презирал жадность и роскошь, намеренно изображает своих соотечественников в гротескном свете, как часть общеисторического метода, подчеркивающего упадок вырождающегося эллинистического мира по сравнению с возвышением энергичного Рима. Элементы сатиры очевидны из описания оружия, которое резко контрастирует со склонностью эллинистических армий усердствовать в чистке и полировке оружия и брони. Вообще говоря, Посидоний часто отходит от истины, когда критикует лиц, а также факты, а его отчеты изобилуют огромными преувеличениями. Тем не менее, зерно истины в этом любопытном рассказе может лежать в попытке апамейцев продемонстрировать свое презрение к соседям и превосходство над ними.
Сведения о ночных караулах мы в первую очередь имеем из "Стратагем" Полиэна, упоминающего канун битвы при Кирре. Захват этолийских перебежчиков и немедленное состояние боевой готовности лагеря (4.9.2), указывает на то, что как и в любой другой хорошо управляемой армии, Селевкиды приняли меры предосторожности, чтобы предотвратить ночные налеты, и тоже самое может подразумеваться под кавалерийскими патрулями лагеря при Аммае в Иудее на рассвете (I Macc. 4.7).
Еще одна тема тесно связанная с дисциплиной - условия службы. Римские командиры, такие как Сципион и Корбулон старались сделать условия службы настолько суровыми, насколько это возможно, с тем чтобы закалить солдат для будущих действий и возможных трудностей. Их политика была в том, чтобы солдаты принимали пищу с грубой керамики, спали на голой земле, носили легкую одежду даже в суровую погоду, а также они изгнали всех торговцев. Хотя Сципион и Корбулон занимали крайнюю позицию, она отражала преобладающую тенденцию в римской армии, например, недопущение для солдат законного брака, мера, направленная на содействие мобильности войск. Но жизнь в эллинистических армиях была устроена совсем по-другому: даже армию Александра сопровождали женщины, дети и купцы, и маловероятно, что войска поддерживали строгие и жесткие условия, так красочно изображенные в знаменитом эпизоде у Полиэна, когда Филипп II разжаловал Докима тарентянина за купание в горячей ванне (4.2.1).
Селевкидская армия, как и армии первых преемников, достигла довольно низкого стандарта. Лагерь сопровождался толпой гражданских лиц, торговцев, жен, любовниц, детей, ремесленников, поваров, пекарей, дворецких, щитоносцев. и т. д. (Polyaenus 8.61; Athen. 13.593e; I Macc. 3.41; Justin 38.10). Их число зарегистрированное в восточной экспедиции Антиоха VII (Justin 38.10), конечно, сильно преувеличено, но несколько тысяч не следует рассматривать как завышенную оценку. Золотая и серебряная посуда использовалась в этой экспедиции, как это было, вероятно, при Рафии и Аммае. Все это, в сочетании с огромным числом поваров и пекарей, и комментарий Юстина, что армия выглядела так, будто она отправилась на пиршество, заставляет думать, что анекдот Посидония о прекрасных праздниках, устраиваемых Антиохом VII Сидетом, относится к этой экспедиции, а не к мирному времени (Athen. 12.540b-c). (Идентификация Сидета как "Антиоха, который вел поход против Арсака", может усилить эту точку зрения, хотя когда этот же анекдот повторяется в 5.210 c-d, он определяется как "Антиох, сын Деметрия". Афиней 5.439e вводит его как "царя, который сражался против Арсака". В этом случае ассоциация очевидна; Арсак, когда хоронил своего врага, отметил его ненасытное желание к пьянству.) По-видимому, стоит отметить, что преобладающий тон рассказа Юстина говорит о том, что происходит он, однако, косвенно, из Посидония. Если это так, то нужно рассматривать его с определенной долей скептицизма и делать поправку на некоторую натяжку из-за антипатии Посидония к роскоши, жадности и из-за его исторического подхода. Гераклеоном из Берои, в соответствии с упомянутым выше фрагментом, была предпринята попытка восстановить часть военного стиля, по крайней мере, обеденный распорядок был изменен и можно представить себе, что это же относится и к другим аспектам условий службы. Но эта искра самоограничения и здравого смысла явилась слишком поздно, чтобы иметь какое-либо влияние на судьбу царства.
Сокровища, которые хранились в лагере, а также сопровождающие гражданские лица (aposkeuē), не только имели плохое влияние на солдат, но и стали тактической слабостью: сильные отряды назначались на их защиту, а захват лагеря противником приводил к немедленному краху морального состояния войск, как это часто происходило в эллинистический период, и, вероятно, случилось с Селевкидами при Фермопилах.
Мы видим, что Селевкидская система призыва, которая служила им столь хорошо, что обеспечила непрерывный приток живой силы, оказалась препятствием для поддержания скромного стиля военной жизни: на самом деле не удивительно, что оказалось невозможным поддерживать спартанскую простоту для десятков тысяч людей, из которых некоторые были поселенцами, пользующиеся беспрецедентным экономическим процветанием, некоторые состояли во вспомогательных контингентах, контролируемых Селевкидами лишь номинально, а также независимые союзники и наемники, которые были предметом острой конкуренции между различными монархиями. Общая атмосфера должна была сказаться и на гвардейских контингентах.
Вообще говоря, стандарт большинства аспектов подготовки и дисциплины в армии Селевкидов был, таким образом, более или менее на высоком военном уровне, который может быть выведен из упоминаний маршей, тревог, ночной бдительности и т. д. несмотря на некоторые эпизоды, которые, как может показаться, говорят об обратном. Но отсутствие сильной системы наказаний и жестких условий содержания, что само по себе может поднять боевой дух войск и способствовать действиям высоко мотивированных солдат, чьи задачи требуют проявления природной инициативы, иногда приводили к полной катастрофе в случае с поселенцами и приданными войсками, которые были помещены в негибкую цепь формирований, и, соответственно, не имели никакой мотивации. Фаланга дважды не противостоит врагу в отчаянных обстоятельствах, в отличие от легионов, которые удерживались бесчеловечными децимациями, а "багаж", по крайней мере однажды, отвлекал солдат от их военных обязанностей.