Арриан и его труд "Поход Александра"

Автор: 

В настоящей статье мы пытаемся ориентировать читателя в вопросах, касающихся жизни и деятельности Арриана, и останавливаемся на тех местах его труда о Походе Александра, которые требуют специальных комментариев. То, что статья частично носит характер комментариев, обусловливает некоторую разрозненность ее частей.
Литература по данному вопросу необозрима, поэтому приведены лишь некоторые ссылки на те книги, к которым мы ближе всего примыкаем.

Эпоха эллинизма

Интерес к эпохе Александра Македонского возрастает по мере обнаружения все новых письменных и вещественных данных, освещающих жизнь и историю тех стран, которые когда-то входили в его государство. Эта эпоха стоит посреди того сложного для исследования исторического периода, который называется временем эллинизма. Мы до сих пор не в состоянии ясно себе представить, в чем заключаются особенности того времени, когда оно начинается и как долго продолжается. Для древних историков, да и для историков XIX в., этот отрезок истории начинается со времени Александра. Известный историк Дройзен высказался следующим образом: "Имя Александра означает конец одной мировой эпохи, начало другой"[1]. Период эллинизма, однако, начался задолго до Александра Македонского.
Эллинистическое время многим отличается от времени классического периода. Развивается крупное землевладение. Усиливается движение рабов. Расширяются торговые связи между государствами. Характерно наличие крупных территориальных государств. Города-государства перерождаются в столицы, в "царские города". Монархический строй распространяется повсюду. Пришельцы-завоеватели все более смешиваются с аборигенами и постепенно утрачивают первую роль в общественной жизни завоеванных стран. В результате такого смешения появляется новая культура, наука, которая основывается на богатейших изысканиях Аристотеля. Если до него наука в значительной мере входила в состав философии, то после великого мыслителя отдельные научные дисциплины все больше и больше освобождаются от опеки философии. Поэтому они развиваются, становятся более жизненными и более соответствующими запросам человеческой жизни. Литература и искусство получают новое содержание. Человек, его жизнь, особенности его характера дают, начиная с трагика Эврипида, сюжеты новой комедии. Скульптура изучает строение человеческого тела, все больше приобретая портретное сходство. Расцветают разные отрасли науки и техники. Создастся такой общественно-экокомический уклад, который явился фундаментом для Римской империи. Этот сложный процесс, социальный характер которого еще далеко не исследован, распространяется на всей территории греческого мира и далеко за пределами его. Эллинизм утвердился и на территории Боспорского царства. Однако здесь меньше таких красноречивых памятников, которыми изобилует Египет и которые все больше и больше обнаруживаются на территории Азии.
Поход Александра на восток - это одно из проявлений эллинизма. Он производил на античных историков такое большое впечатление, что они считали его ключом к началу новой эры. Этот поход дал возможность македонцам и грекам познакомиться с неизвестными или мало известными племенами и народностями, их бытом, культурой. Александр лично очень был заинтересован в изучении далекой Азии со столь чуждым грекам укладом жизни. А в его окружении находились талантливые ученые, которые в своих книгах подробно описывали все виденное и изученное во время похода. Большой скачек вперед сделали военные дисциплины: тактика и стратегия, вопросы снабжения армии, обеспечение коммуникаций войск (строение дорог, мостов), организация тыла. В связи с проведением широкой завоевательной политики и расширением масштабов государственной деятельности возникает задача организации управления покоренными территориями, а также необходимость нахождения форм сношения с иноплеменными государствами. Особая задача возникла в области мореходства: появилась необходимость в приспособлении греческих кораблей к плаванию в открытых и бурных морях, омывающих южное побережье Азии от Индии до Аравии. Множество новых проблем стало перед Александром и его штабом именно во время этого похода. поэтому немудрено, что личность Александра вызывала все больший интерес. Ему стали приписывать новшества и открытия, отнюдь не являвшиеся плодом его собственного творчества. Многое он заимствовал у населения покоренных территорий, многое находили и изобретали те крупные деятели, на которых он опирался.
Современники Александра разделялись на восхищенных сторонников, боготворивших его, и на лиц, осуждавших поход, сопряженный с большими человеческими жертвами и разорениями. Среди ближайших его друзей и сотрудников были и такие, кто умел здраво ценить деятельность Александра, реально взвешивать положительные и отрицательные его поступки. Их мнения для историков особенно ценны, и чем больше мы поймем сквозь толщу литературных наслоений их взгляды, тем легче воссоздать историческую роль Александра.
Изучение похода Александра Македонского в XX в. вступило в новую фазу[2]. Археологические исследования мест, по которым шли македонские войска, все больше и больше проливают свет на историю племен, некогда населявших эти местности. Вместе с этим мы узнаем очень много для выяснения важных частностей этого похода: какие организационные формы Александр заимствовал у местных государств для учреждения полисов и для устройства войска, вопросы культа, с которыми Александру пришлось считаться, и т. д. В этой связи и замечательный памятник "Поход Александра" в изложении Арриана становится более понятным.
Историк, изучающий эпоху Александра, имеет в своем распоряжении много памятников: монеты, архитектурные памятники, памятники быта, папирусы, пергаменты. Их с каждым годом становится все больше и больше. Имеется и ряд литературных текстов. Об Александре писали и Плутарх, и Диодор, и Страбон, и многие другие. Все они имеют свои тенденции, все в той или иной мере сами искажают предание о македонском полководце или отражают искаженный использованными источниками облик его. Среди этих литературных памятников выделяется уже упомянутый "Поход Александра", написанный пытливым Флавием Аррианом.

Жизнь и деятельность Арриана

Родился Арриан в Вифинии, в Малой Азии. Год рождения точно не известен, по-видимому, около 90-95 г., а умер предположительно в 175 г. н. э. Его родной город - Никомедия, сыгравший немалую роль в истории Рима. Вифиния в то время была богатой римской провинцией с большим количеством греческих жителей, стремившихся, как и в других римских провинциях, к римской административной и военной карьере. Об этих лицах много рассказывают найденные в Вифинии надписи и такие, например, писатели, как Дион, известный ритор из города Прусы в Вифинии (приблизительно 40-120 гг.), Плиний Младший, который переписывался с императором Траяном во время своих поездок по Вифпнпи, и другие.
Полное имя автора "Похода Александра" - Квинт Эппий Флавий Арриан[3]. Он происходил из довольно видной семьи. Кассий Дпон Кокцеян (приблизительно 155-235 гг.) из вифинской Никеи написал его биографию, но до нас она не дошла. Поэтому наши сведения о нем лишь предположительны[4]. Флавием его род стал называться вместе со многими другими вифинскими зажиточными семьями в период правления императоров Флавиев, т. е. со второй половины I в. н. э. Время, когда семья или предки ее получили римское гражданство, с определенностью указать трудно, может быть, при тех же Флавиях. Известно, что император Веспасиан, родоначальник династии Флавиев, проявлял большой интерес и доброжелательство к провинциальной аристократии и открывал ей доступ в сенаторское сословие, предварительно наделив ее римским гражданством[5].
Арриан получил блестящее греческое образование. Владея греческим и римским языками, он был чрезвычайно удобным лицом для представления римских интересов в греческих городах. Как все юноши его круга, собиравшиеся проложить себе путь в римское общество, он получил хорошую подготовку в области риторики и философии. Как писатель он подражал Ксенофонту (430-355 гг. до н. э.), известному ученику Сократа. Разносторонняя тематика трудов Арриана ставит это вне всякого сомнения. Но, кажется, и воспитание и обучение его были построены по этой распространенной в восточных городах античного мира схеме. Как и Ксенофонт, он был подготовлен к карьере военного-практика, так же как и Ксенофонт, обучался красноречию и философии. О его риторическом искусстве дают представление речи, включенные в "Поход Александра". Философским идеалом Арриана был Эпиктет (приблизительно 50-133 гг. н. э.). У него Арриан, по-видимому, учился в Никомедии между 112 и 116 г. Этот представитель этической философии приобрел большую известность своим учением, а кроме того, он производил большое впечатление на современников и образом своей жизни. Если Ксенофонт учился у Сократа и считал нравственным долгом прославлять его в своих трудах, то Арриан то же самое делал по отношению к своему любимому учителю Эпиктету. Как и Сократ, Эпиктет тоже сам не написал ни единой строчки. Он родился рабом и начал свою философскую деятельность как представитель древней стои. Сначала его учение навлекло на него ненависть влиятельных римлян, и в конце I в. н. э. его выслали из Италии, где у него было много сторонников, и он поселился в городе Никополе в Эпире. Его учение зрелых лет на долгое время стало официальным мировоззрением римской служилой знати. Из философских дисциплин он отдавал предпочтение этике, а физике и логике не уделял внимания. В его этическом учении встречается много мыслей, сходных с христианством того времени, когда оно было еще выразителем некоторого социального протеста низов римского рабовладельческого общества. Арриан настолько увлекся своим учителем, что записал "беседы Эпиктета" и "Руководство по учению Эпиктета", не стремясь, по-видимому, опубликовать их. Язык этих записей прост, легко доступен читателю. Вероятно, Арриан передавал учение Эпиктета, не подвергая свои воспоминания литературной обработке. Этим его книга значительно отличается от "Воспоминаний о Сократе" и других книг о нем, написанных Ксенофонтом и Платоном. В этих книгах литературная сторона излагаемого настолько доминировала, что фактическая основа отступала на задний план. Исторического образа Сократа по ним не восстановить.
Философия Эпиктета, особенно популярная во II в., утверждала, что в мироздании господствует мудрое и справедливое провидение. Это придавало учению Эпиктета характер монотеистической религии, в которой нуждалось Римское государство в период империи. Его поддерживали даже некоторые императоры, как, например, известный "философ на престоле" Марк Аврелий[6]. По учению Эпиктета, человек должен беспрекословно подчиниться провидению и отбросить все, что может его отвлечь от душевного спокойствия. Необходимо усовершенствоваться так, чтобы "воздерживаться и выдержать". Лучшим средством для успокоения души - "лечением" души - является философия. Сосредоточение внимания на самоусовершенствовании должно было содействовать отвлечению внимания от борьбы, особенно политической. Этой цели и служило учение Эпиктета во все времена.
Как уже сказано, Арриан не задавался целью из записей учения Эпиктета сделать литературное произведение. Они, однако, стали достоянием широкого круга читателей, но без ведома автора. Арриана сравнивали с Ксенофонтом, называли его даже "новым Ксенофонтом". Сходство их тематики, вероятно, и послужило основной причиной для такого сравнения. После своих философских трактатов Арриан пишет о путешествиях и военных делах, как это делал Ксенофонт. С нашей точки зрения, Арриана следует считать большим специалистом в этой области, нежели Ксенофонта. Он с молодых лет был хорошо обучен военному делу и теоретически, и практически. Описание стран явно обнаруживает в нем специалиста-стратега: не красоты описываемых мест прельщают его, а значение их как стратегических пунктов. В нашей традиции у Арриана этот род трудов открывается описанием побережья Черного моря. Точное знание этого района для римской экспансии было крайне необходимо. Это "Описание" распадается на три части. Первую часть он адресует императору Адриану; она повествует о посещении Аррианом Черного моря, пред принятом им в 131 г. по поручению императора. Вторая часть скупа на описания, в ней говорится только о расстояниях между пунктами на побережье от Фракийского Боспора до Трапезунта. Третья часть содержала описание путешествия от Себастополиса (Диоскуриады) до Византии. Все три части служили разным целям. Если первая удовлетворяла больше общегеографическим интересам, то остальные две преследовали практические цели; они представляли собой навигационные справочники. В древности описание таких маршрутов было очень распространено. Ими пользовались купцы-мореходы, отправляющиеся в неизведанные страны. Особое же значение они имели для военно-морских походов, давая представление о том, где следовало размещать гарнизоны во вновь завоеванных странах.
Под названием "Путешествия по побережьям Красного моря" сохранилось другое произведение, некогда приписывавшееся Арриану. По-видимому, одинаковое название и одинаковый сюжет заставили приписать их одному и тому же автору. И в описании Красного моря содержится тщательная характеристика портовых морских пунктов. Это очень ценный труд. В нем указано все то, что нужно знать купцу-мореходу при длительном "хождении" по Красному морю, вдоль берегов южной Аравии, Индии и т. д. Однако наряду со сведениями, которые были известны автору из собственного наблюдения, встречаются и фантастические сообщения, которым он, пожалуй, и сам не верил, но не решался выбросить. Такой вид литературы нашел подражателей и в значительно более позднее время. Однако филологическая наука давно уже отказалась от мысли считать Арриана автором описания Красного моря: этого не дозволяет и чуждая ему стилистическая манера, и особенности его языка.
После окончания обучения философии у Эпиктета Арриан полностью посвящает себя служению Римскому государству. Случайно обнаруженная надпись упоминает Арриана в среде императорских делегатов в Греции под начальством Авидия Нигрина. Это относится к 116 г.[7] Тогда он был, видимо, уже сенатором. Задача комиссии состояла в том, чтобы определить точные границы "священной" земли Дельфийского храма. Делопроизводство велось на греческом и латинском языках. Это маленькая иллюстрация того, как императоры привлекали для подобного рода дел должностных лиц, уроженцев греческих городов. В годы 121-124 император Адриан присвоил Арриану звание консула[8]. От 131 до 137 г. он в качестве личного легата императора управлял провинцией Каппадокией, место - чрезвычайно ответственное. Каппадокия подвергалась тогда непрерывным нападениям со стороны аланов, и император Адриан вынужден был послать туда опытного в военных делах человека. По-видимому, выбор был сделан удачно. Об этом можно заключить по весьма живым суждениям о военных вопросах, включенных в рассказ Арриана о походе Александра. Солидные практические знания по военному делу Арриан получил, находясь на государственной службе, участвуя в походах. Однако данных для уточнения у нас нет. Путем умозаключений мы все же можем составить определенное мнение насчет знаний Арриана. Не имея собственного опыта, Арриан не смог бы разобраться в источниках, использованных им при работе над "Походом Александра". Замечания о сражении при Гавгамелах и в других пунктах, о боевых порядках войск Александра, пред почтение одних источников другим свидетельствуют не только о здравом смысле Арриана, но и о его глубоких знаниях. Из характеристики географических особенностей Истра, реки Инн и Савы можно заключить, что он здесь когда-то бывал[9]. Особенно характерно замечание Арриана о том, как римляне строили мосты.
Исследователь Арриана, анализируя соответствующее место в его труде, невольно сталкивается с вопросом: судил ли Арриан о той или иной проблеме только по источникам, или, заимствуя рассуждения из источника, прибавляет свои замечания, или, наконец, освещает проблему по собственным наблюдениям, как очевидец.
Труд Арриана допускает только это последнее толкование. За это говорит, во-первых, то обстоятельство, что замечание о приемах наведения мостов римскими солдатами здесь прерывает рассказ о продвижении Александра. Толчок к этому логическому отступлению дало размышление о том. как Александр перебросил мост через реку Инд. Арриан знает два вида мостов: постоянные мосты и мосты временные. Он считает, что Александр вряд л и строил мост таким путем, как строились мосты при Дарий через Дунай или при Ксерксе через Геллеспонт. Арриан пишет: "... или же мост устраивали тем способом, которым, в случае необходимости, пользуются римляне на Истре, на кельтском Рейне, на Евфрате и Тигре. Самый скорый способ устройства мостов у римлян, мне известный, это наведение моста на судах; я расскажу сейчас о том, как это делается, потому что это стоит упоминания"[10]. В первой части приведенного места Арриан воспользовался свидетельством Геродота, а рассказ о римском мостостроении изложен так, что приходится считать его воспоминанием из собственной практики. Особенно интересны заключительные фразы: "Все заканчивается очень быстро, и, несмотря на шум и грохот, порядок в работе соблюдается. Случается, что с каждого судна несутся поощрительные крики и сыплется брань на отстающих, но это не мешает ни выполнять приказания, ни работать с большой быстротой"[11]. Это описание как бы показывает нам военачальника Арриана, окруженного работающими саперами, который поощряет их криками или бранится. Этой детали он не мог вычитать в каком-либо источнике. Чувствуется, что старый офицер с некоторым волнением вспоминает случай из своей практики спешного наведения мостов, т. с. переправы через Рейн и Истр, Евфрат и Тигр во время военных действий. Эти наши рассуждения заставляют нас предполагать, что на каком-то этапе своей жизни он участвовал в указанных местах в военных действиях. Такие походы могли быть во время правления Адриана (117-138 гг.), когда римляне вели отчаянную борьбу за сохранение целостности империи против даков, кельтов и на востоке. Хорошую осведомленность Арриана, не только теоретическую, мы знаем по его работе о тактике, написанной им, по-видимому, в связи с наместничеством в Каппадокии. Вопросы тактики подвергались обсуждению еще при Траяне. В 136 г. император Адриан поручил Арриану составить новый труд по этому вопросу. По-видимому, Адриану хотелось, чтобы такая книга имела характер учебника[12] для подготовки военачальников и чтобы в ней учитывались новые тактические взгляды самого Адриана. Это пособие распадается на два раздела. В первом Арриан излагал тактику предшествующего периода, т. е. греков и македонцев, а вторая часть объясняла смысл и значение реформ Адриана в области кавалерийской тактики. Для первой части Арриану пришлось использовать специальную литературу, а во второй части он разъясняет специальную терминологию. К тому же кругу вопросов относится "История аланов", несомненно тоже возникшая во время управления им Каппадокией. Из этой книги сохранился отрывок "Построение против аланов", в котором излагается разница между греческой и римской тактикой.
С конца правления Адриана Арриан отстраняется от участия в римской государственной и военной жизни. Причины этого нам неизвестны. Но прекращение государственной и военной службы в Риме не означает полного отхода от дел для Арриана: отныне он, пожалуй, интенсивнее и больше, чем раньше, посвящает себя литературной деятельности, а должности он занимает только местного значения. В 147 г. Арриан избирается в качестве архонта-эпонима в Афинах и удостаивается гражданского права в демосе Пайании[13].
Пост этот большого политического значения не имел: архонт-эпоним возглавлял лишь коллегию архонтов, и по его имени назывался год - для узкого круга Афин. Конечно, Арриан мог занимать эту должность только с согласия римского императора. Дальше засвидетельствовано также, что Арриан в Никомедии был избран жрецом богинь подземного царства Деметры и Персефоны. Дальнейших сведений о его жизненном пути не встречается.
Книга Арриана "Об охоте" близко примыкает к Ксенофонту. Она написана еще в Афинах, когда Арриан находился под обаянием этого писателя. В этой работе он дополняет сведения Ксенофонта сведениями из охотничьей практики кельтов.[14]
Приходится сожалеть, что до нас не дошли биографии Тимолеона и Диона, интересовавших Арриана как стратеги. Они помогли бы нам, может быть, яснее представить себе, в чем заключаются особенности Арриана-биографа. Во II в. н. э. этот литературный жанр был уже разработан и представлен рядом крупных писателей, из которых наиболее известен Плутарх. Что, по представлению Арриана, входило в понятие биографии, необходимо знать при изучении его "Похода Александра", задуманного в значительной мере как биографическое произведение.
Арриану же принадлежит, вероятно, и утраченная биография разбойника Тиллобора[15]. Литературный интерес к жизнеописаниям "благородных разбойников" возникает еще в доэллинистическое время. Феопомп рассказывал о справедливом разбойнике или принце Бардулисе. Цицерон в трактате об обязанностях, на основании соответствующей литературы, говорит об организации взаимоотношении между разбойниками. Мы мало знаем о причине появления этой тематики. Стоики показывали на примерах этих "презренных" людей, что человеку прирождено стремление к некоторому порядку, стремление к этическим нормам. Может быть, Арриан-стоик именно с этой точки зрения интересовался их общественной жизнью.

Описание похода Александра

Центральное место в творчестве Арриана занимает, несомненно, его "Поход Александра". Это замечательное произведение - лучшее изложение деятельности Александра, которое написано в древности. Уже с чисто внешней стороны мы можем установить, что Арриан пишет под влиянием Ксенофонта. Так же, как Ксенофонт в своем "Походе 10000" рассказывает о походе Кира Младшего[16], Арриан шаг за шагом освещает поход Александра. Делится это произведение на семь книг - тоже в подражание Ксенофонту. До Арриана появилось немало произведений об Александре. Но авторы их не старались сообщить истину о делах и днях своего героя. Александр не нашел себе историка, который мог бы о нем рассказать "достойным образом"[17]. Если Арриан утверждает, что об Александре "не написано ни прозой, ни в стихах", то это, разумеется, не соответствует истине. Ведь в начале книги о "Походе" он утверждает, что "нет вообще человека, о котором писали бы больше и противоречивее". Арриан даже обещает упомянуть по мере необходимости "рассказы, которые ходят об Александре". Это и делается на протяжении всей книги. Свою оценку литературы об Александре Арриан заканчивает во введении словами: "Если кто изумится, почему мне пришло в голову писать об Александре, когда столько людей писали о нем, то пусть он сначала перечтет все их писания, познакомится с моими - и тогда пусть уж удивляется"[18]. Так что дело, конечно, не в отсутствии литературы об Александре, а в том, что с точки зрения Арриана как квалифицированного военного деятеля все эти писания не в состоянии дать адекватное представление об
Александре. И поэтому о полководцах, которых и сравнивать нельзя с Александром, знают значительно больше. Александр не нашел такого писателя, какого Кир нашел в лице Ксснофонта. Таким писателем для Александра хотел стать Арриан. Что Александр как полководец стоял неизмеримо выше Кира, это для Арриана было несомненно[19]. "Это-то и побудило меня писать о нем; я не считаю, что недостоин взяться за то, чтобы осветить людям деяния Александра. Поэтому, говорю, я и взялся за это сочинение. Кто я таков, это я знаю сам и не нуждаюсь в том, чтобы сообщить свое имя (оно и так небезызвестно людям), называть свое отечество и свой род и говорить о том, какой должностью был я облечен у себя на родине. Сообщу же я вот что: и отечеством, и родом, и должностью стали для меня эти занятия, и так было уже с молодости. Поэтому я и считаю, что достоин места среди первых эллинских писателей, если Александр первый среди воителей"[20]. Невольно напрашивается мысль, что план Арриана описать поход Александра созрел у него еще в молодости, и весьма вероятно, что не только ему самому, но и его друзьям и недругам такое предприятие казалось не соответствующим силам и положению Арриана, тем более, что существовали уже книги на эту тему. Только спустя многие годы, набравшись знаний в военной области и смежных с нею науках, накопив большой жизненный опыт, смог он осуществить этот замысел - стать Ксенофонтом для Александра. Исходя из этого, думается, что "Поход" был написан уже зрелым знатоком, каким рекомендуют его и сам рассказ, и его суждения. "Поход" написан, очевидно, в конце или вернее после окончания активной военной деятельности Арриана, т. е. после смерти императора Адриана. Интересно было бы знать, какая биографическая литература об Александре существовала до Арриана, о которой он отзывается столь неодобрительно в начале книги.
Мы знаем, что Плутарх интересовался жизнью Александра. До нас дошли отрывки на папирусах неизвестных авторов. Нам известно имя Сотериха, который при императоре Диоклетиане написал эпос о взятии Фив Александром Македонским. Еще в доримское время слагается "роман об Александре", особенно популярный в первые три столетия Римской империи. Во II в. н. э. излюбленной темой для риторических упражнений становится вымышленная переписка между Дарием и Александром. Такие письма еще и в недавние годы были обнаружены на папирусе в песках Египта. По сравнению с добросовестным трудом Арриана их историческое значение ничтожно. Особенно интересовались морализирующие трактаты нравственной оценкой Александра и (страница с рисунком. - Смолянин) вопросом о том, обязан ли Александр своими успехами собственным достоинствам или "счастью". Время императора Траяна особенно поощряло интерес к Александру и оценке его деятельности, так какТраян охотно сравнивал себя с Александром и благосклонно относился к тем, кто проводил это сравнение. Разумеется, что такое увлечение благоприятствовало появлению трудов об Александре и могло косвенно содействовать появлению "Похода Александра" Арриана. Возник вопрос: кто стоит выше как полководец - Александр или римские военачальники? Мы узнаем об этой проблеме из произведении софиста-оратора Элия Аристида (117-189 гг. н. э.). Он, разумеется, ответил весьма уклончиво: Александр, мол, крупнейший полководец, но управлять завоеванными территориями он не умел. Этим ответом он и не унизил македонского полководца, и сумел угодить римлянам. Но важна не постановка вопроса и его решение Элием Аристидом: интересно, при каких условиях Александр Македонский был признан официальным Римом как гениальный полководец. Одно лишь восхваление Александра не могло удовлетворить Арриана. В своем произведении он пытается при всем положительном отношении к своему герою признать и отрицательные черты его поведения.
Особое место у Арриана в его "Походе Александра" занимает описание Индии. Он очень интересовался этой страной. Это было свойственно всем грекам; Индия для них являлась тогда страной неизведанной, о ней доходили лишь отрывочные и противоречивые рассказы, разукрашенные мифотворчеством. Сказочники связывали подвиги античных богов с этой страной. В своем "Походе Александра" Арриан формулирует вопросы, на которые его читатели могли ожидать от него ответа: "В этой работе своей я ничего не пишу ни о законах, по которым они (т. е. инды, О. К.) живут, ни о диковинных животных, которые обитают в этой стране, ни о рыбах и чудовищах, которые водятся в Инде, Гидаспе, Ганге и других индийских реках; не пишу ни о муравьях, добывающих золото, ни о грифах, которые его стерегут. Все это рассказы, созданные скорее для развлечения, чем с целью правдивого описания действительности, так же как и прочие нелепые басни об индах, которых никто не станет ни исследовать ни опровергать"[21]. Он отдает должное открытиям Александра и его соратников в области жизни индов, географии края и т. д. Но он отказывается от мысли описать Индию подробнее, чем это допускают рамки рассказа о "Походе".
"Об индах, впрочем, будет у меня написано особо: я соберу достоверное в рассказах тех, кто воевал вместе с Александром: у Неарха, объехавшего Великое Индийское морс, в писаниях двух знаменитых мужей, Эратосфена и Мегасфена, и расскажу об обычаях индов, о диковинных животных, которые там водятся, и о самом путешествии по Внешнему морю"[22]. Он отказывается в соответствующем месте (по поводу движения брахманов) сообщить что-либо об их учении. Говорит только, что это - индийские мудрецы. "В книге об Индии, - замечает он, - я расскажу об их мудрости (если вообще она у них сеть)". И Арриан действительно написал книгу об Индии. Источником книги были сведения, сообщенные Неархом, руководителем флота Александра. Выполнив задание Александра (т. е. плавание от Инда по Внешнему морю), Неарх подробно отчитался перед македонским царем. "О плавании Неарха от Инда до Персидского моря и до устьев Тигра, - говорит Арриаи, - я напишу особо, следуя собственному сочинению Неарха - есть эта греческая книга об Александре. Сделаю я это потом, если желания и бог направят меня к этому"[23]. Только в одной части Арриан не выполнил своего обещания: об учении брахманов он не написал. Попытки уже древних писателей (например, Страбона) оспаривать подлинность сочинения Неарха об Индии несостоятельны. Недоверие Страбона основано на том, что некоторые детали описания Индии не могли быть объяснены наукой, современной Страбону. Нынешние знания географии подтверждают многое, что в свое время казалось невероятным.
Остальные сочинения Арриана не сохранились. Об этом приходится особенно сожалеть, так как в них рассказывалось о временах, которые плохо отражены в других источниках. Так, в частности, от 10 книг истории времени после Александра Македонского дошли до нас жалкие остатки. А ведь эти 10 книг были весьма подробным изложением только двухлетней истории диадохов, т. е. эллинистических правителей после смерти македонского завоевателя. Потеря труда "История Вифинии" (в 8 книгах), т. е. страны, где родился писатель, особенно досадна, потому что в этом труде Арриан, вероятно, собрал весьма интересные и достоверные сведения. Правда, сочинение это обнимало лишь начальный период истории Вифинии - до 75 г. до н. э., когда управлял страной царь Никомед III. Написал Арриан еще "Историю парфян", которая состояла из 17 книг. Ее особенный интерес заключался в том, что она была доведена до Парфянской войны Траяна (113-117 гг.), современником которой был Арриан. О времени написания этих произведений мы ничего не знаем, о характере их нам тоже весьма мало известно. Папирусные находки приносят от времени до времени сведения об эпохе диадохов, но как эти фрагменты относятся к сочинениям Арриана, установить не удается.

Источники Арриана

Один из основных вопросов для исследователей произведения Арриана о походе Александра Македонского - это проблема о его источниках, или иначе - о достоверности того исторического материала, который составляет костяк повествования. Важно также и то, как сумел Арриан использовать свои источники.
Еще при отце Александра. Филиппе, при македонском дворе существовала блестяще организованная канцелярия. Александр унаследовал этот институт и превратил его частично в свою походную канцелярию. В связи с большим размахом деятельности Александра увеличились и обязанности канцелярии, возрастало значение того аспекта ее деятельности, который связан был с подготовкой и ведением войн. За это говорит то, что во главе канцелярии стоял Эвмен из Кардии, человек, который во время похода привлекался в качестве руководителя конницы. Свой военный характер канцелярия сохраняла при Александре до конца его дней. Эвмену был присвоен титул "верховного секретаря". Через его руки проходила вся государственная переписка: письма царя, приказы, узаконения и т. д. В канцелярии хранились планы военных операций и отчеты о них, повседневные записи, в составлении и сохранении которых Александр был очень заинтересован. Благодаря этому сохранились даты сражения и описаний хода военных событий. Об организация канцелярий, так сказать, канцелярском стиле Македонии, мы можем получить представление по тем многочисленным документам, которые до нас дошли из канцелярии ответственных должностных лиц птолемеевского Египта, - я имею в виду так называемый "архив Зенона". Зенон был правой рукой Аполлония, ближайшего соратника Птолсмея II Филадельфа, главного управителя экономической жизни Египта. Услужливый Зенон с исключительной последовательностью следил за тем, чтобы каждый документ из переписки содержал следующие данные. При поступлении документа на оборотной стороне его писалось: кто является отправителем, кому адресовано письмо, в чем заключается содержание письма, где оно получено, дата получения, т. е. год, месяц, день, иногда час. Это давало возможность составлять при надобности сводки писем, отчеты и т. д. Так как в важных случаях в самом письме указывалось время отправления, эта запись на обороте письма служила оправдательным документом в случае возникновения вопроса о своевременности доставки (страница с рисунком. - Смолянин) письма и о своевременности выполнения поручений. Показательно в этом отношении письмо Аполлония Зенону. О но содержало приказ направить навстречу посланцам царя Боспора Пайрисада II транспортных животных. Письмо датировано (в переводе на современный календарь) 254 г. до н. э., 21 сентября. На обороте другой рукой, т. е. рукой секретаря Зенона, записано, что письмо получено того же года 22 сентября в 1-м часу и касается посылки транспортных животных для послов Пайрисада и послов города Аргоса. Думается, что такой четкий стиль регистрации документов практиковался издавна.
К сожалению, писем Александра Македонского в произведении Арриана сохранилось мало. Мы узнаем о письме Александра к афинянам, в котором Александр требует выдачи политических врагов. В нескольких словах приводится письмо к Олимпиаде, к матери, об индах. Интересны два письма к Дарию, жена которого, мать и дети оказались в плену у Александра. Письма эти приводятся подробно. Они возбудили большой интерес у читателей и стали темой риторических упражнений, как было уже сказано. В подлинности этих писем исследователи сомневались, пока одним из русских ученых она не была доказана[24]. В письмах содержались и частные сведения, и политические. Они сохранились до Арриана, по-видимому, вместе с исключительно важным документом - "дворцовыми дневниками", которые, как полагают, велись с начала правления Александра. Мы не знаем, производились ли записи с такой же подробностью во всех частях этих "дневников", как в той части, о которой труд Арриана оставил более подробные сведения[25]. Здесь в исключительной последовательности рассказывается о том, как протекала последняя болезнь Александра. По-видимому, о "знамениях" здесь мало говорилось. А все подробности, касающиеся управления государством, приказы, политические события, отправление корреспонденции и изменения в личном составе учитывались в строго хронологическом порядке. Ведение этих записей требовало вдумчивой. работы очень понимающего и ответственного лица. Возглавлял эту работу тот же Эвмен. Все деятели из окружения Александра, благодаря наличию "дневников", всегда могли быть в курсе тех дел и событий в государстве, которые их касались.
В "дворцовых дневниках" подробно рассказывалось о болезни и смерти Александра. Нельзя допустить, что при наличии подобного рода подробных записей Арриан ими не воспользовался бы должным образом. Дошли до нас глухие сведения о том, что какой-то историк Страттид из города Олинфа специально занимался эфемеридами Александра и написал, между прочим, 5 книг о его смерти. Возможно, что эта запись в "дневниках" настолько выделялась своей подробностью, что останавливала внимание не только Арриана. Ведь и с политической точки зрения последние дни жизни Александра приковывали внимание потомков. Всех должен был интересовать вопрос, умер ли Александр в результате болезни, или его отравили, - ядом часто пользовались и при македонском дворе, и при других эллинистических дворах[26]. Записано, как происходило прощание Александра с войском. Поднимается и важнейший вопрос: были ли сделаны распоряжения Александра о "престолонаследии". Особенно важно, что, по свидетельству Арриана, главные его источники, Аристобул и Птолемей, писали примерно то же самое, что стояло в "дневниках". Эти подробные сведения отображают повседневный быт Александра, разумеется, в несколько необычной обстановке. Вопрос о наследнике не был решен Александром: заявление, что он завещает свое царство "наилучшему", толковали оставшиеся его сподвижники по-разному. Слово "наилучший" не совсем исчерпывает значение греческого термина, содержащего еще оттенок "наихрабрейший". Думается, что эти слова "отредактированы" в "дневниках" несколько тенденциозно, как и последующее указание Александра на то, что после его смерти произойдет большая борьба. Она развязалась почти сразу же. Естественно, что Александр ее предугадать не мог, да и предсмертная агония лишила его возможности политического пророчества.
Помимо "дневников" Арриан пользовался и литературными трудами. Если в "дневниках" можно усмотреть некоторые следы тенденциозной обработки, то в литературных трактатах, которые были в распоряжении Арриана, места для политических разноречивых тенденции было много. Некоторые авторы стояли на стороне Александра, другие в большей или меньшей степени были настроены к нему враждебно. Положение Арриана было сложное. Он следовал только рассказам современников-очевидцев: Птолемея, сына Лага, и Аристобула, сына Аристобула. Мотивирует он этот выбор тем, что они имели возможность видеть то, что делал Александр, так как участвовали в походе. Птолемея, который сам стал царем, первым эллинистическим правителем Египта, его официальное положение лишало возможности искажать истину. Другие многочисленные авторы описаний жизни и деятельности македонского царя писали тенденциозно: жившие еще при Александре побаивались его и поэтому писали только то, что ему было угодно, остальное же умалчивали или приукрашивали, рассчитывая на вознаграждение или надеясь сделать карьеру за изложение, угодное могущественному царю.
Птолемей - крупный военный и политический деятель - пришелся Арриану особенно по вкусу. Ему очень понравилась осведомленность Птолемея в военном искусстве того времени. Выходец из старой македонской знати, опытный полководец, трезвый политик, этот основоположник птолемеевской династии Арриану был известен не по одному походу Александра. После смерти царя-завоевателя Птолемей участвовал в борьбе между диадохами. Когда монархия Александра распалась, Птолемей сумел стать сатрапом в Египте, пользуясь и хитростью, и мечом. Он не стремился к восстановлению царства в объеме завоеваний Александра. Реалистический деятель, трезво учитывая ситуацию, он решил ограничить свою власть в основном Египтом, и несмотря на то, что после Александра существовал ряд правителей, законных наследников македонского царя, Птолемей сохранил свою независимость и самостоятельность своей страны. Авторитет своего правления он повысил тем, что сумел прах Александра "приютить" в Египте и объявить себя продолжателем покойного, а свое правление выдавать за прямое продолжение его политики. В 304 г. он заменил титул сатрапа царским титулом и лишь в глубокой старости уступил свое место сыну своему, Птолемею II Филадельфу, которого он еще за два года до своей смерти назначил соправителем. Все это было Арриану известно. Как называлось произведение Птолемея, легшее в основу сочинений Арриана, мы не знаем. Особенно уверенными становятся суждения Арриана, когда сочинения Птолемея и Аристобула совпадают в своем содержании. Но это не всегда имеет место. В таком случае Арриан выбирает, отдавая предпочтение обычно Птолемею.
Об Аристобуле мы знаем очень мало. Он умер в Кассандрии, в преклонном возрасте: есть сведения, что он дожил до 84 лет. Хотя Арриан и говорит, что Аристобул участвовал в походе Александра, однако имеется только одно упоминание о том, что Аристобул выполнял приказ македонского полководца: ему было приказано привести в порядок могилу Кира. Поручение имело политическое значение, так как Александр после сближения с персидской аристократией очень дорожил святилищами своих новых друзей. Могила Кира после ее восстановления охранялась, в вход в нее был опечатан царской печатью.
Личность Птолемея[27] и его деятельность, его интересы и осведомленность в военном деле выступают в изложении Арриана резко и определенно. Мы узнаем, что Птолемей оказался верным Александру в трудную минуту жизни[28]. Он состоял в свите Александра во время битвы с Дарием. Мы читаем, как Птолемей стал "телохранителем"[29]. Этот испытанный друг Александра вес чаще и чаще выполняет ответственные поручения царя. Об этом и рассказывал Птолемей. По-видимому, его труд представлял собой переработанный после смерти Александра личный дневник. В нем подробно сообщалось о под готовке осад, сражений, говорилось также о том, как Александр в интересах сбережения сил войска избирал такие планы, которые не требовали больших потерь. Если Птолемей давал географические описания местности, то только такие, которые объясняли ход наступления: чисто географические проблемы его не интересовали. Так, он интересуется рекой Индом только в связи с планом переправы через него. Птолемей участвовал в переписке Александра с женой и матерью Дария. Ему поручается пленение Бесса. Он руководил сожжением индийского мудреца Калана. На рассказе Птолемея лежит, конечно, налет некоторого излишнего подчеркивания своих заслуг, похожего на бахвальство. Так, в рассказе о борьбе с коссеями Арриан, следуя Птолемею, пишет: "Ему (т. е. Александру, - O. K.) не помешали ни зима, ни бездорожье - ни ему, ни Птолемею, сыну Лага, который командовал частью войска[30]".
Не следует, однако, упрекать Арриана в пристрастии. В одном случае он пользуется свидетельством Аристобула, чтобы изобличить Птолемея. Птолемей пространно расписывает[31], какие он преодолевал трудности, чтобы по приказанию Александра поймать бежавшего Бесса, а Аристобул рассказывает, что Бесса привели к Птолемею персидские военачальники, "передали его Александру голого и в ошейнике". Откуда у Аристобула такие сведения, мы не знаем, но сам по себе этот более простой рассказ довольно правдоподобен.
Если, таким образом, Птолемей как источник вырисовывается довольно определенно, то особенности повествования Аристобула менее ясны. Он любил географические экскурсы[32], охотно говорил о чудесных знамениях и вообще о сверхъестественных явлениях. Так, он подробно рассказывает о сириянке, находившейся при Александре, "одержимой божеством", предупреждавшей его о предстоящих бедствиях[33], и также подробно останавливается на "знамении" перед последней болезнью Александра[34]. Очевидно, об этом в "дневниках" не было ни слова, иначе Арриан не сослался бы специально на Аристобула. Вообще он любил рассказы о чудесном. Эта страсть Аристобула хорошо иллюстрируется обоснованием, почему Александр встреченный на пути остров назвал Икаровым[35], или эпизодом с моряком, надевшим случайно диадему Александра[36]. По-видимому, Аристобула не столько интересовала судьба моряка, сколько то, что этот случай тоже был использован как "знамение", предвещавшее смерть Александру, а Селевку "великое царство". Что Аристобул был знаком с перепиской своего начальника, видно из сведений, имевшихся у него по делу Дария. Да, пожалуй, и сообщение о плане Дария, перехваченное Александром, характеризует Аристобула как человека, знавшего о переписке македонца[37]. В "дневниках" об этом не было ни слова, а Птолемей о данном документе ничего не написал. Иногда свидетельства Аристобула говорят не в пользу деятельности Александра. Так, по словам его[38], значительная часть отправленного против скифов войска погибла, попав в засаду, устроенную скифами. У Птолемея, по-видимому, этот эпизод не был упомянут. Не исключено, что Аристобул, увлекаясь рассказом, сказал то, чего он знать не мог. Не в пользу Александра говорит и рассказ о взятии "Седьмого города" в Скифии. Арриан пишет: "... по словам Птолемея, жители сдались сами; Аристобул же рассказывает, что и он был взят приступом и что перебили всех, кого там захватили. Птолемей же говорит, что Александр роздал людей своим солдатам и приказал им держать их в цепях до тех пор, пока он не уйдет из этой страны: пусть не останется никого из участников восстания"[39]. Возможно, что Птолемей в своих записях проявлял тенденцию смягчить сведения о жестокости Александра. Там, где Арриан сохранил нам противоречивые показания Аристобула и Птолемея, более здравый смысл и большая осведомленность последнего не подлежат сомнению. Взять хотя бы описание битвы с сыном Пора. Дело касается переправы через Гидасп. Аристобул говорит, что в распоряжении Пора было 60 колесниц, выделенных ему отцом для встречи Александра, и что Пор дал Александру возможность переправиться через реку. Арриан же указывает, что по другим рассказам Пор вступил в сражение с Александром на месте высадки и что Пор прибыл с большим войском. Птолемей, наконец, тоже указывая на наличие большого войска, рассказывал так убедительно о столкновении между Пором и македонским царем, что Арриан следовал только его сообщению[40]. Из неоднократных упоминании Арриана, что он следует только показаниям Аристобула и Птолемея, вытекает с очевидностью, что если на эти два источника не делается ссылок, то он следует версиям других писателей, о которых мы ничего не знаем. Порой отсутствие свидетельств Птолемея и Аристобула заставляют высказаться Арриана и на основании собственного опыта[41]. Арриан нашел ссылку на то, что римляне отправили к Александру, уже прославленному своими завоеваниями, посольство и что Александр предсказал Риму будущую его мощь. "Я сообщаю об этом, как о событии не безусловно достоверном, но и не вовсе невероятном. Следует, однако, сказать, что никто из римлян не упоминает об этом посольстве к Александру и о нем не пишут ни Птолемей, сын Лага, ни Аристобул, историки Александра, которым я наиболее доверяю"[42]. Правда, тут Арриан, сообщая об этом посольстве, называет имена авторов: это Арист и Асклепиад. Диодор[43], отражая версию, сообщает, что к Александру потянулись посольства от всех, кто населял северное побережье Средиземного моря и вплоть до Геркулесовых Столбов, т. е. кельты и иберийцы. Несмотря на то, что привязанность Арриана к Риму могла бы заставить его поддержать эти лестные для Рима сведения, он отвергает их. Асклепиад известен только по этому месту Арриана. А Ариста мы знаем еще по Страбону[44], сообщающему, что он родом с острова Саламин и жил позже Аристобула.
Иногда Арриан повествует о событиях, о которых его основные источники не упоминают; они сами по себе возбуждали сомнение в достоверности. В этих случаях ссылка на отсутствие соответствующих сведений у Аристобула и Птолемея означает, что Арриан этих рассказов не признает. К таким сообщениям относятся рассказы об организованном якобы Александром торжественном шествии через Карманию: Александр будто бы возлежал на двух соединенных вместе коврах и, сопровождаемый солдатами, под звуки флейты прошел этой пышной процессией, называвшейся "триумф", в подражание вакхической свите бога Диониса. Арриан высказывает по этому поводу сомнение: "У некоторых писателей есть рассказ, не заслуживающий, по-моему, доверия... Об этом, однако, не пишут ни Птолемей, сын Лага, ни Аристобул, сын Аристобула, и вообще никто, чьему свидетельству об этом можно было бы поверить"[45]. Арриан, по-видимому, отвергает также рассказ о том, что Атропат, сатрап Мидии, привел к Александру сотню женщин-амазонок, что Александр велел убрать их из войска и якобы дал знать царице амазонок, что он придет к ней, так как желает иметь от нее детей. "Обо всем этом, - говорит Арриан, - нет ни слова ни у Аристобула, ни у Птолемея, вообще ни у одного писателя, рассказу которого о таком исключительном событии можно было бы поверить"[46]. Есть и другие расхождения между Аристобулом и Птолемеем, которые объясняются лучшей осведомленностью Птолемея. К ним относятся, например, сведения о марше Александра с войсками через пустыню. Птолемей утверждает, что перед войском появились две змеи, наделенные голосом. Аристобул же говорит о двух воронах, летевших перед войском. Арриан утверждает, что рассказ Аристобула является обычной версией. Он признается в том, что допускает божественную помощь Александру: это правдоподобно само по себе, если проследить удачу этого полководца. Но разноречивость этих версий заставляет усомниться в точности сведений. Скорее всего следует считать, что Птолемей рассказывает легенду, возникшую на территории Египта, в египетском стане. По существу, конечно, версия большинства, которой придерживается и Аристобул, заслуживает предпочтения, так как по рассказам путешественников вороны и хищные птицы в пустыне встречаются нередко и это считается признаком близости источников[47]. Эпизод о возвращении в Египет Арриан тоже читал в двух изложениях: Аристобул рассказывает, что Александр вернулся в Египет той же самой дорогой, которой ушел, а Птолемей говорит, что он пошел другой прямо на Мемфис. И тут версия Птолемея лучшая, так как все легенды об Александре и его посещении Мемфиса он узнал из египетских источников. Здесь, кстати, следует сказать, что при всей реалистичности рассказов Птолемея об Александре в них есть мистические и религиозные элементы. Религиозные обряды необходимы были полководцу Александру для того, чтобы воздействовать на войско, которое должно было верить, что боги относятся к нему благожелательно. Отсюда неоднократные обращения Александра к оракулам и гадателям снов, ссылки на верования к знамения. Присутствие в свите Александра специалиста по толкованию снов и предзнаменований следует считать неоспоримым фактом. Греки и другие участники громадной армии Александра веровали в своей массе в сны. А так как поход с его опасностями вселял в солдат опасения за жизнь, гадание снов и толкование предзнаменований в таких рамках, как об этом рассказывает Арриан, были в порядке вещей. Кроме того, сам поход диктовал необходимость обращения к помощи богов: предварительно требовались жертвоприношения, давались богам священные обеты; за благополучный исход просители обещали богам какое-нибудь "вознаграждение", знак благодарности. Многочисленные, дошедшие до нас, надписи свидетельствуют о боязни водных путей, путешествий и переходов. Многочисленные надгробия свидетельствуют о том, как много погибало путешественников в волнах морей. Даже простая поездка из Александрии в Италию рассматривалась уже как "великая опасность". В гавани города Александрии иждивением крупного политического деятеля, друга Птолемея II, был построен знаменитый маяк Фар, который должен был тем, кто разъезжал по морям, обеспечить въезд в гавань; он был посвящен "богам-спасителям", т. е. всем тем богам, которых просили о спасении мореплаватели. Когда Александр переправился с войском через Истр, он "разрушил город и на берегу Истра принес жертву Зевсу-Спасителю, Гераклу и самому Истру за то, что он позволил ему переправиться"[48]. Здесь Зевс назван Спасителем: это, разумеется, самое распространенное его культовое прозвище; Геракл назван как легендарный предок Александра, а Истр - олицетворенное название реки Истр, бог Истр. Соблюдение Александром других религиозных обрядов - в интересах ли похода или в личных[49] - Птолемеем не обсуждалось.
Нельзя считать источниками Арриана ни Ктесия, ни Гекатея, ни Геродота, ни Ксенофонта. Высоко ставил Арриан Эратосфена из Кирены, крупного ученого (III в. до н. э.), одного из руководителей знаменитой библиотеки в Александрии. Он считал его большим знатоком географии Индии, так же как и Мегасфена (IV в. до н. э.) и Неарха, флотоводца Александра, и использовал всех этих писателей, когда создавал свою "Индийскую историю" ("Indica"). При всем уважении к Эратосфену Арриан не все его показания берет на веру. "Что касается меня, пишет он, - то я не во всем согласен с киренцем Эратосфеном, по словам которого, рассказы македонцев о том, что совершено богами, имели целью только польстить Александру и сверх меры возвеличить его"[50]. Арриан большое доверие питал и к Мегасфену. В своем труде он предпочитает пользоваться свидетельствами исследователей, лично наблюдавших события и объекты, о которых они пишут. А об Мегасфене Арриан знает, что Индия потому ему хорошо знакома, что он жил у Сибиртия, сатрапа Арахозии, и часто бывал у индийского царя Сандракотта.
Этот краткий перечень далеко не исчерпывает источников Арриана. Особенно мало мы можем сказать о тех писателях, на которых он ссылается, но которых не называет по имени. А таких было немало. Поучительным примером служит рассказ Арриана о столице Сарданапала. Содержание его таково: Александр вышел из Тарса и прибыл в город Анхиал, который, по преданию, основал ассириец Сарданапал. Внимание Александра привлек могильный камень Сарданапала, изображенного во весь рост. Руки его были сложены так, как складывают обычно при хлопании в ладоши. Под памятником находилась надпись на ассирийском языке. "Ассирийцы говорили, что это стихи".Дальше Арриан передает содержание надписи, в которой Сарданапал с гордостью сообщает о том, как он построил в один день города Анхиал и Тарс, и приглашает путников есть, пить и забавляться. "Все остальное в жизни не стоит и этого": намек на тот звук. который издают хлопающие ладони[51]. Сарданапал не является исторически определенным лицом. В греческой литературе он выступает как человек, предававшийся всю жизнь чрезмерным наслаждениям. Он считал, что жизнь коротка, поэтому необходимо торопиться жить, чтобы не упустить никаких наслаждений. Кроме наслаждений, в жизни ничего ценного нет. Ряд писателей, высказывавшихся о Сарданапале, истолковывали жест ассирийского царя не как аплодисмент, а как щелчок, который своим кратким звуком символизировал никчемность, бренность всей жизни. Но в интересующем нас тексте несомненно говорится об аплодисменте, и Арриан, по-видимому, связал этот жест с приглашением веселиться. Археологические раскопки в этих местах и в наше время обнаружили фигуры, у которых руки сложены на животе, жест, который видевший не мог толковать как щелчок. Каллисфен (фрагмент 32) говорит, что Сарданапал был изображен с высоко поднятыми над головой руками, как для щелчка. Плутарх прибавляет, что поза ассирийского царя изображала "варварский танец", руки были подняты над головой. Стихи, которые якобы находились на этом памятнике, передаются самым различным образом. И только Каллисфен вместо слова "забавляйся" употребляет неприличное выражение, на которое намекает Арриан. У некоторых греческих писателей слова надписи приведены в стихотворной форме. По-видимому, в свите Александра знали греческую легенду о "Сарданапале". Она передается от писателя к писателю, начиная с Геродота (II.150). Увидев статую, они определили се как изображение этого классического прожигателя жизни. Жест этой статуи - сложенные на животе руки - они стремились примирить со словами греческих стихов. Прочитать эти слова вряд ли кто из свиты Александра был в состоянии. Откуда у Арриана сведения об этом эпизоде, сказать трудно. Афиней[52] ссылается на Аристобула, который в словах, чрезвычайно близких, говорит об этой статуе (цитата из Аристобула у Афинея дословная). Однако жест по Аристобулу - жест щелчка, произведенного одной рукой ("свел пальцы правой руки, как для щелчка"), Арриан изменил описание жеста по-своему и этим создал версию об аплодисменте. Историю греческих стихов очень трудно восстановить: она к нам и не относится. Мы, таким образом, восстановили еще одно свидетельство Аристобула, любителя отступлений от хода рассказа и любителя легенд. Кроме того, мы убедились, что Арриан, пересказывая сведения источников, не всегда, видимо, был точен.

Войска Александра

Организационные формы армии Александра были в значительной степени унаследованы им от Филиппа[53]. Однако во время грандиозного, длительного передвижения войска на восток происходили значительные перемены в структуре войска, произведенные Александром или его помощниками по мере необходимости или по образцу персидских обычаев, которые Александр творчески воспринимал для того, чтобы поднять боеспособность македонской армии. По мере продвижения на восток македонцев становилось все меньше (из-за потерь в боях), так что без значительного привлечения туземного населения военные силы Александра оказывались явно недостаточными. Вовлечение местных жителей в армию имело своим последствием уравнение в правах македонцев и персов, участвовавших в походе. Организационные формы войска Александра Македонского определялись традициями тех отдаленных времен "гомеровской" эпохи, когда военные силы возглавлялись "царем" и его дружиной. В войсках Филиппа и его наследника "друзья" - члены дружины - назывались "гетерами". В других частях древнего мира они назывались на каждом языке терминами, означающими "друзья". Но гетерами обозначались вообще все близкие царю должностные лица. Этот термин у македонцев был идентичен термину гомеровского эпоса. У остальных греков он обозначал довольно узкий, замкнутый круг родовой знати. Традициями глубокой древности был освящен "совет гетеров", решавший наиболее важные вопросы в жизни государства. Но надо у честь, что у же Филипп вовлекал в свои военные силы немакедонцев. В таком пестром, смешанном войске наибольшим доверием были, конечно, наделены македонские воины и их военачальники - гетеры. Первоначально знать, т. е. гетеры, приближенные царя, были начальниками конницы. Конница в македонском войске распадалась на "илы". Существовало семь ил, носивших названия областей, из которых они набирались. Восьмая ила называлась "царской". Из названий ил по городам и областям можно заключить, что войско набиралось по территориальному принципу. Только восьмая ила создавалась по другому принципу и составляла нечто вроде царской конной гвардии. Верховное командование принадлежало "гиппарху" - начальнику конницы. Громадные расстояния, преодолеваемые македонским войском во время похода на восток, чрезмерное удаление от своей македонской базы, создание обширной разноплеменной империи за счет завоеванных земель - все это заставляло Александра пополнять ряды конных войск солдатами из других народностей и отказаться от территориальных прозвищ ил. Взамен этого вводятся гиппархии, подразделениями которых становятся илы. Термин "гетеры", кроме кавалерии, распространяется и на другие виды войск. Наряду с конницей гетеров македонское войско располагало и пехотой знатного, т. е. македонского, происхождения - это была "пехота гетеров". Ее иногда по виду построения называли "фалангой". Первоначальный состав этой пехоты в дальнейшем пополнялся солдатами немакедонского происхождения. Вооружение было тяжелое: шлем, щит, поножи и так называемая "сарисса", т. е. такое большое копье, которое нужно было держать обеими руками; оно служило для ударов по вражеской пехоте. Пешее войско разделялось на полки. Первоначальный принцип набора и для пеших полков был территориальным: по-видимому, князья приводили своих воинов из возглавляемых ими областей. Количество воинов, составлявших один полк, вряд ли было регламентировано. Пешие полки делились на "лохи", во главе которых стояли предводители лоха, или "лохаги". Лохи делились на "декады" под начальством "декадархов". Декада буквально значит "десяток", но это название уже в интересующее нас время имело чисто условное значение. Особую группу пеших войск образуют "щитоносцы". Точное значение этого термина неясно. Существует много толкований: одни полагают, что щитоносцами назывались воины, к обязательному вооружению которых принадлежит щит, в противоположность тем войсковым частям, которые щита не носили; другие думают, что щитоносцы носили щиты особой формы или размеров; третьи определяют их как особую часть войска, состоящую из оруженосцев царя. Часть щитоносцев составляет так называемую "агему". Так же как в коннице существовала царская ила, в пеших частях находилась "царская агема", или агема македонцев. Это была отборная часть пехотинцев.
В македонских войсках наблюдается большая пестрота названий частей, свидетельствующая о том, что и набор производился по-разному. Назывались они по роду оружия, по этнической принадлежности и некоторым другим признакам. Так, инородцы иногда просто назывались по племенному своему составу. В войске Александра были, например, фракийские конники, пешие фракийцы. Особую роль играли агриане. Они постоянно находятся в составе легких нападающих подразделений, вооруженных дротиками. Их вождь Лангар был в дружбе с Александром, а до него с Филиппом. Они обычно располагались на флангах. В составе македонских войск находились и фессалийские всадники, всадники-сариссоносцы, т. е. вооруженные длинными и тяжелыми копьями сариссами. Существовали кавалерийские отряды под названием "бегуны", или "предшественники"[54], их задача не совсем ясна. Часто говорят о пэонах-бсгунах. В войске Александра некоторые племенные названия означали и особенный род войска, по-своему вооруженный, особо построенный, действующий своими приемами. Вероятно, так было с пэонами, агрианами, фракийцами и другими племенами. Новшеством эллинистического времени было введение не только придворных, но и военных званий. Ближайшее окружение царя составляли "телохранители", т. е. доверенные люди, которым вменялось в обязанность охранять неприкосновенность царя. Во время похода и в боевой обстановке состав этого окружения подвергался изменениям и функции его значительно менялись. При персидских царях и князьях придворные обычаи имели много общего с обычаями македонского двора. Поэтому ряд званий, которые считаются македонскими, на самом деле азиатского происхождения. Возможно, что не только македонцы знали "друзей" в окружении царя, но и другие, неевропейские племена. Что Александр заимствовал ряд званий у персон, об этом рассказывает Арриан.
По персидскому образцу было введено звание "родственников" царя[55]. Так, один из заслуженных командиров конницы "друзей" напомнил Александру о причине недовольства македонцев: "Македонцев огорчает то, что ты уже породнился с некоторыми персами: персы зовутся "родственниками" Александра и целуют тебя; из македонцев же никто не вкусил этой чести". Что это был персидский обычай, подтверждают и другие писатели[56]. В эллинистических армиях со времен Александра появляется титул - "равный по достоинству"[57]. Полностью этот титул гласит: "равные родственникам царя по достоинству". Это исконно персидское звание расширяет круг родственников царя: им по знатности приравнивают людей, не находившихся с царем в родстве. Своеобразные отряды составляли "потомки": "Пришли к нему сатрапы из новых городов и завоеванных земель; с ними прибыло около 30000 юношей, вошедших в тот возраст, о котором Александр говорил, что это "потомки"". Это были молодые люди, которых Александр велел воспитывать в македонском духе для пополнения армии[58].

Отношение Арриана к Александру

Арриан в Александре видит исключительно выдающегося политического и военного деятеля. Его как специалиста привлекают описания приготовлений Александра к осадам, проведение осад, боевые порядки войск и использование различного вида вооруженных сил в сражении. Он пишет не только биографию своего героя, сколько записывает все дела Александра-полководца. "Нет другого человека, который - один - совершил бы столько и таких дел; никого нельзя ни v эллинов, ни у варваров сравнить с ним по размерам и величию содеянного"[59]. Несмотря на столь положительный отзыв, Арриан далек от того, чтобы не замечать отрицательных сторон македонского полководца и не порицать его. Критическое свое отношение к Александру он резюмирует в последних частях своего труда. Арриан отмечает, что Александр чрезмерно любил похвалу. Это мы видим на протяжении всего рассказа. Возражение, несогласие с ним доводили его до отвратительных проявлений вспыльчивости.
Арриан несомненно сочувствует смелости Каллисфена, который критикует пристрастие Александра к сверхчеловеческим почестям, его отступление от македонских и общегреческих обычаев. Даже если в соответствующих частях рассказа Арриан недостаточно резко выступает против такого поведения своего героя, уже одно то, что он весьма подробно рассказывает о возмущении Каллисфена и других македонцев и греков, свидетельствует, что в глубине своей души он сочувствует недовольным. А в конце произведения Арриан стремится объяснить проступки Александра. Нужно сказать, что эти объяснения очень похожи на оправдание. Он объясняет большинство проступков молодостью Александра, увлечением удачей, угодничеством окружения. Возведение своего рода к богам нужно было Александру для того, чтобы царская власть в глазах подданных была религиозно санкционирована. Чтобы как-то оправдать ее существование, Александру надо было обосновать ее божественным происхождением, показать, что она является просто продолжением царской власти "гомеровской" эпохи. Арриан должен был бы бичевать такое заблуждение Александра, настаивать на надуманности происхождения от божественных предков. Но вместо этого, замалчивая эту оскорбительную для греков фикцию, он выводил право Александра на царскую власть из величия его деятельности. Он призывает читателей к тому, чтобы они меньше подчеркивали предосудительную сторону его деятельности, а больше признавали историческую обоснованность его достоинств. Александр, так рассуждает Арриан, значительно уменьшает свои проступки тем, что он в них признается[60]. Угодничество окружения, выражающееся в восхищении его поступками, замечается и в толкованиях сновидений и предсказаний; они, мол, даже в интересах македонцев. Если же греки (страница с рисунком. - Смолянин) и македонцы чувствовали себя оскорбленными тем, что Александр вводил персидские обычаи, то это недоразумение: Арриан в этом видел преимущественно желание Александра стать персидскому народу более понятным, более близким. Кроме того, он этим способом хотел обуздать заносчивость македонцев-победителей. По-видимому, Арриан своим преклонением перед Александром воздал дань обстановке императорского Рима, правящая верхушка которого безоговорочно одобряла поступки Александра. Арриан как будто опасается этого и в последних словах своего труда объясняет, что он бранит дела македонца только из стремления к правде и желая принести пользу читателям.
Любопытно отношение Арриана к источникам. Он предпочитает такие свидетельства, которые логично, последовательно, без прикрас излагают деятельность Александра. Если в его распоряжении оказывается несколько противоречивых источников, он, приводя ради занимательности часто даже такие утверждения, которым верить нельзя, высказывает свое неодобрение[61].
Арриан писал во II императорском веке, т. е. в эпоху так называемой "второй софистики", когда появились риторы-декламаторы, создавшие особенно роскошный стиль с риторическими фигурами, ритмической прозой и иногда отталкивающей читателя пышностью речи. Самой большой похвалой для Арриана служит то, что он очень далек от этого недостатка повествовательной литературы. Единственными риторическими эффектами у него были разве блестяще написанные речи. Нельзя предполагать, что Арриан их нашел у Аристобула или Птолемея. Он их, вероятно, сам составил, исходя из описываемой ситуации. Если этих речей и не было, то они могли бы быть произнесены теми лицами, которым их приписывал Арриан. Таков был литературный стиль древних. Так писали Геродот, Ксенофонт, Фукидид, так писал Цезарь и многие другие. Некоторые речи нельзя читать без волнения. К таким речам (иногда даже диалогам) относится речь Пармениона[62] и ответ Александра по поводу переправы через реку Граник, речь Александра о походе на Египет[63], речь Каллисфена[64] о его миссии при Александре и о поведении последнего. В виде прямой речи изложено распоряжение, которое Александр дал Кратеру[65], Птолемею[66].
Особо нужно выделить выступление Александра перед военачальниками, в котором он стремился поднять настроение войска[67]. Эта речь широко освещает достижения армии Александра - ее завоевания и стратегическое положение. Особенно интересен ответ старого заслуженного воина Кена[68]. В нем Арриан, сам того, может быть, не желая, излагает устами оратора одну из основных причин крушения похода Александра. Кен в скромной трезвой форме напоминает Александру о больших потерях, понесенных армией за истекшие годы похода: "Ты видишь сам, сколько македонцев и эллинов ушло вместе е тобой и сколько нас осталось". Много солдат выбыло, когда у жителей Фессалии отпала охота "нести тяготы войны и походов". Их Александр отпустил домой. Греков селили в новые, основанные Александром города (не все остались там добровольно). Много народу погибло в боях. Неспособные по возрасту и состоянию здоровья продолжать поход "рассеялись кто где по Азии". Много народу умерло от болезней. Эти и другие причины значительно подорвали боеспособность армии. Отсюда и мучительная тоска по родине.
Среди других речей следует еще отметить обращение Александра к войску после казни 13 македонцев[69]. Он выступил с восхвалениями Филиппу, отцу, указал на рост культуры у македонцев, подробно рассказал о том, как они получили власть над Элладой. Александр подчеркивал свои заслуги перед общим делом, щедрость свою и указал на большую демобилизацию войск. Некоторые из этих речей являются образцом ораторского искусства[70].
Следует еще отметить нравоучения, морализирование. Оно тоже входит в стиль писателей - современников Арриана. Но у Арриана их очень мало. Среди них следует особенно обратить внимание на восхваление умеренности, на умение обуздывать себя. "Так уменье владеть собой и себя обуздывать внушает уважение даже врагам"[71]; "ничто не дает человеку счастья, если этот человек, совершая великие, как кажется, дела, не обладает в то же время уменьем себя обуздывать"[72]. Когда Арриан рассказывает, что разгневанный поведением Клита Александр убивает его, он довольно резко упрекает Александра: "Я сильно порицаю Клита за его дерзкое поведение с царем; Александра я жалею в этой беде; он обнаружил, что находится во власти двух пороков, а именно, гнева и пьянства - разумному человеку не подобает быть во власти даже одного из них"[73]. Это были те недостатки, которые Арриан обнаружил в поведении Александра. Правда, кроме указанных, Арриан еще и в других местах своего труда высказывает свои моральные принципы, касающиеся самых различных вопросов. Так, он рассказывает, что Александр, увидев дочь Оксиарта, Роксану, "влюбился в нее". Но Александр "не захотел обидеть пленницу и счел се достойной имени жены... Он... сумел обуздать себя, хотя был молод и находился на вершине счастья, когда люди позволяют себе все. Он же отнесся к женщине с уважением и жалостью; проявил большое самообладание и вполне уместное желание доброй славы"[74]. Очень высоко ценил Арриан храбрость Александра, вернее, тот идеал храбрости, который современники Александра связывали с именем македонца. Когда однажды Парменион стал уговаривать Александра напасть на персов ночью, когда те никакого нападения не ожидали, Александр, якобы, ответил, "что стыдно Александру красть победу: ему надлежит победить в открытую, без хитростей"[75]. Хотя эти слова, как каждому понятно, не могли быть искренними (мы видим, что Александр пользовался любыми хитростями, любым обманом, добиваясь победы), македонец и во врагах своих ценил смелость. Свидетельством этому является его отношение к сыну царя Пора. Он, уговаривая войска вторгнуться в персидские владения, даже прибег к хитрому лозунгу, что выступает против персов как мститель за их бесчинства в отношении эллинов. Арриан совершенно справедливо отмечает лживость этой агитационной фразы. Александр мотивировал перед Парменионом свою вражду к персам тем, что он желает наказать персов за то, что, вторгшись в Элладу, они разрушили Афины и сожгли храмы; за великое зло, причиненное эллинам, они и несут теперь ответ. По мнению Арриана, однако, Александр действовал безрассудно, и не было здесь никакого наказания древним персам[76]. Возражений Александр не любил, как не любил он всех тех, кто мыслил иначе, чем он.

Международные отношения при Александре Македонском

Взаимоотношения между государствами в древности были чрезвычайно примитивны[77]. Чужой и враг были синонимами. Лишь на основании специальной договоренности чужой или чужие могли приобрести право на самостоятельное существование. Такая самостоятельность обозначалась термином "автономия", что буквально означало "пользование собственными законами". Этим политическим термином Арриан называет, например, положение маллов - "независимое индийское племя". Современные ученые предполагают, что такие племена не находились под централизованной властью каких-либо князей, а жили по укрепленным селениям (Арриан называет их городами). Таких укрепленных мест было много. Сопротивлялись они ожесточенно и вооруженной силой обладали большой. Такими же "автономными" народностями были, по словам Арриана, оксидраки. С ними маллы находились в союзе, и покорение маллов войсками Александра повлекло за собой сдачу земли и населения Александру, который назначил условия сдачи и поставил над ними в качестве сатрапа Филиппа. Подобные автономные племена встречались Александру на пути в большом количестве: абастаны, согды, оссадии, ориты и другие[78]. Имели ли эти племена какое-нибудь подобие государственного образования или нет, пока трудно сказать. Так, Арриан утверждает, что у согдов была царская столица[79]. Мы привели здесь этот перечень племен, не собираясь вдаваться в вопросы их общественного устройства. Очень характерно для воззрения Александра, что эти племена он мог подвергать разгрому за одно лишь то, что они не прислали ему знаков покорности. Так, оксидраки, которые явились для переговоров с Александром, "принесли дары, которые считаются у индов самыми почетными, и заявили, что они и племя их сдаются Александру. Они совершили ошибку, заявили они, не явившись к нему еще раньше, но ошибка эта заслуживает прощения. Они жаждут, как и другие, и даже больше других, свободы и независимости (т. е. автономии, - O.K.)... Если же Александру угодно..., то они примут сатрапа, которого он поставит, и будут вносить дань, которую он назначит"[80]. Из этих слов следует заключить, что оксидраки, теряя "автономию", не станут государством. В потере автономии они видят необходимость подчиниться верховной власти царя Александра, платить ему дань. Сатрапа, поставленного Александром, они рассматривают как наместника его. Разумеется, что с этим связано и более крепкое организованное объединение отдельных укрепленных пунктов, которые у большинства из перечисленных племен существовали более или менее независимо друг от друга. Итак, право на существование такие объединения племен или государства приобретали лишь тогда, когда они присылкой "подарков" свидетельствовали свою покорность. Очень красноречивый пример представляют сношения с Мусиканом.
Александр направился в его область, узнав о ее богатствах, "...между тем Мусикан не выходил ему навстречу с изъявлениями покорности за себя и за свою страну, не посылал послов ради заключения дружбы, сам не прислал никаких даров, приличествующих великому царю, и ничего не просил у Александра"[81]. Впоследствии, однако, Мусикан вышел навстречу Александру с дарами, привел в дар, между прочим, слонов, покаялся в поведении своем, отдал и себя и свой народ во власть Александра. Александру это понравилось. Он оставил ему власть над страной, но укрепил кремль в городе и поставил в кремле гарнизон с целью наблюдения за окрестными племенами. Из этого примера - а подобных примеров у Арриана несколько - мы узнаем, что первым шагом для того, чтобы получить признание со стороны Александра, была присылка даров подобающего объема и приличной ценности. Эти дары должны были привезти либо послы или особо уполномоченные из знати лица, либо, как в примере автономных племенных объединений, представители "городов" и другие авторитетные лица. Если дары и сопровождающие их речи или письма оказывались угодными Александру, можно было заключить договор о "дружбе" с соответствующим государством. Эта "дружба" не исключала все же вступления солдат Александра в город и использования его в качестве стратегического пункта для наблюдения за окрестными покоренными или еще непокоренными племенами. Из приведенных соображений видно, что заключение "дружбы" (нечто вроде признания государства de jure в современном смысле слова) означало уже некоторый отказ от самостоятельности (дань, поставка военных сил, допуск гарнизона на свои территории и т. д.). На такие договоры у Арриана много указаний: кельты искали "дружбы" у Александра, а он "давал им и брал у них гарантии"[82]. Пафлагония отправляет к нему посольство, сдается всем народом и приходит с ним к соглашению[83]. Среди условий такого "соглашения" очень часто на первом месте стоит обязательство участвовать в военных действиях Александра[84]. Иногда важнейшее условие о совместных военных операциях служило содержанием особого договора, который Александр либо заключал отдельно, либо одновременно с договором о "дружбе"[85]. Когда кельты обратились к Александру через посланцев, Александр заключил с ними договоре "дружбе" и совместных военных действиях. Послам скифов Александр дал благосклонный ответ, а с Фарасманом он заключил союз о "дружбе" и совместных военных действиях[86]. По-видимому, этот эллинистический правовой обычай был унаследован римским международным правом. Любое государство, любое племя или племенное объединение только в том случае признавалось как "автономно" существующее, если оно состояло в "дружбе" с римлянами, т. е. называлось "другом" римлян.

Организация завоеванных Александром территорий

Как правило, Александр Македонский, завоевывая прежние персидские территории, присоединял их к своему государству, не изменяя государственного аппарата своих предшественников, т. е. персидских царей. Вся персидская монархия распадалась на сатрапии, т. е. территориальные деления, во главе которых стояли сатрапы. При Дарии Бесс был сатрапом, как родственник его. Он распоряжался всеми государственными делами вверенной ему провинции. У Александра была тенденция, сохраняя институт сатрапов, заменять персидских сатрапов доверенными людьми из своего окружения. Но вынужденная осторожность заставляла Александра в той или иной форме обеспечивать двойное верховное начало. Сатрапы как начальники крупных территорий возглавляли и громадные военные силы, их основные функции были военные. Поэтому нужно было строго ограничить их военные функции, так как они могли сделаться опасными для Александра. Значительно ограничивалась компетенция сатрапа хотя бы уже тем, что во главе городов, входивших в сатрапии, стояли другие должностные лица, как начальники крепостей и находившихся в них значительных отрядов, под названием "стратегов". Они были непосредственно подчинены Александру. Комендантами гарнизонов крепостей бывали еще и фрурархи. В изложении Арриана иногда имеет место путаница. Вместо титула "сатрап" он употребляет титул "гипарх", хотя эти названия по смыслу не совпадают. В то время как сатрап правитель всей провинции, гипарх является лишь начальником части провинции. Так, Асклепиодор, сын Эвника, был сатрапом-правителем всей Сирии. Он получил это назначение вместо Ариммы, который, по мнению Александра, не справлялся с этой задачей, возложенной раньше на него: он "слишком вяло занимался приготовлением всего, что было приказано ему приготовить для войска, направляющегося в глубь страны"[87]. Из этих слов можно заключить, что иногда служило основанием для смещения сатрапа. В другом месте мы узнаем, что тот же Асклспиодор в качестве гипарха управлял лишь частью Сирии, в то время как Бесс был сатрапом всей Сирии[88]. Интересно сообщение о мероприятиях, проводимых Александром после взятия Вавилона: "Сатрапом Вавилона он поставил Мазея; начальство над войском, оставленным Мазею, поручил Аполлодору из Амфиполя, а сбор податей Асклепиодору, сыну Филона"[89]. Мы видим, с какой осторожностью Александр следит за тем, чтобы в руках Мазея не концентрировалась слишком большая власть. Однако несколько дальше этот же самый Мазей называется гипархом[90]. Также ошибочно Арриан называет Сисикотту сатрапом ассакенов[91], а сатрапа Никанора - гипархом. Очевидно, и Самба Александр не назначал сатрапом горных индов, а только гипархом[92]. Сатрапы не всегда назначались из македонцев: иногда Александр назначал на этот пост и уроженцев Азии, если они добровольно переходили к его двору. Так же он поступил, например, в отношении Арсака, Фратаферна и ряда других. Лишь бурная внутренняя борьба в провинциях Азии, в которой азиатские сатрапы играли враждебную Александру роль, вынудила его строго выбирать сатрапов из военачальников-македонцев. Гипархов Александр иногда назначал из местных князей, как например подчиненного царю Абисару Арсака[93]. Особое положение было в Египте, где Александр заботливо сохранил унаследованные от персов формы управления. Во главе этой страны стояли непосредственно подвластные царю Александру Петисий и Долоасп, первый несомненно египтянин. А в дальнейшем для контроля за их деятельностью рядом с ними действовали Клеомен и Аполлодор из хорошо известного Александру македонского окружения. Все государство или, вернее, провинция Египет-делилось на номы, которые возглавляли номархи, т. е. начальники номов. Это первоначально были египтяне. Однако в дальнейшем рядом с номархом стоял стратег из македонцев или эллинов. Они раньше, как стратеги в Азии, командовали воинскими частями нома, а в дальнейшем утрачивали свои военные функции и превращались в чисто административных правителей номов.
После смерти Александра, когда во главе македонской монархии стояли его законные наследник и, Птолемей, сын Лага, стал сатрапом Египта. На этой эволюции государственной власти в Египте можно изучить структуру и азиатских провинций Александровой монархии. Очевидно, сохранившиеся у Арриана "номархи" индийских стран возглавлял и внегородскую территорию с ее населением, как в Египте. Выяснению этих вопросов мешает скудность свидетельств. Кое-кто из покоренных властителей сохранял свой царский титул и вместе с этим некоторую видимость автономного существования, как, например, Таксил.

Флот Александра и Неарх

Наше знакомство с кругом помощников Александра Македонского, которым Арриан придаст большое значение, было бы неполным без упоминания командующего его флотом Неарха.
Военные суда, которыми располагал македонский завоеватель, были мелкими и в основном предназначались для действия на реках. Лишь изредка, да и то в более позднее время, строили в Греции суда большего размера, с большим тоннажем для перевозки грузов через Средиземное море, насчет условий плавания в котором греки обладали хорошими познаниями.
Вовремя своих военных походов Александр нуждался во флоте другого типа, способного преодолевать неизведанные пространства морей, омывающих с юга территории, по которым двигались его войска. Создание такого флота было поручено сыну Андротима, другу молодости Александра, Неарху[94].
Флот, готовившийся в такое далекое путешествие, должен был состоять из более устойчивых судов. По пути он должен был пополнять запасы продовольствия, питьевой воды, набирать экипаж по мере надобности, находить лес для ремонта. Для осуществления такой грандиозной задачи необходимо было иметь карту каботажного плавания с указанием расстояний между отдельными стоянками, характеристику этих стоянок и т. д. Но всего этого не было. Главное, в чем нуждался предводитель такого флота, была отвага, распорядительность, ряд теоретических знаний.
Неарх родился в 360 г. до н. э. на острове Крит, в городе Лато. Крит славился своими опытными моряками. Само имя "Неарх" может указать на принадлежность к кругу мореходцев, так как оно означает "начальник корабля". Александр сумел заинтересовать его планом похода на восток. Их объединили когда-то общие планы восстания против царя Филиппа. Правда, карьера Неарха началась сухопутной службой, он был наместником царя в Ликии и Памфилии в 334 г. Но постоянное использование Неарха для выполнения различных государственных и военных поручений еще более сблизило его с Александром.
Неарху было поручено собрать и отремонтировать речной флот, которым он стал командовать в 326 г. Александр совместно с Неархом впервые применил тактику совместного действия сухопутного войска с флотом. Во время похода они подолгу теряли связь друг с другом. Такая разлука прерывалась встречами иногда неожиданного характера, которым Александр придавал размах больших празднеств. Помимо личных взаимоотношений, встреча была большой радостью, так как это означало, что флот невредим и связь с морем не была нарушена. Воины Александра в лице моряков из экипажа флота приветствовали связь с родиной.
Из трудов Неарха до нас дошли только отдельные отрывки, дающие основание предположить, что он вел судовой журнал, который послужил источником для Арриана при написании трактата о поездке в Индию. В этом журнале Неарх писал о тех делах и событиях, очевидцем которых он сам был. Знания его были чрезвычайно обширными, приобретенными практической деятельностью. Ему приходилось решать самые разнообразные вопросы, связанные с явлениями приливов и отливов, с особенностями морского судоходства и т. д.[95] Попутно велось изучение природных условий побережья морей, что способствовало значительному расширению ботанических и зоологических познаний греков. Во время военных экспедиций Неарх имел возможность познакомиться с различными племенами, их обычаями, законами. Его наблюдения, описанные в судовом журнале, содействовали рассеиванию различных выдумок о сказочных существах, якобы обитавших в Азии.
* * *
Настоящее издание произведения Арриана "Поход Александра" несомненно поможет изучению эпохи эллинизма, а также изучению истории тех государств, которые временно входили в искусственное объединение, называвшееся "монархией Александра Македонского".
Мы видим, как глубоко продуманный поход Александра, сочетавший сухопутные и морские операции, потерпел крушение, потому что участники этого похода поняли его бесцельность и гибельность и заставили руководителей прекратить его. С другой стороны, местные племена, которые недооценивал Александр, все больше выступают как сильные противники: они при возрастающем ослаблении войск Александра сумели заставить его остановиться и откатиться назад.
В "Походе Александра" Арриана, читается больше, чем авторы хотели сообщить.
О. О. Крюгер


[1] U. Wilcken. Griechische Geschichte im Rahmen der Altertumsgeschichte. Berlin, 1958, стр. 245.
[2] W. W. Tarn. Alexander the Great. I–II. London, 1948.
[3] A. Stein. Der römische Ritterstand. München, стр. 220, прим. 4.
[4] Кстати, биограф Арриана приходится родственником упомянутому Диону из Прусы. Возможно, что Кассий Дион написал биографию своего земляка, побужденный личным знакомством. Сложное родовое имя — Эппий Флавий — результат усыновления.
[5] Н. А. Машкин. История Рима. М., 1947, стр. 432.
[6] W. Сhrist-Sсhmid. Geschichte der griechischen Literatur, II, 2. München, 1924, стр. 830 и сл. В этом руководстве собраны наиболее достоверные историко-литературные данные.
[7] W. Dittenberger. Sylloge inscriptionum graecarum, Bd. 2. Leipzig, 1918, стр. 538.
[8] W. Christ-Schmid, ук. соч., II, 2, стр. 746.
[9] Arrianus. Indica, 4.15.
[10] Арриан. Поход Александра, V.7.2–3.
[11] Там же, V.7.5. С этим сообщением можно сравнить Цезаря (Bellum Gallicum. IV. 17).
[12] W. Christ-Schmid, ук. соч., II, 2, стр, 748.
[13] IG, 3, 1116.
[14] W. Christ-Schmid, ук. соч., II, 2, стр, 748.
[15] Luc. Alex., 2; Cic. de off., II.40.
[16] W. Сhrist-Sсhmid, ук. соч. II, 2. стр. 746.
[17] Арриан. Поход Александра, I.12.2.
[18] Там же, I (введение).
[19] Там же, I.12.3.
[20] Там же, I.12.4–5.
[21] Там же, V.4.3.
[22] Там же, V.5.1.
[23] Там же, V.1.28.6.
[24] Eugen Рridik. de Alexandri Magni epistolarum commercio. Dorpat. 1893.
[25] Арриан. Поход Александра, VI.1.25–26. Глава 24 взята не из «дневников», а скорее всего рассказана по Аристобулy, на которого Арриан ссылается.
[26] Papyrus Schubart 35: «Один кубок яда доказал, что великий Александр был смертен», См.: R. Merkelbach, Literarische Texte unter Ausschluß der christlichen. Archiv f. Papyrusforsch., XVI. 1956. стр, 125. Подозрение, что Александр был отравлен, полностью не удалось устранить, оно и сейчас существует в литературе. Правда, Арриан приводит также версии об убийстве, которые он и сам считает неправдоподобными..
[27] См.: G. Wirth. Ptolemaios als Historiker. Pauly — Wissowa — Kroll. XXIII, 2. ст. 2467 сл.; E. Schwartz. Aristobulos. Pauly — Wissowa, II, 911 сл.; F. Wenger. Die Alexandergeschichte des Aristobul von Kassandrea. 1914. В статье Вирта заслуживает внимания анализ устных выступлений Александра.
[28] Арриан. Поход Александра. III. 6.6.
[29] Там же, III.6.6 и IV.16.2.
[30] Там же, VII.15.3.
[31] Там же, III. 30.2–3.
[32] Там же, III.30.7.
[33] Там же, IV. 13, 5. сл.
[34] Там же, VII.24.1. сл.
[35] Там же, VII.20.5.
[36] Там же. VII.22.4.
[37] Там же. III, 11.3.
[38] Там же, IV.6–1.
[39] Там же, IV.3.5.
[40] Там же, V-14,4–5: «Но Птолемей, сын Лага, которому я следую, рассказывает иначе».
[41] Там же, V.7.1: «О том, как сделан был для Александра мост через Инд, не говорят ни Аристобул, ни Птолемей, которым я главным образом следую». И дальше он рассказывает о способе мостостроения, который он знает, по-видимому, из собственной практики.
[42] Там же, VII.15.5.
[43] Diod. XVII.113.
[44] Strabо, XIV.682; XV.730.
[45] Арриан. Поход Александра, VI.28.1–2.
[46] Там же, VII.13.2–3. сл.
[47] Arrians Anabasis erkl. v. С. Sintenis. Berlin, 1860, стр. 161.
[48] Арриан. Поход Александра, I,4.5. Жертвоприношение по случаю переправы через Инд (V.3.6) и другие примеры.
[49] Там же, VII.24.4 н другие места.
[50] Там же, V.3.1.
[51] Там же, II.5.2 сл.
[52] Athen. XII. 530b. Легенда о Сарданапале истолковывалась представителями различных философских школ по-своему. Неясно, как надо относиться к тексту Каллисфена.
[53] H. Berve. Das Alexanderreich, I. M?nchen, 1926, стр. 103 сл. Здесь, дана лучшая просопография деятелей александровской эпохи.
[54] Арриан. Поход Александра, 1.12.7.
[55] Там же. VII. 11.1 и 11.6.
[56] Diod. XX.2.
[57] Арриан. Поход Александра, II.11.9: «и некоторые другие жены персов, равных по достоинству». См. VII.29.4.
[58] Там же, VII.6.1.
[59] Там же, I.12.4.
[60] Арриан (IV.9) порицает дерзкое выступление Клита, но одновременно резко бичует поведение Александра, убившего Клита: «… он (т. е. Александр, O. K.) обнаружил, что находится во власти двух пороков, а именно, гнева и пьянства — разумному человеку подобает быть во власти даже одного из них». Дальше, однако, Арриан хвалит своего героя за то, что он сознавал свою вину, сознался в падении, свойственном человеку. Правда, Александр только до некоторой степени обвинял себя: в конечном итоге свое «падение» он приписывает гневу бога Диониса.
[61] Арриан. Поход Александра, IV.14.1, VII.27 и много других примеров.
[62] Там же, I,13.3–4 и 13.6.7.
[63] Там же, II. 17.1.2.
[64] Там же. IV.11.2.8.
[65] Там же. V.11.4.
[66] Там же, V.23.7.
[67] Там же, V. 25–26.
[68] Там же, V.27.2–9.
[69] Там же. VII.9-10.
[70] См.: Wirth, ук. соч., где наряду с исследованием деятельности Птолемея особое внимание уделено стилю устных выступлений Александра.
[71] Арриан. Поход Александра, IV.20.3.
[72] Там же, IV.7.5.
[73] Там же. IV.9.1.
[74] Там же, IV.19.5–6.
[75] Там же. III. 10.2.
[76] Там же, II.14.4, III.18.2.
[77] Веrvе, ук. соч., стр. 320 cл.
[78] О независимых племенах см.: Арриан. Поход Александра, VI.4, VI.6 и другие места той же шестой книги.
[79] Там же, VI. 15-4: «…сам он отплыл в столицу согдов». «Столицей» здесь переведено слово, имеющее по нашим словарям обычно значение «царский дворец».
[80] Там же, VI.14.1–2.
[81] Там же, VI.15.5–6.
[82] Там же, I.4.6.
[83] Там же, II.4.1.
[84] Там же, I.19-6; I.28.1.
[85] Там же. I.4,8.
[86] Там же, IV. 15.5.; см.: Berve, ук. соч., стр. 221 сл.
[87] Арриан. Поход Александра, III.6.8.
[88] Там же, IV.7.2.; см.: Berve. ук. соч. стр. 274 сл.
[89] Арриан. Поход Александра, III.16.4.
[90] Там же, IV.18.3: «так как ему сообщили о смерти вавилонского гипарха Мазея».
[91] Там же, V.20.7.
[92] Там же, VI.16.3–4.
[93] Там же, V.29.4–5: «Тут пришли к нему Арсак, князь страны, соседней с Абисаром, брат Абисара и другие его родственники с дарами, которые у индов считаются особо почетными, и 30 слонами от Абисара. Абисару, сказали они, прийти невозможно, потому что он болен. Это подтвердили и послы Александра, отправленные им к Абисару. Вполне доверяя этому, он поставил Абисара сатрапом над его страной и подчинил Арсака Абисару», См.: Berve, ук. соч., стр. 275 и сл.
[94] См.: Арриан. Поход Александра, III.6.5. Ср.: W. Сареllе — под слотом «Nearchos» (Pauli — Wissowa, Real-Enzyklopädie), где подробно разобраны все свидетельства о деятельности Неарха и его сотрудничестве с Александром.
[95] Арриан. Поход Александра, VI.19.1