3. Регулярная армия

Мы рассмотрели насколько неоднородной по национальному составу была армия Селевкидов. Она также была очень разнообразна в комплектации регулярной армии. Большинство названий подразделений были унаследованы от эпохи Александра, но не всегда они имели один и тот же смысл и значение. Частое использование различных терминов для обозначения одних и тех же контингентов, что является главным камнем преткновения в любых попытках классификации войск Александра, имеет место так же в сообщениях об армии Селевкидов. В последнем случае трудности усугубляются скудностью источников по сравнению с относительно обильной информацией об армии Александра. На следующих страницах предпринята попытка выделить различные подразделения регулярной армии, а также проследить за их развитием.

Тяжелая пехота

Самым крупным корпусом в армии Селевкидов, как и в армиях других эллинистических царств, была фаланга, которая находилась в центре поля боя во всех великих битвах. Кроме как "фаланга" и "македоняне" ее также называли "тяжело-вооруженные войска" (τὰ βαρέα τῶυ ὄπλωυ), pezetairoi и sarisophoroi, последние три названия, конечно, были неофициальными. Термин sarissophoroi в армии Александра означал легкую кавалерию, вооруженную длинными копьями и исчез в эллинистический период. Описание Ливием sarissophoroi в деле при Фермопилах (36.18.2) и параллельный рассказ Аппиана (Syr. 19(84)) не оставляет сомнений, что на самом деле это были фалангиты. Выражение Ливия ('quos sarisophorus appellabant') может свидетельствовать о том, что это было, по крайней мере, популярное название фалангитов. Ссылки на армию Селевкидов не очень способствуют разрешению вопроса о снаряжении фалангитов. Их сарисса была, несомненно, разной длины, 21 фут в длину, приписанные Антигонидам, но не короче чем образец времен Александра. Ни Селевкиды, ни Птолемеи не могли позволить себе отставания от западных противников. Из этого можно сделать следующий вывод, что традиционный щит, используемый Селевкидской фалангой, отличался меньшим разнообразием, 45 см. в диаметре, и который предоставлял обоим рукам свободу действий с пикой.
В отношении кирасы Гриффитс приводит доводы в пользу того, что солдаты Филипповой и Александровой фаланги не были оснащены какого-либо рода нагрудниками и пытается применить этот вывод к фалангитам Филиппа V, и на этой основе ко всем эллинистическим армиям. Последнее утверждение основано главным образом на военном кодексе из Амфиполя, который накладывает штрафы за утрату различных предметов брони и оружия, но упоминает нагрудники применительно только к офицерам. Это может быть правильно на столько, на сколько относится к армии Антигонидов: военные традиции армий Филиппа и Александра, похоже, были сильнее чем у других эллинистических монархий, а редкость "метательных войск" на Европейском театре делала излишний вес брони ненужным, и кроме того, финансовые ресурсы Антигонодов были весьма ограничены. Но эти соображения вряд ли можно применить в другим эллинистическим армиям. Хорошо известно увеличение веса снаряжения фаланги в течение третьего века до н. э.; нужно было найти ответ против критских и персидских лучников и других фракийских и восточных "метательных войск", которые находились почти во всех восточных армиях, особенно когда защита против них была ослаблена уменьшившимся в размерах щитом; обилие ресурсов позволили финансировать поставку и хранение нагрудников; все эти факторы склоняют баланс против предположения Гриффитса. Но это всего лишь общие соображения. Прямые доказательства использования солдатами фаланги нагрудников существуют только для ахейской армии Филопомела (Plut. Philop. 9).(См. также Polyb. 11.9.5. Филопомен конечно реформировал ахейскую фалангу по образцу македонского строя, но выражение Плутарха не обязательно означает македонское влияние при введении нагрудников.) Утверждения поздних тактиков (Arr. Tact. 3; Onas. 24) не могут быть беспрекословно приняты вследствие сомнительного и компилятивного характера их руководств.
Это же умозаключение относится к фалангитам Селевкидов, и, возможно, с большим основанием, поскольку в своих кампаниях к востоку от Тигра они должны были сталкиваться в основном с легкими "стрелками". Но даже в этом случае нет прямых доказательств. Фаланга Селевкидов при Бейт-Захарии на самом деле описана в I Macc. как "одетая в кольчуги" (τεθωρακισμένουε ἐν ἀλυσιδωτοῖς - 6.35), но источник, возможно свидетель, был очевидно впечатлен видом одного из контингентов, вооруженного по римскому образцу, о котором есть записи, что он был снаряжен похожим образом при Дафне (Polyb. 30.25.3). Обобщение также могло быть связано с размещением впереди "подразделения слонов" "римской" пехоты, которая первая вошла в дефиле (см. ниже). Маловероятно, что автор просто поддался искушению использовать хорошо известную библейскую фразу, встречающуюся в описании боя между Давидом и Голиафом (I Sam. 17.5 согласно LXX), потому что ни в каком другом месте, в отношении сражений и происшествий, о которых, конечно, он был достаточно хорошо информирован, он не использовал когда-либо библейские фразы, которые бы не точно отражали события. Решительное утверждение, что "римский" контингент при Дафне был обеспечен кольчугами, может указывать самое большее на то, что если другие подразделения фаланги и обладали какой-то броней, она могла быть другого вида.
Фаланга Антиоха Епифана состояла из chrysaspides и chalkaspides в дополнение к argyraspides (Polyb. 30.25.5: I Macc. 6.39),[8] пешая гвардия прикреплялась к ней, все из которых появляются в армиях Эпигонов. (Текст Полибия несомненно поврежден и, по-видимому, верно исправлен Кайбелем следующим образом; Μακεδόνες δισμύριοι <χρυσάσπυδες μὲν μύριοι> καὶ χαλκάσπιδες πεντακυσχίλιοι <οί> δὲ ἄλλοι ἁργυράσπιδες (см. Polyb. ed. Büttner-Wobst (Tübner) VI. 301). Исправление Дройзена: Μακεδόνες δυσμύριοι <ὧν> χαλκάσπιδες <μὲν> πεντακισχίλιοι <οί> δὲ ἄλλοι ἀργυράσπιδες (Kriegswesens, 167 n.l) менее вероятно. Опущение καὶ не является необходимым; наоборот, аргираспиды, будучи отборным ударным войском, не могли занимать три четверти фаланги. I Macc. в своем рассказе о Бейт-Захарии, который имел место два года спустя после Дафны, подтверждает участие chrysaspides в Селевкидской фаланге.) Отсутствуют только leukaspides, упомянутые как часть фаланги Филиппа V. Хотя украшение щитов и других предметов вооружения имело прецеденты уже среди фиванцев Эпаминонда и в войсках Евмена из Кардии и служило целью произвести впечатление на врага и устрашить его, отсутствие упоминаний этого в многочисленных кампаниях Антиоха I может означать, что только Антиох Епифан, в соответствии со своим обычным стремлением к блеску и роскоши, внедрил некоторые из таких украшенных щитов. (Полиэн 4.16 не может рассматриваться как указание на более раннее введение украшенных щитов. Если есть историческая правда в том эпизоде, она объясняется особыми обстоятельствами.) Тем не менее, практика полировки щитов перед боем с целью устрашения противника, а так же соответствии с правилами содержания брони, вероятно присутствовала у Селевкидов, а также в других эллинистических армиях и даже раньше.
Что касается источника набора фалангитов и их происхождения, я уже указывал в дискуссии, посвященной военным поселениям, единодушное мнение, которое связывает фалангу только с поселенцами, и я предположил, что они в основном были, хотя и не полностью, греко-македонского происхождения. Связь между фалангитами и Селевкидскими поселенцами была убедительно установлена Гриффитсом в его исследовании наемников в эллинистическом мире путем убедительных рассуждений, которые более или менее исключают возможность того, что фаланга состояла из наемников или восточных вспомогательных войск. В качестве последнего пункта в отношении фаланги я хотел бы обратить внимание на фрагмент прямого текстового свидетельства об участии военных поселенцев в фаланге, представленный часто цитируемым договором между Смирной и Магнесией (OGIS 229). Третья часть надписи (ℓℓ.89-109) перечисляет некоторые предоставленные привилегии лицам, занимающим Палаи-Магнесию, крепость Магнесии, с тем чтобы обеспечить их лояльность к Селевку II после недавнего восстания. Одно из подразделений гарнизона старой цитадели под командой Тимона определяется как "те, которые отделены от фаланги для защиты крепости" (ℓ.103). Это подразделение не может быть идентифицировано с исходным гарнизоном, поселенным здесь одним поколением ранее, поскольку последние перечислены в предыдущей группе (ℓℓ.100-2); и не может состоять из наемников из какого-либо другого источника по следующим причинам: во-первых, наемники нанятые Смирной и персы (последние, вероятно, отряд hypaithroi, Селевкидские наемники, стоящие в Магнесии) указываются в качестве отдельной группы (ℓ.104-5); во-вторых, оплата не была гарантирована фалангитам, как это было в случае наемников, упомянутых выше (ℓ.107); последнее, но не менее важное, ateleia, гарантированная фалангитам, упоминается как "та же самая ateleia, что уже применена к другим" (ℓ.104), т. е. похожие на привилегии, дарованные старому гарнизону (ℓ.102), которые, в соответствии с контекстом несомненно были освобождением от уплаты десятины, упомянутом в соседней строке (ℓ.100 - adekateutoi). (Симполития сама по себе не предусматривает освобождения, так как статус полиса в эллинистическом мире автоматически не передает освобождение от налогов и других сборов, если это не объявлено официально.) Как представляется, ничего не указывает на то, фалангиты, наделенные землей в начале короткого периода времени, события которого, упомянутые в этом документе, имели место, не могли быть особой категорией наемников. Следует отметить, что ateleia не была предоставлена смирнейским и персидским наемникам (ℓℓ.104-8). Таким образом единственная альтернатива предполагает, что подразделение было отрядом Магнесийских katoikoi, военных поселенцев, обозначенных в этом контексте только их принадлежностью к военной службе. Подтверждение такой индентификации, по-видимому, обеспечивается твердым заявлением: "и они должны быть в крепости" (ℓ.104), примененное только к фалангитам. Это должно быть истолковано как предупреждение для солдата-поселенца не отказываться от крепости несмотря на всевозможные неудобства и трудности, вызванные отделением их от своих наделов, или, возможно, в качестве оговорки о том, что уступки действительны ровно до тех пор, пока солдаты Тимона остаются в крепости. Правда они получили в качестве компенсации освобождение от десятины, вещь не предоставленная другим поселенцам, которые остались в Магнесии, но этого еще не все: сверх освобождения от налогов старый гарнизон Палаи-Магнесии, прежние katoikoi Магнесии, от Антиоха I в компенсацию за перевод в старую крепость получили в дар два дополнительных клера (ℓℓ.100-1). Нехватка земли, вероятно, препятствовала Селевку II проявлять подобное великодушие, из-за чего опасение высказывается в отношении отряда Тимона. Поскольку никто не был в восторге от переезда в крепость на таких условиях, отряд, возможно, был выбран жеребьевкой.
Помимо фаланги регулярная пехота Селевкидов включала другие отряды: гипасписты, аргираспиды и пельтасты. То, что они принадлежали к регулярной армии очевидно по отсутствию какой-либо национальной идентификации. Их природа и развитие в армиях Александра и Антигонидов давно дискутируется, но Спендель, Тарн и Вэлбанк убедительно установили, что они синонимичны с пешими телохранителями, хотя в разные периоды и разных местах для них использовались разные названия. Гипасписты появились уже в царствование Филиппа как небольшое подразделение "агема гипаспистов" или "царские гипасписты", заменив старую царскую гвардию соматофилаков. Они были усилены накануне похода Александра новым подразделением, называемым "царские гипасписты" или просто "гипасписты", хотя первоначальная агема сохранила свою позицию по преимуществу как "царские гипасписты". Гипасписты в Индии сменили свое название на аргираспидов (Arr. Anab. 7.11.3) и сохранили свое новое название в армиях диадохов вплоть до битвы при Ипсе. В третьем и втором веках до н. э. в Македонии и Египте пешая гвардия снова возникает как гипасписты, но такой авторитет как Полибий последовательно называет гипаспистов Антигонидов как "пельтасты", а также склонен применять этот термин для пешей гвардии Птолемеев, хотя в последнем случае он, вероятно, не отражает официальную терминологию. Точно также термин агема был закреплен для обозначения ударных гвардейских батальонов в армии Антигонидов, а также Птолемеев.
Какие доспехи и оружие использовала пешая гвардия Александра - довольно-таки неясно. С одной стороны гвардия, по-видимому, играла такую же тактическую роль, что и фаланга, но с другой стороны, их высокая мобильность в некоторых случаях могла означать, что они несли более легкое снаряжение. Следовательно, хотя в основном их рассматривают как фалангитов, их амуниция некоторыми учеными описывается как более легкая, нежели у обычной фаланги.
Селевкидская пешая гвардия сохранила традиционное название аргираспидов (среброщитники). Их тактическая роль была продемонстрирована при Рафии и Магнесии, где они сражались бок о бок с фалангой против фаланги Птолемеев и римских легионов (Polyb. 5.79.4, 82.2, 85.10; Livy 37.40.7), и при Дафне, где они были отмечены в рядах фаланги (Polyb. 30.25.5). Полибий определяет их вооружение как "македонское" (5.79.4, 82.2), что относится, очевидно, к фалангитам. Его отчеты о решающей битве против Молона и переходе через Эльбурз, в которых отмечены основные подразделения, но не упомянуты аргираспиды как отдельная категория, очевидно, причисляют их к фалангитам (5.53; 10.29). Их серебряные щиты, их положение рядом с царем при Магнесии, особенно их определение Ливием как regia cohors (37.40.7), делает совершенно очевидным, что их нужно идентифицировать с пешей гвардией.
Полибиево описание аргираспидов при Рафии как "отобранных со всего царства" (5.79.4), если рассматривать его в свете внутренней борьбы при дворе Деметрия II, может быть использовано для установления системы рекрутинга. Деметрий распустил македонян "каждого в его город" (11.38). Так как это было мирное время и Иосиф, который по-видимому пользовался надежными эллинистическими источниками в своем изложении внутреннего кризиса Селевкидского царства, предполагает, что предыдущими царями они постоянно держались в центре царства (Ant. 13.129-30), эти македоняне, очевидно, должны быть идентифицированы с гвардией. Ранее уже предполагалось, что "македоняне" были отправлены обратно в военные поселения, нет нужды напрягать воображение, чтобы идентифицировать их с аргираспидами, гвардией выбранной "со всего царства", с македонской гвардией, распущенной по военным поселениям. Аргираспиды были, следовательно, военными поселенцами отобранными служить в центре империи в качестве гвардии, а не восточными рекрутами, как обычно думали.
Каковы были критерии отбора и как было возможно привлекать поселенцев на царскую службу так далеко от их земельных наделов, при этом поддерживающих связь с поселениями, связь продемонстрированную "македонянами" отпущенными Деметрием II по домам? Проблему на первый взгляд можно решить, предполагая, что рекруты в гвардии получали высокую плату и что они сохраняли за собою наделы в отдаленных поселениях, которые предоставляли им дополнительный источник дохода, или что они, возможно, даже получали увеличенные наделы (ср. фалангиты гарнизонной службы в Палаи-Магнесии OGIS 229 ℓ.101). Но описание римского контингента, упомянутого на параде в Дафне (Polyb. 30.25.3) дает еще один ключ и указывает на то, что гвардейцы были слишком молоды, чтобы быть бывшими резервистами, призванными на службу в Гвардию. Подготовка "римского" контингента в новом стиле и его классификация в качестве отборного войска предполагает, что этот контингент не мог состоять из обычных поселенцев, призываемых во время чрезвычайного положения, но был постоянной гвардией. Анализ численного состава аргираспидов усиливает впечатление, что контингент римского образца первоначально принадлежал к пешей гвардии. При Рафии аргираспиды образовали корпус 10 000 человек (id. 5.79.4); их численность при Магнесии к сожалению не зафиксирована, но сравнение общего числа войск с детальной численностью различных контингентов, а также фактического пространства, возможно занимаемого ими на поле боя, позволяет предположить, что численность их была такой же как при Рафии; при Дафне было только 5 000 аргираспидов (id. 30.25.5), но так как численный состав царского корпуса, как правило, оставался неизменным (см. также ниже о 10 000 пельтастов-аргираспидов в Бактрийском походе), 5 000 "римлян" выглядят очевидным решением получить искомые 10 000. "Римский" отряд гвардии описан как "мужчины в расцвете сил". Разумеется, гвардия, "отобранная со всего царства", должна состоять из молодых солдат, находящихся на пике физической формы. Это описание напоминает знаменитое решение собрания в Фере, которое затеяло колонизацию Кирены (SEG IX.3): каждый дом обязался послать одного из взрослых сыновей (τους ήβωτας - "в расцвете сил") для заселения Кирены. Аналогичное установление, кажется, существовало между Селевкидскими монархами и военными поселенцами. Аргираспиды, таким образом, были потомками военных поселенцев, и так как таковые еще не унаследовали наделы своих отцов, то могли содержаться в военных казармах далеко от дома. Постоянная численность корпуса предполагает, что либо служба не была индивидуальной ответственностью, либо солдаты служили ограниченный срок с тем чтобы обеспечить прием новых рекрутов, либо, не исключено, чтобы неспособные солдаты, нарушители дисциплины, и те, кто унаследовал земли отцов после их смерти, непрерывно заменялись молодыми и перспективными новобранцами так, чтобы поддерживалась общая численность 10 000, а после отставки в свои поселения, уволенные гвардейцы переходили в резерв подразделений фалангитов. Ввиду очевидного успеха Селевкидской системы призыва, что показала ее долговечность, первая возможность не заслуживает доверия. Коллективный призыв не работал бы среди фермеров, которые нуждались в способнейших своих сыновьях как в работниках. Как уже было предложено при обсуждении военных поселений, служба потенциальных поселенцев в гвардии в основным отвечала за сохранение их военного уровня как фалангитов резерва, и, следовательно, за относительный успех Селевкидской военной организации.
Систему, пожалуй, можно проиллюстрировать анекдотом Диодора и дочери-гермафродите Диофанта (32.10.2-9). Его сын умер в юности, а когда дочь, названная Гераида, превратилась в мужчину, она переименовалась в Диофанта и поступила на службу в кавалерию, и, как сообщается, сопровождала Александра Баласа в его бегстве в Абы. Перманентный характер службы в кавалерии в мирное время и тот факт, что его отряд был придан царю, показывают, что Диофант-младший принадлежал к гвардии. Его отец, македонянин, живущий в Абах на краю сирийской пустыни, возможно был военным поселенцем; греческое название городка не является достаточным основанием, но македоняне, жившие в этой области - и Диофант несомненно был не единственным македоняном в Абах - вероятно, были поселены властями с военными целями. То что Александр Балас нашел убежище среди них при бегстве от Птолемеевой армии и критских наемников Деметрия, подкрепляет эту возможность. Диофант затем был призван в гвардию при живом отце, подобно другим наследникам мужского пола военных поселенцев.
Система набора аргираспидов возможно возникла не у Селевкидов, но продолжила устоявшуюся македонскую практику. Феопомп утверждает, что pezetairoi, которые по его словам служили в качестве пешей гвардии, состояли из солдат, набранных со всех регионов Македонии за их силу и физические данные (FGrH 115 f.348), а Анаксимен, который описывает их как prothymotatoi, приписывает основание корпуса ко времени Александра (ibid., 72 f.4(7)), возможно во второй раз (369-368 до н. э.). Несмотря на сложности описания pezetairoi как "гвардии", которые, как известно из "Анабасиса Александра", были территориальными отрядами, эта информация имеет существенный вес в связи пребыванием Феопомпа при дворе Филиппа II, и мне кажется можно предположить, что pezetairoi (также известные как somatophylakes) предшествовали гипаспистам в качестве гвардейской пехоты. (Против R. D. Milns, Historia 16 (1967) 511, который предполагает, что пешая гвардия, по его мнению первоначально называемая гипаспистами, была создана где-то между 356 и 349 гг. до н. э. Его свидетельство отсутствия у гипаспистов нагрудных пластин, которые позже носила гвардии, имея ввиду, что не было никаких трудностей обеспечить доспехами царскую гвардию, может быть объяснено, согласно Милнсу, если предположить, что это подразделение было сформировано только после того, как бездоспешные территориальные фаланги доказали свою эффективность при Пангее в 356 г. до н. э. Это однако не имеет решающего значения, и можно только утверждать, что местность северной Македонии, поле битвы македонских царей до Филиппа, была не в пользу такого рода тяжелых доспехов, и в любом случае, после того как фаланга доказала свою успешность, кирасы, возможно, были забраны у гвардии, чтобы обеспечить им большую подвижность. С другой стороны, нет никаких причин, почему Феопомп должен был перепутать гипаспистов и pezetairoi, если эти два корпуса существовали в его время.) Точно так же как hetairoi Филиппа и Александра означали царскую конную гвардию перед началом великого похода, термин pezetairoi, скорее всего, был его двойником для пехоты, и так же как термин hetairoi позднее использовался в широком смысле для всей македонской конницы, точно так же pezetairoi стал относиться ко всей македонской пехоте. Мы не знаем правовую природу обязательства служить в древней македонской пешей гвардии и как работала система набора, но поскольку региональные воинские части образовывали костяк македонской армии, не исключено, что система Селевкидов мало чем отличалась от нее.
Пельтасты упоминаются трижды: в сражении против галатов в 273 г. до н. э., в войсках Антиоха III, выступившим против Евфидема в Бактрию в 208 г., и в Аппиановой версии битвы при Фермопилах в 191 г. Намек Полибия на пельтастов в Бактрийском походе является наиболее интересным. Здесь они состояли из 10 000 бойцов (10.49.3), хотя ни одного контингента пельтастов такого размера не было обнаружено ни в одной из больших кампаний и даже нет упоминания основных отрядов, пересекавших Эльбурз в том же самом походе (10.29- 31).
Их отсутствие в последнем случае свидетельствует о том, что они были сосчитаны с фалангой. Отбор "пельтастов" специально для Бактрийского предприятия, участие гвардейской кавалерии в этом походе (10.49.7), и численность этих пельтастов позволяют предположить, что их нужно отожествить с аргираспидами. Полибий таким образом применил терминологию Антигонидов к гвардии Селевкидов, точно также как он делал для пешей агемы Птолемеев. Участие пельтастов в форсированном марше не отвергает предположения, что они должны быть идентифицированы с тяжело-вооруженными аргираспидами. Наоборот, следует ожидать, что молодые и хорошо обученные аргираспиды будут отбираться для любого нешаблонного и рискованного предприятия, также как это происходило с некоторыми частями фаланги и гвардии в армиях Александра и Филиппа V.
Этот же вывод применим к "пельтастам" при Фермопилах. Кромайер справедливо предположил, сравнивая версии Аппиана и Ливия, что Аппиановы "пельтасты" (18(83)) были определены Полибием как "македоняне" или "вооруженные по македонскому образцу". Но он ошибался, полагая, что это были традиционные пельтасты. "По македонскому образцу" у Полибия, в эллинистической историографии и военных руководствах обычно обозначает вооружение фаланги. Так как при Фермопилах Селевкидская фаланга упоминается отдельно, путем исключения получаем, что "пельтасты" были аргираспидами; поэтому их позиция по фронту боевой линии была передовой (Livy 36.18.5; App. Syr. 18(93)).
Лукианов риторический рассказ о битве Антиоха I против Галатов (Zeuxis 8-11) не может, конечно, считаться подтверждением моего заключения, но применение слова "пельтасты" возможно интерпретировать в поддержку нашего мнения. Анализ исторического и хронологического фона показывает, что из регулярной армии в дополнение к от природы смешанным военным поселенцам Лидии и Фригии только царская гвардия, часть которой стояла лагерем возле Сард, была выдвинута к Галатскому фронту. Гвардию, возможно, упоминает сам Лукиан, когда сообщает, что "македоняне" приветствовали Антиоха как kallinikos'а в конце битвы (11). Войска Селевкидов описаны как "главным образом пельтасты и легковооруженные (psilikon и gyimetes) составляли половину армии" (10). Лукиан явно пытается подчеркнуть, используя слово "пельтасты", легкое вооружение Селевкидского лагеря, но если он взял этот термин из источника, а не выдумал сам, что, конечно, возможно, то он может означать пешую гвардию, хотя, по общему признанию, пельтасты могли состоять из полу-тяжелых наемных войск или милиции соседних греческих городов.
Из всех отрядов известных в армиях Александра и Диадохо существенно отсутствие в армии Селевкидов агемы, или иначе "агемы гипаспистов", царской гвардейской пехоты, или, скорее, ударного батальона гвардейской пехоты. Их отсутствие в довольно подробных отчетах о диспозиции Селевкидов и боевых порядках в крупных кампаниях, в сочетании с относительно частыми упоминаниями кавалерийской агемы, свидетельствует о том, что пропуск не является случайным. Оказывается, они сохранили лишь вторую часть полного названия и были переименованы в "гипаспистов". На мой взгляд поэтому гипасписты не являлись синонимом аргираспидов, как некоторые предполагают, но формировали ударный отряд вне корпуса гвардейской пехоты. Гипасписты впервые упоминаются при Киррестике. Храбрейшие из них сопровождали царя в его отважном и неожиданном обходном маневре, записанном Полиэном (4.9.3). Дионисий, командир гипаспистов, описан Полибием как один из трех самых способных офицеров армии, осаждавшей Сарды в 214 г. до н. э. (7.16.2). При Панионе гипасписты, определенные Полибием как "лучшее подразделение", были помещены вокруг царя, вместе с "товарищами" (id. 16.18.7, 19.7), царской конной гвардией, одним из двух ударных эскадронов кавалерии численностью 1 000 человек. Последнее упоминание свидетельствует, что они не были большим корпусом такого же порядка как аргираспиды, и, наряду с предыдущей ссылкой, опровергают альтернативу, рассматривающую их исключительно в качестве личной охраны. Должное внимание также должно быть уделено Фермопильскому фрагменту Антисфена. Хотя он не точно описывает 500 бойцов, сопровождавших Антиоха III в бегстве как гипаспистов (FGrH 257.f.36), тогда как на самом деле он были взяты из кавалерии (App. Syr. 20(91)), предположительно из "товарищей", царской конной гвардии, он может быть истолкован в том смысле, что этот термин применялся к коллегам "товарищей" в пехоте. (Участие конницы в этом бегстве вполне вероятно, и ввиду оборонительного характера битвы, отсутствия места для маневра, и перспективы полного разгрома, лучшим планом Антиоха, несомненно, было просто наблюдать за сражением с практически пассивной конницей вокруг.
В трех подробных описаниях Селевкидской армии гипасписты, вероятно, образовывали неотъемлемую часть большого корпуса гвардейской пехоты, аргираспидов, и поэтому не учитываются отдельно, хотя Полибий, при перечислении войск при Рафии, по-видимому, сосчитал их отдельно от аргираспидов, но включил в часть телохранителей полководца. (Polyb. 5.79.4). Полибий утверждает, что большинство отборных войск были аргираспиды. Меньшая группа состояла из гипаспистов. Но не следует придавать слишком большого значения этому разделению. По свидетельству других упоминаний в сравнении с гвардией Александра, и ввиду звания hegemon, приданного их командиру (Polyb. 7.16.2), это предполагает подчиненное положение в отличие от звания strategos, зарезервированного для командиров независимых контингентов, и, по-видимому, гипасписты обычно считались частью аргираспидов. Так или иначе, с практической точки зрения это не имеет никакого значения. Следовательно, их численность не зафиксирована. Пехотная агема в армии Александра начитывала 1 000 бойцов. Основываясь на административных данных Селевкидских гипаспистов можно сосчитать удвоением этого числа: пешая гвардия, всего 10 000 человек, дала бы две strategiai, крупнейшие тактические единицы обычных аргираспидов, таким образом допустив две хилиархии гипаспистов. Стоит отметить, что конная гвардия также насчитывала 2 000 всадников, разделенных на два независимых подразделения по 1 000 воинов каждая. Штурмовой отряд в 2 000 человек при Сардах (Polyb. 7.16.6, 18.3), следовательно можно идентифицировать с гипаспистами.
Споры по поводу снаряжения Александровых гипаспистов применимы также к аргираспидам Селевкидов, а также к современным им гипаспистам-пельтастам Антигонидов. Пельта взятая Селевком I в Киррестике (Polyaenus 4.9.3) у одного из гипаспистов, и название "пельтасты" иногда применимое к ним, вот и все прямые доказательства, которые мы имеем об их вооружении, но щит этот вовсе не обязательно отличался от щита фалангитов. Стандартный 45-ти сантиметровый македонский щит эллинистического фалангита мог и иногда назывался "пельта". С другой стороны, размещение аргираспидов при Рафии напротив высокоавторитетной Птолемеевой фаланги "македонян", а не напротив презираемой фаланги туземцев, дополненное фактом, что они оказали достаточно упорное сопротивление, в отличие от быстрого краха Селевкидской фаланги, противостоящей египтянам (Polyb. 5.82.2, 85.8-10), делает немыслимым, что бы они были слабее обычной фаланги длиною пик или размером и весом щитов. Тяжелое снаряжение не препятствовало им в форсированных маршах, таких как Бактрийский поход: 6-ти килограммовая сарисса и даже еще более легкий щит были гораздо меньшей нагрузкой, чем снаряжение римского легионера, которое оценивалось, по самой скромной оценке, не менее 20 кг., и нет никаких оснований подозревать, что эти молодые и энергичные воины не были обучены походным порядкам, подобно армии Филиппа или римским легионам.
Что касается нагрудных пластин, по-видимому, нет оснований полагать, что аргираспиды не обладали тяжелым оборонительным доспехом. При форсированных маршах эти тяжелые предметы снаряжения, возможно, оставлялись в лагере, с тем чтобы не снижать темп. Аргираспиды были отобраны для предприятий. требующих быстроты движений из-за их лучшей военной подготовки и лучшей физической формы, а не из-за какой-либо разницы в вооружении. Но даже если утверждать, что аргираспиды не отделялись от какой-либо существенной части своего снаряжения, когда шли в дело, их физическая форма и превосходная выправка позволяли им двигаться гораздо быстрее, чем любому другому отряду даже с дополнительным бременем нагрудников. С другой стороны, общие соображения поддерживают предположение, что внедрение нагрудников в Селевкидской фаланге было более жестким в гвардии; было гораздо проще поставлять, поддерживать и хранить довольно дорогую броню в постоянных царских казармах весьма немалой гвардии, чем распределять ее среди поселенцев.
Далее. Ничего не известно о тактических единицах Селевкидской фаланги и их подразделениях. Принято считать на свидетельстве некоторых разрозненных упоминаний, что фаланга Антигонидов и Птолемеев делилась на стратегии по 4 000 человек каждая, стратегии на четыре хилиаргии по 1 000 человек каждая, хилиархия на четыре спейры по 256 человек, спейра на четыре тетрархии по шестьдесят четыре человека, а тетрархия на четыре декады по 16 человек, или semaiai в Египте, или lochoi в Антигонидовой Македонии. Все эти подразделения, очевидно, основываются на ряде в 16 человек (см. Polyb. 18.30.1), потому что это был основной ряд, обладающий должной управляемостью. Сама стратегия никогда не упоминается как тактическая единица в армии Селевкидов, но некоторые strategoi Селевкидов, как правило, рассматриваемые в качестве наместников провинций или командиров самостоятельных контингентов, возможно, были командирами стратегий. Более мелкие подразделения упоминаются дважды: писари tagmata магнесийцев были обязаны зарегистрировать всех солдат (OGIS 229 ℓ.46), а пельтасты-аргираспиды строились по semaiai когда Антиох III покорил бактрийцев (Polyb. 10.49.7). Tagma относится к подразделения в целом и не определяет конкретную единицу, в то время как использование semaia может свидетельствовать о том, что в Селевкидской армии он заменял старый македонский dekas, наименьшее подразделение фаланги Александра.

Кавалерия

"Регулярная" Селевкидская кавалерия включала, подобно пехоте, царскую стражу, гвардию, и обычные войска. В отличие от скудной информации, имеющейся об обычных войсках, есть относительно много упоминаний о гвардии. Различные контингенты, насчитывающие около 1 000 всадников каждый, называются hetairoi, ilē basilikē, agēma, и Полибий, по-видимому, указывает также на philoi и epilekloi. Поскольку Селевкидская кавалерия даже больше чем пехота находилась под влиянием номенклатуры и структуры армии Александра, мы в первую очередь должны обозначить развитие кавалергардов Александра.
Кавалерия Александра претерпела несколько реформ и реорганизаций, которые вызвали бурную дискуссию, так они были представлены в весьма неопределенных терминах. Для наших целей достаточно указать на определенные этапы развития, которые выходят за рамки вопроса: Александр унаследовал от Филиппа царскую гвардию, вероятно 300 всадников, называемые "царская ила" (ilē basilikē), с или без атрибута "товарищей" (hetairoi). К тому времени когда Александр переправился в Азию, она разрослась до восьми эскадронов, каждый назывался "царским", вместе формируя знаменитую "кавалерию товарищей". Первоначальный царский эскадрон сохранил свою преимущественную позицию царского эскадрона, но после Бактрии он стал называться новым именем, "agēma", с атрибутами "кавалерийская", "товарищей", или "кавалерии товарищей". В более поздней реформе в дате, форме и значении которой много спорного, восемь эскадронов, дополненные восточной кавалерией, были реорганизованы в hipparchiai. По возвращению из Индии Александр распустил восточные войска и объединил выжившие начальные македонские эскадроны, включая агему, в хилиархию. Постепенно некоторые персидские аристократы были прикреплены к агеме. Мятеж в Описе, который начался с протеста против персидского засилья, был подавлен угрозой реформы, по которой, в частности, македонская конная гвардия заменялась персидскими войсками, первое время называемыми традиционным именем "кавалерия товарищей" или "царская агема".
Исходные гетейры и агема рассеялись некоторое время спустя после смерти Александра. Но они вскоре вновь появляются в армиях диодохов, хотя и без приставки "царские". Так как македонские всадники стали редкостью, название агема иногда прилагалось к ударной восточной кавалерии, по крайней мере в армии Евмена, тогда как "товарищи" было сохранено для македонских войск. После Газы (312 B. C.),[5] кавалерийская агема исчезла из сообщений об армиях Птолемеев и Антигонидов, тогда как Селевкиды учредили пешую агему.
Об агеме Евмена. На первый взгляд, следуя Плутарху Eum. 7, может показаться, что агема Евмена была составлена из македонян: с одной стороны, он был осведомлен насколько важно было не ставить македонян против Кратера, а с другой говорит, что агема была развернута на другом фланге напротив Неоптлема. Но македоняне, которые удерживались вне поля зрения Кратера, могли принадлежать к 20 000 "смешанной" пехоты, которая принимала участие в битве (Diod. 18.29.4, 30.5). Идентичность агемы может быть выведена из различных ссылок на развитие армии Евмена: когда его покинул Леоннат, Евмен взял с собою 300 кавалеристов и 200 τῶν παίδων ὁπλοφόρους (Plut. Eum. 3.5); даже если все они были македонянами, последующие события заставили его заменить их азиатами: вскоре после захвата Каппадокии он выказал свое недоверие македонянам (Plut. Eum. 4.3, по общему признанию фаланга была отдана ему под начало Пердиккой) и чтобы уравновесить их набрал 6 300 восточной кавалерии (300 свыше круглой цифры 6 000 возможно были агемой?) и подготовил их по стандарту, возбуждающему зависть македонян. 5 000 этих кавалеристов, как сообщается, сражались против Кратера и Неоптлема. Прежнее недовольство Евмена македонянами, возросшая зависимость от восточной кавалерии, и, прежде всего, сочувствие и восхищение к Кратеру со стороны македонян и их пренебрежение к Евмену как к "чужаку", делают очень маловероятным, чтобы Евмен рискнул окружать себя македонской агемой в битве против Кратера. См. также Diod. 19.27.2; 28.3. Агема Антигона или Деметрия (Diod. 19.29.4, 82.1) скорее всего была македонской, но нельзя сказать наверняка. Ввиду сильного персидского влияния на Леонната, его агема, называемая "агема товарищей" (The Suda, s.v. Λεοννάτος), возможно также была восточной.
На последнем этапе развития кавалерия Александра оказала наибольшее влияние на гвардию Селевкидов. Основная номенклатура была сохранена, хотя и некоторыми изменениями: один полк назывался агема, а другой "царская ила товарищей". Подобно хилиархии Александра, каждый из них насчитывал 1 000 бойцов, и, подобно агеме Евмена, таковая Селевкидов состояла из восточных солдат. Самым большим отличием было расширение агемы до 1 000 всадников, и, следовательно, ее полное отделение от гетейров.
Разделение двух полков явствует из упоминаний о них при Магнесии и Дафне как о различных подразделениях, каждое численностью в 1 000 человек (Livy 37.40.6,11; App. Syr. 32(163-4); Polyb. 30.25.8). С другой стороны нет никаких сомнений, что ilē basilikē и hetairoi, или hippos hetairikē идентичны. Два названия появляются в различных кампаниях, но никогда не встречаются одновременно как различные подразделения и в одном и том же сражении (Polyb. 5.53.4, 84.1, 85.12; 16.18.7; 30.25.7; Polyaenus 4.9.6). То, что они на самом деле идентичны, убедительно подтверждается отчетом о Магнесии: Livy (37.40.11) указывает для regia ala ту же позицию на поле боя, что Аппиан для hippos hetairikē (Syr. 32(164)), что указывает на то, что "царская ила товарищей" (ἴλη βασυλυκὴ τῶν ἑταίρων) было полным названием у Полибия, единственным источником для версий Ливия и Арриана.
В отличие от их различных ролей в армии Александра, как Селевкидская агема так и Товарищи были прикреплены к царю в разное время: при Рафии и Панионе Товарищи окружали царя (Polyb. 5.85.12; 16.18.7), тогда как при Магнесии он сражался в рядах агемы (Livy 37.40.6, 41.1; App. Syr. 33(170), 34(177)). Следовательно, 2 000 ударной кавалерии, сопровождавшей царя во время форсированного марша на Бактрию, описанные как "всадники, привыкшие сражаться вокруг царя" (Polyb. 10.49.7, 13), вероятно состояли и из агемы и из Товарищей, и тоже самое относится к 2 000 передовых всадников вокруг царя при Рафии (Polyb. 5.82.9, 84.1, 85.12). (О численности войск под личным командованием Антиоха см. Walbank, Polybius, 1.611 n.9. Озадаченность Вэлбанка неуместна: ile basilike, насчитывающая 1 000 всадников, составляла только половину наличной конницы ἐν επυκαμπίῳ.) Трудно понять, существовала ли какая-нибудь разница в снаряжении: Аппиан описывает Товарищей при Магнесии как "легковооруженных" (Syr. 32(164)), но версия Ливия проясняет, что Полибий просто сравнивал их с катафрактами, расположенными справа от них (37.40.11). С другой стороны, существовала разница в происхождении и национальности призывников, и, следовательно, в уровне этих двух полков. Согласно Ливию агема включала "Medi ... eiusdem regionis mixti multarum gentium", тогда как Товарищи были набраны из "Syri plerique ... Phrygibus et Lydis immixti" (37.40.6,11). App. Syr. 32(163) определяет агему как "так называемая агема македонян". Bickerman, Institutions, 59, предпочитает Аппиана и предполагает, что Ливий ошибается. Но более вероятным кажется, что Аппиан только представлял агему Селевкидов как наследницу прославленной агемы Александра безотносительно ее национальности, так как она неизменно считалась корпусом регулярной армии, см. 19(84), 32(161), 34(177), 35(178, 183). Палео-графическую ошибку нельзя исключать, но упоминание Ливия "eiusdem regionis ... gentium" и их ошибочное определение как вспомогательных войск (37.42.7-8) позволяет предположить, что в любом случае исходное чтение было Mēdoi. Если Аппиан действительно имел ввиду указание национальности войск, он, возможно, нашел македонян в своих рукописях. Формулировка второй половины упоминания агемы указывает, что мидяне были туземные, и в действительности можно ожидать, что агема набиралась из этого источника, так как мидяне считались наилучшими кавалеристами на востоке, в то время как "сирийцы, фригийцы и лидийцы" и какие угодно другие национальности не имели такой репутации. Будет полезно двинуться на один шаг дальше и определить эти подразделения более точно. Географические и этнологические признаки Ливия предполагают, что можно a priori считать, что подобно пешей гвардии, агема и Товарищи рекрутировались из военных поселенцев. Можно напомнить, что военные поселенцы иранского происхождения были зарегистрированы в западной Мидии и, что из различных регионов Малой Азии только во Фригии и Лидии выявлены на карте Селевкидские военные учреждения. Сирия, которая поставляла основную массу поселенцев, формировала пехоту, а также возглавляла список поставщиков рекрутов для Товарищей. "Сирийцы, фригийцы и лидицы" состояли в основном из македонян и греков, доминирующего элемента западный поселений. Пикантный рассказ Диодора о девушке-гермафродите, которая была зачислена в конную гвардию Александра Баласа (32.10.2-9) кажется подтверждает этот вывод. И в самом деле коренные сирийские, фригийские и лидийские всадники не имели репутации или традиции кавалерийской военной службы и едва ли формировали ударные отряды и служили в качестве царской гвардии. Предложенное происхождение рекрутов для агемы объясняет исчезновение этого отряда из царских боевых порядков против Молона (Polyb. 5.53.1-4), который контролировал восточные части империи и был поддержан местными войсками.
Заявление Диодора, что жители сирийской Лариссы принадлежали к "первой агеме кавалерии" (33.4a) не обязательно противоречит этим выводам.
Исторический контекст восстания Трифона в 142 г. до н. э. После парфянской оккупации Мидии, которая произошла самое позднее в 148-147 г. до н. э., и возможно уже в момент восстания Тимаоха в 162-161 г. до н. э. epigonoi фессалийских поселенцев заместили мидийцев, которые теперь стали недоступны. (К сожалению, намек Диодора на агему не полный. Уолтон в своем переводе (Loeb ed. vol.12, p.11) подставляет недостающие слова в скобки: "(что они всегда сражались) в рядах первой кавалерийской агемы". Он, вероятно, был под влиянием предыдущего предложения "как союзники царской династии, происходящей от Селевка Никатора". Но ввиду их оппозиции Деметрию II этот отрывок может относиться только к Александру Баласу и его малолетнему сыну Антиоху, который был провозглашен законным наследником. Если оба предложения относятся к одному периоду, для чего есть вероятность, это подтверждает мое мнение о том, что лариссяне были приписаны к агеме около 148-147 г. до н. э.) Можно предположить, что поскольку ветераны-товарищи также получили желанный титул агемы, и поскольку оба контингента назывались "агема товарищей", то следовательно лариссяне описывались как "первая агема". Этот шаг вполне соответствовал политике Александра Баласа обеспечить надежность союзников посредством церемониальных пожалований почетных титулов (напр. I Macc. 10.60,65).
Система набора кавалерийской гвардии, вероятно, напоминала таковую аргираспидов. На основе молодых сыновей поселенцев Мидии, Сирии и Малой Азии обеспечивалось постоянное наличие отборных войск с одной стороны, а с другой стороны - подготовленных и опытных резервистов старших возрастов. После того как была отрезана Мидия и возросла потребность в войсках для внутренней борьбы, вполне возможно, что Александр Балас пополнил агему старшими поселенцами, которые были призваны только на время чрезвычайного положения, как было показано в случае заявления, что лариссяне служили в агеме. Несомненно, было относительно несложно призвать их к исполнению долга на короткий срок, потому что они жили в центре расчлененного царства. Но Диодор мог упомянуть только гвардейцев, которые были посланы по домам Деметрием II, когда тот пытался опереться на критских наемников (I Macc. 11.38). Последняя альтернатива высвечивает материальные причины, которые побудили лариссян восстать против критской деспотии Антиоха (Strabo 16.2.10 (752)).
Чем объяснить различное развитие агемы Товарищей? Подразделение с более престижным титулом агема было, вероятно, первым на поле боя. Ядро корпуса формировали 300 или 200 всадников, которые последовали за Селевком в 312 г. до н. э. в Вавилонию (Diod. 19.90.1; App. Syr. 54). Диодор упоминает 800 пехотинцев и 200 всадников, которых Аппиан передает как 1 000 пехотинцев 300 всадников. Аппиан мог дать общую численность отряда, найденную в его источнике (800 + 200 = 1 000), как он обычно делает, а также, не поняв случайное упоминание агемы как дополнительного отряда, добавил 300 кавалеристов, чтобы сделать то, что он знал как стандартную численность подразделений а армиях Диадохов. Это число соответствует обычной штатной численности агемы в армиях Диадохов. Можно предположить, что кавалерия, назначенная Птолемеем для возврата Вавилонии своему союзнику, была македонской, но Диодор приписал Селевку обращение к его весьма обескураженным philoi, ветеранам Александра, не полагаться только на содействие всадников (19.90.3), которое было бы весьма ободряющим, будь агема действительно македонская. Как бы там ни было, предстоящие походы восточнее Тигра должны были быстро привести расширение агемы до уровня хилиархии путем добавления азиатов, предположительно мидийского происхождения; ибо численность македонских всадников уменьшалась, некоторые македонские поселенцы не хотели присоединятся к рядам Селевка (Diod. 19.91.1), а мидийцы славились как наилучшие кавалеристы в этой части мира. Более того, даже если первоначальные гвардейцы были македонянами, они к тому времени уже были бы повышены до видных постов в царской армии и администрации, так что агема стала бы, в любом случае, чисто восточной. И действительно, Диодор указывает, что значительное число восточной конницы присоединилось к Селевку вскоре после 312 г. до н. э. (19.91.5, 92.1,2,5). Так как прилагательное "царская" не применялось к более поздней агеме, этот контингент, быть может, получил свою окончательную форму предположительно после 306 г. до н. э. когда диадохи приняли царские титулы. Подобным образом слово "царская" было исключено из наименования кавалерийской агемы других Диадохов до 306 г. Причину, по которой в отличие от более поздней пехотной агемы Птолемеев и Антигонидов, они не были обозначены термином "царская" после 306 г., вытекающую из внутренней политики Селевкидов, мы отложим до тех пор, пока не проследим развитие Товарищей.
После Ипса в 301 г. до н. э., когда стали доступны греческие и македонские войска и была создана система военных укреплений, была реорганизована гвардия: часть кавалерии Селевка, включая агему и восточных наемников, вероятно, были поселены в Мидии и преобразованы в резервное войско, обязанное поставлять молодых новобранцев в ударные кавалерийские войска. В это самое время были впервые учреждены Товарищи, набранные из греческих и македонских поселенцев. Следует отметить, что они приняли оригинальное название Александровой агемы македонян "ilē basilikē", а не просто "Товарищи", хотя их численность превышала размер илы. Это присоединение к старой македонской традиции предполагает, что опущение царского титула и определения "товарищей" у агемы было не случайным. После оккупации верхних сатрапий незадолго то того как Селевк принял корону (Diod. 20.53.3-4), македоняне, поселенные там Александром, стали ядром его армии. Численность македонского элемента была усилена за счет создания военных поселений вскоре после Ипса. Лучшим способом обеспечить лояльность македонян перед лицом частых вызовов со стороны конкурирующих македонских монархий для Селевка было утвердить себя как истинного наследника македонян путем создания на востоке новой Македонии, со схожими гражданскими и военными учреждениями, не говоря уже о приверженности греческой культуре и языку. В этих условиях он не мог проигнорировать драму в Описе. Назвать мидийскую агему "царской" или "товарищей" - значило бы оскорбить македонян и дискредитировать самый влиятельный элемент при дворе. С другой стороны было бы слишком поздно отбирать у мидийцев их первоначальное название. На самом деле вряд ли в этом была необходимость; корень слова агема означает "свинец", "передовой" и т. д. и само это слово первоначально означало "передовой отряд" или "отборные войска". Даже если это всегда применялось к царским телохранителям, что представляется весьма сомнительным, термин должно быть утратил нечто от своей традиционной привлекательности, особенно подразумевая влиятельную позицию при дворе, когда она была лишена своего царского признака, а ее офицеры, возможно, своих царских одежд и эмблем, и в общем воспринималась как просто "отборные войска". Если это так, переименование пешей гвардии в гипаспистов вместо традиционной агемы было способом отдалить царский статус и престиж этих македонских пехотных ударных войск от восточной кавалерийской агемы.
В дополнение к агеме Товарищей Полибий упоминает два других кавалерийских отряда, philoi и epilektoi, каждый численностью в тысячу бойцов, которые принимали участие в параде в Дафне (30.25.8). Первый, как кажется, не был обычным воинским соединением, но был собранием для церемониальных целей всех аристократов, носящих титул philoi, т. е. государственных служащих, придворных, офицеров высокого ранга, вассальных династов и других персон, которые пользовались благосклонностью царя. Их численность не известна, но поскольку случайные упоминания в папирологических источниках сообщают имена примерно 100 philoi при дворе Птолемеев, которые из подражания соседям приняли этот титул для знати только во втором веке до н. э., их общее число в царстве Селевкидов могло достигать 1 000 значков. Они не были единственными гражданскими участниками "военной" части процессии: 140 гладиаторов и колесницы запряженные шестерками лошадей и четверками слонов (25.5,11), конечно, не имели какой-либо связи с армией.
Что касается epilektoi ("избранные"), то можно отметить, что 1 000 "избранных" всадников упоминаются I Macc. при попытке Горгия застигнуть врасплох Иуду Маккавея в его лагере в Миспе (4.1). Но так как в этой книге термин epilektoi свободно применяется ко всей Селевкидской пехоте при Бейт-Суре (4.28; ср. 12.41) и ко всей кавалерии при Бейт--Захарии (6.35), и так как таковой контингент нигде больше не упоминается, я предпочитаю считать, что текст Полибия, сохраненный Афинеем, испорчен, так как это очевидно в отношении другого отрывка в этом же параграфе, и что слово epilektoi является прилагательным модифицированной агемы, описанной в том же самом предложении как "сильнейший отряд кавалерии". (Слова οἷς ἐπηκολούθει возможно под влиянием той же самой фразы в пар. 5 выше должны быть опущены вместе цифрой 1 000, которая по форме легко могла быть вставлена из-за частого повторения в этом отрывке, Bickerman, Institutions, 59, считает, что epilektoi были отдельным отрядом.) И действительно, агема описывается как "отборные" при Магнесии и в отчетах о других сражениях эпохи эллинизма (напр. App. Syr. 32(163); Livy 37.40.6; Diod. 18.30.5). Но не следует делать вывод, что каждый безымянный контингент, называнный epilektoi, должен быть приравнен к агеме: термин использовался в широком смысле для обозначения различных ударных подразделений, наподобие аргираспидов при Рафии (Polyb. 5.85.9-10, 91.4), а иногда отобранных солдат из нескольких подразделений (напр. id. 2.65.3; Diod. 19.28.3, 29.2). Вполне возможно, что в других случаях ударную кавалерию Горгия можно было бы идентифицировать с агемой, несмотря на ненадежность терминологии I Macc., но в это время те же мидийские всадники, вероятно, были выбраны, чтобы сопровождать царя в его восточной экспедиции (см. 3.37).
Подобно фаланге военных поселенцев регулярная кавалерия Селевкидов из числа резервистов военных поселений может быть идентифицирована в источниках отсутствием какой-либо национальной идентификации. Только 2 000 из 6 000 кавалерии при Рафии должны быть идентифицированы как гвардия, а другие, будучи безымянными, могли быть только кадровыми военными, а не наемниками или союзниками. То же самое применимо к 6 000 катафрактов, которые упоминаются при Магнесии без какой-либо дополнительной идентификации (Livy 37.40.5,11), тогда как национальность других кавалерийских контингентов явно указана. Помимо катафрактов при Дафне Полибий перечисляет также нисейцев (30.25.6). Так как это название обозначает способ ведения боя и снаряжение лошадьми мидийской породы, а не национальность, они должны рассматриваться подобно катафрактам как регулярные части.
Для изучения снаряжения и подразделений регулярной и гвардейской кавалерии Селевкидов информацию нужно искать по большей части в источниках не имеющих отношения к Селевкидскому царству. "Обычный" всадник в армии Александра носил нагрудники и xyston к которому Диадохи добавили щит. Правое крыло Антиоха в битве против Молона включало в себя кавалерию xystophoroi (Polyb. 5.53.2), а Фламиний в своем обращении к ахейцам описал кавалерию Селевкидов как "lonchophoroi и xystophoroi" (Plut. Flam. 17.5). После битвы при Панионе Селевкидская регулярная кавалерия, по-видимому, стала полностью бронированная (Polyb. 16.17.6, 30.25.6; Livy 37.40.6,11). Тарн справедливо предполагает, что Антиох превратил свою регулярную конницу в катафрактов после знакомства с этим типом всадников в ходе своего вторжения в Парфию в 210-206 гг. до н. э. Расположение Товарищей в центре при Панионе (Polyb. 16.18.7) и агемы против римского легиона при Магнесии наводят на мысль, что к этому времени отряды гвардии, возможно, также были превращены в своего рода катафрактов. И в самом деле Товарищи при Мантинее определенные как "с более легкой броней у самих себя и у их лошадей, но в остальном снаряжении неотличимые от других (т. е. катафрактов)" (Livy 37.40.11), что безусловно означает, что они были тяжелее чем обычные эллинистические xystophoroi. Длина их копий и размер брони довольно неопределенные, но весьма сомнительно, чтобы селевкидские катафракты оснащались пикой подобной пехотной сариссе и что человек и лошадь были полностью покрыты чешуйчатой броней, как сарматские катафракты второго века н. э.
Согласно тактикам, чьи данные подтверждаются папирологическим материалом и известны по подразделениям конницы Филопомела, хилиархия, крупнейшая тактическая единица кавалерии, была разделена на две гиппархии по 512 человек каждая, а гиппархия на 8 ил, Полибием называемых также oulamoi (10.21.3; 18.19.9), по 64 человека каждая. Все эти подразделения фигурировали в кавалерии Селевкидов. Агема и Товарищи состояли из 1 000 человек каждая. Отряд конницы численностью пятьсот человек принимал участие в битвах при Фермопилах (Livy 35.42.6; App. Syr. 17(75), 20(90)), Магнесии (Livy 37.40.13) и Бейт-Захарии (I Macc. 6.35) в дополнение к 1 500 катафрактам при Дафне (Polyb. 30.25.9). Oulamoi зафиксированы в походе Антиоха III в Бактрию в качестве основных тактических подразделений кавалерии (Polyb. 10.49.7).

Слоны и колесницы

Эллинистический период отличается экстравагантностью своих военных изобретений как на суше, так и на море. Артиллерия и осадные машины, которые в этот период достигли беспрецедентных размеров, нас не интересуют, однако полевые сражения составляют наш интерес. Фермопилы были единственным случаем когда Селевкиды вывели артиллерию на поле боя, но, к сожалению, типы "машин" и их количество не указаны и мы должны делать выводы из отчетов о других армиях и сражениях. Главными темами этой главы являются (a) слоны, самое экстравагантное военное изобретение этого периода, применяемые Селевкидами почти во всех крупных кампаниях, и (b) серпоносные колесницы, которые уже имели долгую и славную летопись в восточных армиях, но последние свои годы служили в армии Селевкидов.
Первое появление слонов в армии Селевкидов было самым впечатляющим и успешным. Страбон рассказывает, что накануне Ипса (302 г. до н.э.) Селевк I получил 500 слонов от индийского царя Чандрагупты в обмен на окончание войны между ними (15.2.9(724); 16.2.10(752); Plut. Alex. 52). По словам Диодора Селевк явился в Каппадокию зимой накануне Ипса с 480 слонами (20.113.4), тогда как Плутарх пишет, что 400 слонов приняли участие в самой битве (Demetr. 28.3). Вполне вероятно, что 20 слонов пришлось бросить по пути в Каппадокию из-за сложности дороги и скорости марша, (Союзники были вынуждены спешить к полю боя, потому что Лисимах тем временем мог быть разбит превосходящими силами Антигона (см. Diod. 20.109).) а приблизительно 80 были непригодны к битве летом, либо из-за изнуряющего действия марша, либо из-за суровой Каппадокийской зимы. (Ср. 37 слонов, которые перешли Альпы с Ганнибалом в 219 г. до н. э. (Polyb. 3.42.11), из которых только один был еще жив вскоре после Требии (ibid. 74.11).) Поскольку не существует никакого противоречия между этими цифрами, все они могли быть извлечены из Иеронима Кардийского, основного источника по первым Приемникам.
Тарн в специальной статье, посвященной этой теме, оспаривает такие большие числа в основном потому, что они значительно превышают все зафиксированные численности слонов в эллинистических армиях. По его мнению, рассказ Страбона о 500 слонах происходит от Мегасфена, посланника Селевка к индийскому двору, который, опираясь на устную информацию из индийских источников, записывает стереотипную цифру, часто используемую в индийской литературе для обозначения огромного числа. Тарн предполагает, что Селевк получил только 150 слонов, схожее с максимальным количеством, которым обладал Антиох III, подражающий в этом, как и в других вещах, основателю династии. Для битвы Тарн выделяет только 130 слонов.
Теория Тарна, хотя на первый взгляд весьма привлекательная, рушится по нескольким пунктам. Сравнение с поздними упоминаниями слонов не дискредитирует цифры, приписываемые Селевку I. К тому же, помня впечатление от слонов Пора, он мог в частности стремиться приобрести для себя большое стадо. Поскольку индийский царь был сильно обеспокоен, он мог не считаться со слишком большой ценой дара 500 слонов, чтобы заплатить за восстановление мира и возврат некоторых территорий, которые были утрачены при Александре, особенно если даже такие потери не ставили под угрозу его подавляющее превосходство в этом роде войск (см. напр. Diod. 17.93.2; Plut. Alex. 62.2, несмотря на, несомненно, преувеличенные цифры). Численность слонов сократилась в последующих поколениях потому, что численное превосходство перестало быть таким уж важным: африканские слоны Птолемеев ни в коем случае не могли равняться с индийскими слонами Селевкидов, а технические приспособления, разработанные в течение этого периода, легко бы нейтрализовали численное превосходство в слонах. Кроме того, основная ценность слонов заключалась "в экранировании" кавалерии, но после 301 г. до н. э. Селевкиды сами контролировали самый крупный и самый лучший источник кавалерии. Огромные расходы, связанные с получением слонов, особенно после отделения в 244 г. до н. э. Бактрии, которая была связующим звеном с Индией, откуда доставлялись слоны, и трудности содержания стада в неподходящих условиях Сирии не были обнадеживающими факторами. Ход битвы при Ипсе также свидетельствует против Тарна: так как Антигон имел 75 слонов (Plut. Demetr. 28.3), можно предположить, что по крайней мере равное число Селевкидских слонов были поставлены для боя с ними, таким образом остается 55, в соответствии с итогом предложенным Тарном для решительного маневра, чтобы преградить путь кавалерии Деметрия на поле боя (ibid. 29.3). Но топографические условия требуют выделения существенно большего стада для этой цели, порядка нескольких сотен слонов. И наконец, объяснение Тарном происхождения цифр Диодора и Плутарха не имеет смысла: он приписывает Дурису, основному источнику Плутарха, до такой степени тщательный арифметический расчет и исторические ассоциации, которые вряд ли можно было ожидать от любого эллинистического историка, за исключением разве Полибия, и, конечно, не от такого ничтожного писателя как Дурис. Что касается Диодора, поскольку Иероним из Кардии был его главным, если не единственным, источником двадцатой книги, как бы он мог игнорировать цифры Иеронима, тем более что Иероним был очевидцем Ипса (Lucian, Macr. 11), обладающим информацией из первых рук?
После битвы при Ипсе и утверждении центра Селевкидов в северной Сирии слоны содержались возле Апамеи, военного центра империи, что в конечном итоге стало их постоянной базой (Strabo 16.2.10(752)). Конечно, слоны присутствуют на Апамейских монетах значительно чаще, чем у других городов. Слоны принимали участие в последнем бою против Деметрия Полиоркета в 285 г. до н. э. Согласно Полиэну Селевк захватил врасплох войско Антигонида, зайдя во фланг ему и взяв с собой восемь слонов (4.9.3). Поскольку это войско было всего лишь небольшим отрядом, количество используемых слонов не отражает общую численность слонов у Селевкидов на тот момент. Рассказ Плутарха о бое вовсе не упоминает слонов (Demetr. 49.2), но его версия явно составлена в общих словах и расплывчатая. Между тем вполне возможно, что большая часть слонов Ипса уже были мертвы к 285 г. до н. э. (см. ниже), и, следовательно, только несколько слонов приняли участие в походе против Деметрия.
Два обрывка информации выявляются из тумана, окружающего Первую Сирийскую войну (275-273 гг. до н. э.) во время Антиоха I: астрономическая клинописная табличка, содержащая донесение из Вавилонии в Сирию о 20 слонах, которых наместник Бактрии послал царю (B. M. 92688.II.12-13); и Лукианова версия о битве против галатов, по которой победу Антиоху обеспечили 16 слонов (Zeuxis 11). Здесь, по-видимому, не может быть никаких сомнений, что это были переправленные из Бактрии слоны, как предполагает Тарн, но его уверенность в том, что расхождение в числе было связано с долгой и изнурительной дорогой, менее убедительна: 20 слонов в хорошей форме выступили для битвы из Вавилона, а не из Бактрии, а потеря 20% вряд ли была возможна на короткой дистанции до Малой Азии. Расхождение скорее следует отнести к потерям, понесенным в ходе кампании против мятежников в Селевкии, которая, по моему мнению, имела место незадолго до "слоновьей победы" 273 г. до н. э. О фактическом числе слонов, отправленных из Бактрии в Вавилонию, можно только догадываться.
Призыв таких маленьких подкреплений свидетельствует о том, что очень немногие, если вообще таковые имелись, из сотен слонов Ипса были еще живы. Тарн предполагает, что они были убиты во время восстания в Селевкиде, основывая свою датировку последующих события на этом предположении. Но нет никаких оснований полагать, что слоны прожили так долго: слон пригоден к бою с 12 лет, а пика физической формы достигает в 20-25 лет. Нормальная продолжительность жизни слонов составляет до 60 лет, но в неволе она значительно снижается и колеблется от 20 до 30 лет. Так как Индия была независимой, Селевкиды могли надеяться только на небольшие подкрепления время от времени из оккупированной Бактрии, которая сама слонов не производила. Что касается возможности нового поколения слонов, выращенного в Апамее, есть некоторые основания полагать, что все слоны Ипса были самцами. Слон-самец выше, тяжелее, сильнее, а самое главное, имеет длинные бивни, в то время как у слоних бивни короткие или вовсе отсутствуют. Эти преимущества являются решающими в борьбе между слонами (см. напр. Polyb. 5.84), и, действительно, только самцы присутствовали на памятниках Селевкидов, керамике и монетах. Хотя можно сделать допущение в пользу той возможности, что изображались только самцы только из-за их эффектного внешнего вида, что фактически они не составляли все стадо, но с другой стороны, индийские цари, вероятно, хотели сохранить свою монополию на поставки слонов, предлагая только самцов. Я бы не стал отрицать возможность того, что Селевк имел несколько слоних, так как Антигон и Пирр, по-видимому, имели таковых, но они, вероятно, не могли быть приобретены в результате сделки с Чандрагуптой и их было слишком мало, чтобы произвести новое стадо, тем более, что слоны в неволе размножаются редко, а климат Апамеи не слишком благоприятен. Заключение, следовательно, должно состоять в том, что Селевк владел стадом слонов уже в первом десятилетии третьего века до н. э., и иногда оно пополнялось подкреплениями, как то, которое приняло участи в "слоновой победе". Необходимость привлечения дополнительных подкреплений из Бактрии, вероятно, возникла из-за предыдущего египетского вторжения, когда относительно небольшое количество селевкидских слонов могли быть захвачены. Этим может объясняться возможное появление индийских слонов в процессии Филадельфа и на его золотом статере.
Предположение Говерса и Сцилларда, что он унаследовал слонов от Птолемея I, который приобрел их в последние годы IV в. не принято во внимание, потому что только немногие дожили бы до конца 70-х. Я бы не стал принимать во внимание отчет о процессии Птолемея II в качестве доказательства захвата большого числа Селевкидских слонов египтянами во время мятежа в Апамее: вывод о том, что слоны описанные Калликсеном (ap. Athen. 5.200f.) как участвующие в процессии, были на самом деле индийскими, если они не были манекенами, не является неизбежным, и дата процессии в любом случае является неопределенной, и вполне могла иметь место до восстания.
От длинного и темного периода между Первой Сирийской войной и вступлением на престол Антиоха III у нас нет никаких документов упоминающих слонов, но нехватка источников не позволяет нам составлять какие-либо заключения. Тем не менее, ничтожное число, всего десять, выставленных против Молона (Polyb. 5.53.4), позволяет предположить, что стадо было сведено к минимуму, и это, безусловно, является результатом успешного бактрийского восстания в сороковые. Однако Антиох III прилагал большие усилия, чтобы пополнить слоновье стадо. В 217 г. до н. э. при Рафии он уже был в состоянии поставить в строй 102 слона (id. 5.79.13). Во время своей экспедиции в восточные сатрапии в 210-206 гг. до н. э. он был способен, путем политических сделок с местными династами, довести их численность до 150 (id. 11.34.10-2). Это огромное число сыграло решающую роль при Панионе, где битва проходила на двух различных полях. На одном поле боя слоны Антиоха столкнулись со всем слоновьим войском Птолемеев, которое не могло быть малым ввиду особых усилий, предпринимаемых Птолемеями по организации "слоновьих станций" в восточной Африке, а на другом поле боя выступали в качестве второй линии обороны (id. 16.18-19). При Фермопилах и Магнесии, 18 лет спустя как было закуплено огромное стадо, их численность существенно уменьшилась: шесть слонов (Livy 35.43.6) по общему признанию были только частью отряда, спешно переправленного в Грецию, но при Магнесии, куда Антиох стянул все имеющиеся силы, он в состоянии был выставить только 54 слона (id. 37.40.2,6,14), большинство которых, вероятно, были приобретены недавно.
В положении, аналогичном тому, которое было навязано карфагенянам после Замы, Апамейского договора, подписанного после разгрома Селевкидов при Магнесии, предусматривалась выдача всех слонов римлянам и запрет на их использование в последующих военных столкновениях (id. 38.38; App. Syr. 38-9; Polyb. 15.18.3). Римляне настаивали на этом пункте потому, что хорошо были осведомлены о том на что способны слоны, нежели впечатлением от их свершений при Магнесии. Но точно так же, как они не учитывали положения, ограничивающего вербовку севернее Тавра, точно также Селевкиды, особенно Антиох Епифан, пренебрегали ограничением в отношении слонов.
Антиох IV взял в Египетский поход неустановленное число слонов (I Macc. 1.17). 36 или 42 слона красовались на параде в Дафне, вероятно представляя общее количество в его распоряжении, по крайней мере половина из которых сопровождала его в восточном походе (Polyb. 30.25.11; I Macc. 3.34). Некоторые из оставшихся были мобилизованы вскоре после гибели царя для военных действий в Иудее, и разбив еврейские ряды, решили битву при Бейт-Захарии. Их количество варьируется в зависимости от источника: 32 дает I Macc. (6.30) и 22 II Macc. (13.2), Иосиф в Иудейской войне - 80 (1.41). Учитывая довольно скромное число слонов, приведенное в двух Книгах Маккавеев по сравнению с завышенной численностью Селевкидской пехоты и кавалерии, приписываемой к той же битве, удивительно, что Иосиф, чьи цифры в "Войне" для Бейт-Захарии звучат вполне разумно и который использовал хорошо осведомленный источник, не может предоставить приемлемое число слонов. Я хотел бы предположить, что это результат порчи Π(80) источника, содержащего чтение Η(8), - число, которое согласуется с диспозицией Селевкидов и тактическими требованиями, и так как оно составляет четверть наличных сил слонов Селевкидов в Дафне, может обоснованно считаться задействованным в Иудее.
Второй поход Лисия в Иудею в 162 г. до н. э. был последним выступлением слонов Селевкидов. Вскоре после этого Гней Октавий, римский эмиссар, вырезал все стадо в Апамее (App. Syr. 46(239-40); Polyb. 31.2.9-11). Поголовье не пополнялось из-за причастности римлян к внутреннему кризису в Сирии, или, что также возможно, в результате огромных транспортных издержек, налагаемых парфянской экспансией на запад. Единичные упоминания слонов, которые имели место с тех пор, совершенно бессодержательны: II Macc., конечно, ненадежна, приписывая слонов Никанору во втором раунде его кампании против Иуды Маккавея (15.20). Этот бой произошел в марте 161 г. до н. э. вскоре после забоя слонов в Апамее, а версия во II Macc. в целом довольно фантастична по сравнению с реалистичным описанием в I Macc., которая слонов совсем не упоминает. Позже конь Птолемея VI, как говорят, был напуган криками слона в битве против Александра Баласа (Jos. Ant. 13.117), что указывает на то, что слонов на самом деле не было видно на поле боя. (Слоны, захваченные Деметрием II в соответствии с Ant. 13. 120 были явно Птолемеевы.) Трифон, возможно, использовал слонов при штурме укреплений Антиоха (I Macc. 11.56), но для этой цели хватило бы и нескольких слонов. Появление слонов на монетах поздних Селевкидов не следует принимать во внимание: слон стал общей эмблемой Селевкидской чеканки, и даже изображения на монетах Селевка II, тогда как обстоятельства его вступления на престол и события в верхних сатрапиях во время его правления делают очень маловероятным обладание им стадом слонов.
Как и танки Второй Мировой войны слоны были окружены легко-вооруженными войсками, защищающими их уязвимые фланги. Аппиан в своей версии Фермопил указывает на то, что существовало стандартное число солдат для защиты слона (18(83) - "отряд (stiphos), который всегда сопровождал их"). Его численность при Газе предположительно составляла около пятидесяти человек (Diod. 19.82.3). Это впечатление подтверждается составом армии Селевка I при Ипсе. Тяжело-вооруженные войска Селевка состояли из следующих элементов: 1 000 воинов, которые сопровождали его Вавилонию в 312 г. (Diod. 19. 90.1; App. Syr. 273(54); 1 000 солдат, дезертировавших из гарнизона Антигона (Diod. 19.91.3); в битве против Никанора, сатрапа Мидии, Селевк имел в своем распоряжении 3 000 пехоты (ibid. 91.2), часть которой, возможно, была легко-вооруженной; большое количество из 10 000 пехотинцев Никанора присоединились к Селевку (91.5); некоторые из них, несомненно были легко-вооруженные азиаты (91.4). Остальные, конечно, были македонянами, ранее поселенными Александром и Антигоном в верхних сатрапиях, но их готовность на данном этапе следовать за Селевком в Малую Азию весьма сомнительна. Учитывая небольшое количество тяжело-вооруженных войск в его распоряжении, необходимость оставить тяжело-вооруженные войска в Вавилонии, чтобы защитить свой центр власти от повтора внезапного нападения Антигонидов (Diod. 19.100.5-7; Plut. Demetr. 7.2) и, кроме того, ожидаемое превосходство в силах фаланги его союзников, особенно Лисимаха, из 20 000 пехоты Селевка, возможно, включавших в себя легко-вооруженные азиатские войска, таким образом, можно было выделить по 50 бойцов на каждого из 400 слонов. 2 500 критских лучников и неокритян были приданы к 60 слонам на правом крыле Селевкидов при Рафии (Polyb. 79.10, 82.8-10), что составляет примерно по 40 человек на слона. Остальные 42 слона на левом фланге (79.13, 82.8,13), кажется, были оставлены без флангового прикрытия (82.13), подобно вражеским слонам на противостоящем крыле (82.5-7), потому что Антиоху III, также как Птолемею IV (см. 65.7) не хватало живой силы для этой цели, а прикрытие менее 40 бойцов на слона, вероятно, рассматривалось как совершенно бесполезное. Неопределенное количество лучников и пращников по сообщению Полибия были поставлены в промежутки между слонами при Панионе (16.18.7). При Магнесии несколько слонов, как говорят, чередовались в боевой линии с батальонами фаланги, но они также как и другие слоны, размещенные на флангах (Ливий 37.40.3-4,6,14), по-видимому, охранялись легко-вооруженными войсками. Огромная разница между общей численностью войск и детальным перечнем различных контингентов позволяет прибавить около 3 000 солдат, по 50 на каждого из 54 слонов, свыше некоторых других неуказанных контингентов, чье участие в сражении кажется более вероятным. Диспозиция при Бейт-Захарии предположительно отличалась; каждый слон был окружен солидной охраной из 1 000 тяжелых пехотинцев и 500 кавалеристов (I Macc. 6.35). Яркое описание героического нападения Елизара на ведущего слона, показывает, что он прорвал линию фаланги, чтобы добраться до слона (ibid. 45-6). Узкое поле и значительное число легко-вооруженных евреев в этом сражении были причиной такого тактического изменения.
Использование серпоносных колесниц в армии Селевкидов имеет более короткую историю. Селевкиды, в отличие от других эллинистических царств, не смогли удержаться от соблазна применения этого традиционного восточного оружия, несмотря на неоднократные неудачи. Только катастрофа всего войска, вызванная отступлением колесниц, убедили Селевкидов избавиться от них навсегда.
Еще при Ипсе Селевк имел в своем распоряжении 120 колесниц (Diod. 20.113.4; Plut. Demetr. 28.3), и можно предположить, что они остались от персидского "наследства". Источники искаженные и фрагментарные, а действия на колесниц на поле боя не зафиксированы; но не смотря на широкую, плоскую местность поля боя, я склонен думать, что они были признаны бесполезными и не участвовали в битве. В другом случае Селевк провел безуспешную атаку колесниц в одной из предварительных стычек с Деметрием в Киликии (Plut. Demetr. 48.2). О колесницах с косами в царской армии снова не было слышно до Магнесии. Молон выставил колесницы против Антиоха III, вероятно, в незначительном количество, но их эффект был нейтрализован слонами противостоящей царской армии (Polyb. 5.53.10). При Магнесии было развернуто неустановленное количество колесниц по фронту левого фланга. Их ответственность за разгром этого фланга, и, следовательно, всей боевой линии (Livy 37.41.6-42, особ. 42.1) привела к концу несчастной истории серпоносных колесниц в армии Селевкидов.
Некоторые упоминания весьма сомнительной надежности в еврейских источниках приписывают серпоносные колесницы армии Антиоха IV. Колесницы упоминаются в I Macc. в краткой ссылке на египетскую экспедицию Антиоха (1.17), но песчаная местность на западной границе Египта не благоприятствовала этому роду войск. Хотя II Macc. перечисляет колесницы в своей версии второго похода Лисия (13.2), их пропуск в более надежной I Macc. и в Bellum Иосифа делают участие колесниц маловероятным. Горный маршрут, избранный Лисием, редкость на Иудейском плато плоских и достаточно длинных равнин, чтобы они могли набрать скорость, и легкий характер еврейских вооружений, все подтверждает такое впечатление. 140 колесниц в Дафне не имели никакого военного значения, и, вероятно, держались только для торжественных случаев: косы не упоминаются, несмотря на подробное описание всех участников: в ряд колесниц были запряжены шесть лошадей, в другие четыре, а в одну даже 4 слона (Polyb. 30.25.11). Можно вспомнить колесницы Птолемея II Филадельфа в его знаменитой процессии, которые были запряжены диковинными животными и управлялись детьми, наряженными воинами (Athen. 5.200f).