Война римлян с пунийцами

1. Polybius I, 14: Остановиться на этой войне побуждало меня, кроме вышесказанного, и то обстоятельство, что писавшие о ней Филин и Фабий, хотя и почитаются весьма сведущими историками ее, сообщают нам известия не вполне точные. Принимая, впрочем, во внимание жизнь их и настроение, я не думаю, что они намеренно говорили неправду, мне кажется, с ними случилось нечто подобное тому, что бывает с людьми влюбленными. Так, благодаря своему настроению и вообще благоговению к карфагенянам Филин находил все действия их разумными, прекрасными и великодушными, во всем этом совершенно отказывая римлянам. Фабий поступал наоборот. В обыденной жизни подобного рода пристрастие, быть может, не заслуживает осуждения, ибо человек честный обязан любить своих друзей и свое отечество, разделять их ненависть и любовь к врагам их и друзьям. Напротив, тому, кто берет на себя задачу историка, необходимо забыть все это и нередко превозносить и украшать своих врагов величайшими похвалами, когда поведение их того заслуживает, порицать и беспощадно осуждать ближайших друзей своих, когда требуют того ошибки в их поведении. Как существо живое делается ни к чему негодным, раз у него отнято зрение, так вся история обращается в бесполезное разглагольствование, раз она лишена истины. По этому же самому мы не должны непременно обличать друзей или восхвалять врагов; не следует смущаться тем, если одних и тех же людей приходится раз порицать, другой раз хвалить, ибо невозможно, чтобы люди, занятые государственными делами, были всегда непогрешимы, равно как неправдоподобно и то, чтобы они постоянно заблуждались. Итак, в историческом повествовании необходимо отрешиться от деятелей и лишь к самым действиям их прилагать соответствующие мнения и суждения.
Книга вторая
Idem I, 15: В верности только что сказанного можно убедиться следующим способом: начиная повествование со второй книги, Филин утверждает, что карфагеняне и сиракузяне расположились вражеским станом у Мессены, что римляне, переправившись через море и вошедши в город, тотчас выступили против сиракузян, понесли большие потери и возвратились в Мессену, что затем пошли на карфагенян и не только были разбиты, но и потеряли значительное число воинов пленными. Вслед за этим сообщением он уверяет, что Гиерон после битвы до того потерял рассудок, что не только тотчас истребил огнем валы, лагерные палатки и бежал ночью в Сиракузы, но покинул также все укрепления, угрожавшие Мессенской области. Равным образом карфагеняне, по его словам, немедленно после сражения покинули свои валы, рассеялись по городам и не дерзали больше показываться в открытом поле, а вожди их, замечая трусость в массе солдат, не отваживались решать дело битвою. Напротив, римляне в погоне за неприятелем не только будто бы опустошали поля карфагенян и сиракузян, но решились разбить лагери у самых Сиракуз и осадить город. Все это, как мне кажется, преисполнено всевозможных несообразностей и вовсе не нуждается в опровержении. Ибо те самые войска, которые, по словам Филина, осаждают Мессену и одерживают победы в битвах, оказываются бегущими, очищающими поле сражения, наконец осажденными и упавшими духом; побеждаемые и осаждаемые тут же изображаются в открытом поле преследующими победителями, осаждающими наконец Сиракузы. Согласовать между собою эти противоречия никак невозможно. И в самом деле, одно из двух должно быть неверно: начальные уверения Филина или суждения его об исходе дела. Но эти последние верны, ибо карфагеняне и сиракузяне очистили поле битвы, а римляне вслед за сим приступили к осаде Сиракуз, и, как сам он говорит, Эхетлы, лежавшей на границе владений сиракузян и карфагенян. Следовательно, необходимо заключить, что ложны уверения, высказанные вначале, что историк говорит о поражении тех самых римлян, которых в первых стычках под Мессеною называет победителями. Можно бы доказать, что Филин поступает точно так же во всем повествовании;
2. Polybius III, 26: Договоры такого рода были заключены и по настоящее время сохраняются на медных досках подле храма Капитолийского Юпитера в казнохранилище эдилов. Поэтому не вправе ли каждый подивиться не тому, что историк Филин не знает их, - в этом нет ничего удивительного, ибо и в наше время даже старейшие из римлян и карфагенян, слывущие за людей наиболее пекущихся о государственных делах, даже они не знали их, - но тому, что он каким-то образом и по какой-то неведомой причине решается утверждать противоположное, именно, что по заключенному между римлянами и карфагенянами договору для римлян закрыта была вся Сицилия, а для карфагенян Италия и что римляне нарушили договор и клятву когда впервые переправились в Сицилию; договора такого не было, и никаких письменных следов чего-либо подобного не существует, хотя Филин определенно высказывает это во второй книге.
3. Диодор XXIII,8: Во время осады Акраганта Ганнон Старший переправил из Ливии на Сицилию огромную армию: пятьдесят тысяч пехоты, шесть тысяч конницы и шестьдесят слонов. Историк Филин из Акраганта написал об этом.
4. Диодор XXIV, 11: Консул Лутаций с тремя сотнями военных кораблей и семью сотнями транспортов, всего тысяча судов, отплыл в Сицилию и бросил якорь в фактории эриксинцев. Точно также Ганнон вышел из Карфагена на двухстах пятидесяти военных кораблях вместе с грузовыми судами, и прибыл на остров Гиера. Когда он двинулся отсюда к Эриксу, римляне вышли навстречу, и завязалось сражение, крайне упорное с обеих сторон. В этом сражении карфагеняне потеряли сто семнадцать кораблей, двадцать из них со всеми людьми на борту (римляне потеряли восемьдесят кораблей, тридцать из них были разрушены полностью, в то время как пятьдесят частично), в то время как число пленных карфагенян было, по словам Филина, шесть тысяч, но по словам некоторых других - четыре тысячи сорок.