17. ФИЛОСТРАТЫ

Любопытный пример преемственности в литературной деятельности внутри одной семьи в эпоху новой софистики дают произведения Филостратов. Лишь с большим трудом удается распределить довольно значительное литературное наследство, приписываемое Филостратам, между четырьмя известными нам носителями этого имени, причем такое распределение оказывается далеко не бесспорным.
Древнейшим известным представителем этой семьи считают Филострата, сына Вера (Филострат I).
В его диалоге "Нерон" выступают философы Мусоний и Манекрат; место действия - остров Гиара, куда был сослан Мусоний. О Нероне говорят с большой враждебностью. Его попытка прорыть канал через Истм объясняется тщеславием, его музыкальная слава объявляется ничтожной, вспоминается совершенное им матереубийство. Диалог эффектно замыкается описанием прибытия украшенного корабля с вестью о смерти Нерона. Это известие дает основание датировать этот диалог концом II в., что подтверждается также и соображениями языкового характера.
Филострата I совершенно затмевает своею литературной славой его сын - Флавий Филострат (Филострат II), в конце своей жизни находившийся в Риме и умерший в правление Филиппа Аравитянина (244-249 гг.). Он родом с Лемноса, но желает, видно, считаться афинянином; по крайней мере, он противопоставляет себя лемносцу Филострату (Филострату III).
Среди его учителей называют Антипатра из Гиераполя, воспитателя императоров Геты и Каракаллы. В качестве софиста Филострат объездил немало городов; известны его публичные выступления в Афинах; возможно, что он был записан в один из аттических демов. Переломным моментом его биографии оказался переезд в Рим; там он, может быть, благодаря Антипатру получил доступ к императорскому двору; жена императора Септимия Севера Юлия Домна была большою ценительницею софистического красноречия и интересовалась всевозможными религиозными учениями; самые удивительные культы Востсжа с их сложной и пышной обрядностью насаждались в это время в Риме с небывалым до тех пор размахом. Сама Юлия была из сирийской Эмесы, крупнейшего центра религии Солнца, и принадлежала к жреческому роду. Необходимо считаться с такого рода интересами и настроениями, чтобы должным образом воспринять литературные произведения Флавия Филострата. Однако он сумел, по-видимому, и после смерти Юлии сохранить видное и. влиятельное положение и близость к императорам Рима.
Крупнейшим по объему трудом Филострата II является "Жизнь Аполлония Тианского" в 8 книгах, написанная по предложению императрицы Юлии Домны. Аполлоний из Тиан, живший в I в. н. э., был знаменитым проповедником неопифагореизма; вокруг его личности возникло множество легенд и фантастических рассказов, где он выступает не только в роли учителя жизни, но и в качестве провидца и волшебника. По всему, что мы о нем знаем, можно думать, что он примыкает к ряду полулегендарных пророков, основателей культов и проповедников-моралистов. В начале III в. Аполлоний Тианский пользовался авторитетом едва ли не сверхчеловеческим: в домашнем святилище Александра Севера находилось изваяние Аполлония наряду с изображениями Христа, Авраама и Орфея. Таким образом, самый выбор темы характерен для вкусов Юлии Домны и ее окружения. Труд Филострата был, по-видимому, закончен лишь после смерти Юлии.
На основании текста романа можно составить себе некоторое представление об источниках, использованных Филостратом. Главное "место среди них занимают записки об Аполлонии, составленные Дамидом; о нем рассказывает сам Филострат: "Был некто Дамид, человек, не лишенный мудрости и некогда живший в древней Ниневии. Он примкнул к Аполлонию и его философии и описал его путешествие, в котором, по его словам, он и сам принимал участие, а также его суждения, речи и предвещания. Некий родственник Дамида познакомил императрицу Юлию с этими записками, до голе неизвестными. Так как я принадлежал ко двору императрицы - она одобряла и любила всевозможные риторические занятия, - то она повелела мне списать эти повествования и позаботиться об их внешней форме, так как стиль ниневийца, хотя и отличается ясностью, но не изящен" (1,3) [1].
Наряду с Дамидом, Филострат знает книгу Максима Эгийского о юных годах Аполлония и сочинения некоего Мирагена; помимо того он располагал, по-видимому, довольно значительной литературой за и против Аполлония и письмами самого Аполлония, часть которых, может быть, подлинна.
Из всего этого материала Филострат создает своего рода "философский роман" или "роман странствований", который частично строится в манере биографии, пронизанной ареталогическими элементами, частично же приемами философского диалога.
Аполлоний происходит из Тиан, греческого городка в Каипадокии. Самое его рождение окружено атмосферой чудесного. Его матери, когда она была беременна Аполлонием, является египетский бог Протей и на вопрос, кого она родит, отвечает - "меня"; это истолковывается как указание на дар предвидения у Аполлония и способность его побеждать неодолимые трудности. Под влиянием сна мать его перед самыми родами выходит на луг собирать цветы, ложится на траву и засыпает; между тем стая лебедей поет и плещет крыльями над нею, а Зефир веет над лугом. От этого пения мать Аполлония просыпается и разрешается от бремени. В то же время молния, собиравшаяся, казалось, упасть на землю, взвивается в эфир и исчезает в нем (I, 4, 5).
В детстве Аполлоний отличается исключительной памятью, прилежанием, красотой и чистотой аттической речи.
Четырнадцати лет он в Тарсе изучает риторику у Эвфидема из Финикии, а потом переселяется в Эги, где представлены всевозможные философские школы. Неудовлетворенный своим учителем пифагорейцем Эвксеном, Аполлоний обращается к подлинному пифагорейскому образу жизни: ест только растительную пищу, носит льняную одежду, отпускает волосы и живет в храме. В течение пяти лет он подвергает себя искусу молчания. По окончании периода молчания он перебирается в Антиохию, а затем отправляется странствовать с целью посетить Индию и ее мудрецов. В Ниневии его спутником становится Дамид.
В Индии он встречает мудрецов, с которыми длительно беседует; они выступают как люди, "знающие все", причем это их знание оказывается весьма близким к учению Пифагора. На обратном пути Аполлоний избавляет от чумы жителей Эфеса, посещает Илион и его окрестности, где встречается с Ахиллом, проводит некоторое время в Афинах, Додоне, Коринфе, Олимпии, Спарте, выступая всюду с поучениями и увещаниями и обнаруживая способность предвидеть будущее. В Риме его личность и учение пленяют консула Телесина; Аполлоний предвещает удар молнии, от которого едва не гибнет Нерон, и смело держит себя на допросе у всемогущего любимца Нерона Тигеллина.
Потом Аполлоний едет в Испанию, где в одной из своих бесед крайне резко отзывается о Нероне; затем снова направляется в Грецию, посвящается в Элевсинские мистерии и через Родос едет в Египет. В Александрии он ведет беседы о государственном управлении с Веспасианом, который готовится стать императором. К этому времени относится его распря со стоиком Евфратом. Из Египта Аполлоний направляется к Эфиопию и знакомится там с гимнософистами[2], которые, как выясняется, сильно уступают мудрецам Индии. Вернувшись в Грецию, он беседует с сыном Веспасиана Титом. Наконец, происходит встреча Аполлония с императором Домицианом, своевольным и жестоким тираном. Зная, что в Риме ему грозит смертельная опасность, Аполлоний тем не менее едет туда с верным Дамидом. Аполлоний схвачен. Во время пребывания в тюрьме он сохраняет полное спокойствие и ободряет других заключенных. Против Аполлония выдвинуто несколько обвинений. Ему ставится в вину и его одежда, и весь его образ жизни, и культ, которым он окружен, его предсказание чумы в Эфесе, его высказывания, направленные против императора, наконец, - и это самое тяжелое обвинение, - близость к Нерве, будущему императору, и человеческое жертвоприношение, им якобы устроенное, чтобы доставить Нерве власть. Аполлоний получает личную аудиенцию у Домициана, и император велит освободить его до суда. На суде Аполлоний отвечает на основные пункты обвинения и чудесным образом исчезает из зала; все же Филострат приводит в полном виде подготовленную Аполлонием защитительную речь.
Аполлоний возвращается в Грецию и учит там, окруженный толпой последователей. О смерти Аполлония существовало много рассказов: Филострат передает несколько версий, не отдавая предпочтения ни одной из них.
"Жизнь Аполлония Тианского" обнаруживает немало черт, роднящих ее с современными или более ранними греческими романами.
Совершенно своеобразный характер придают жизнеописанию Аполлония те многочисленные разделы, где излагается его учение, а также образ жизни и поведение, воплощающие это учение: ударение делается именно на необходимости пронизать всю жизнь пифагореизмом (I, 7-8). Большое внимание уделяется переселению душ (III, 19 слл.) и полемике против общепринятого культа, в частности против кровавых жертвоприношений (например, V, 20, 25).
Чтобы показать в полном блеске величие Аполлония, Филострат вводит в повествование немало ареталогических мотивов, содержавшихся, вероятно, в большом изобилии в использованных им более древних материалах. Сюда относятся такие эпизоды, как избиение камнями в Эфесе старика-нищего, в каковом образе там пребывал демон чумы (IV, 10), обличение эмпусы, женщины-вампира, в Коринфе (V, 25), поимка сатира в Египте (VI, 27), вещие прозрения Аполлония и многое другое.
"Жизнь Аполлония Тианского" впоследствии была использована Гиероклом (ок. 300 г.) в его полемике против христиан. Книга Гиерокла "Правдолюбивое слово" до нас не дошла.
Предположительно автору "Жизни Аполлония Тианского" принадлежит и диалог "О героях", в котором мифологические познания и литературная эрудиция ученого софиста использованы для достижения совершенно определенной цели - обновления и оживления древней веры в героев, искони распространенной во всех частях греческого мира и преемственно сохранявшейся до самого конца античной истории.
В диалоге участвуют два собеседника, по имени не названные: финикийский купец, путешествующий по торговым делам, и виноградарь. На берегу Геллеспонта, против древнего Илиона, финикиец, ожидающий попутного ветра, знакомится с виноградарем, который трудится в своем винограднике и постоянно беседует с одним из знаменитых ахейских героев, павших под Троей, - Протесилаем. Погибший в бою Протесилай затем "вновь ожил во Фтии, любя Лаодамию", снова умер и ожил во второй раз, но как - неизвестно, это "неизреченная тайна Мойр". Этот-то герой и почитается виноградарем. Своему почитателю Протесилай якобы сообщает множество сведений о Трое, о борьбе за нее и об участниках этой борьбы, сведений, которые должны исправить гомеровские версии и иногда совершенно от них отличны. Попутно рассказывается немало чудесных историй, не связанных прямо с гомеровским миром. Все эти данные, подтверждаемые авторитетом Протесилая, преподносятся автором как самая достоверная истина.
Вера в героев обосновывается ссылками на творимые ими чудеса и их явления людям, постоянно наблюдаемые в Троаде, Элеунте и на Левке.
Уже человеком преклонного возраста Филострат II пишет "Жизнеописания софистов"; они были изданы между 229 и 238 гг., как явствует из их посвящения проконсулу Антонию Гордиану, будущему императору, покончившему с собой в 238 г. после правления, продолжавшегося лишь несколько дней. В нынешнем своем виде они разделены на две книги; Свида говорит о четырех. Даны биографии писателей и ораторов, причем намечаются три последовательно расположенные группы: философы-эрудиты, красноречиво излагавшие свои мысли и достойные звания софистов. например Евдокс, Карнеад, Дион, Фаворин; далее идут софисты старого времени - от Горгия и Протагора до Исократа и Эсхина; в третьей части, подробнее всего разработанной, помещены сведения о знаменитых софистах новой эпохи, описок которых открывается Никитой из Смирны, современником Нервы (96-98 гг.), и заканчивается Аспасием, жившим при Александре Севере (222-235 гг.).
Книга Флавия Филострата исключительно интересна как основной источник по истории новой софистики. Вместе с тем автор ставит перед собою определенные художественные задачи. Он избегает излишней учености, не вводит, как правило, хронологических указаний, не дает подробных списков произведений знаменитых софистов. Можно думать, что он намеренно стремится создать впечатление непринужденного, свободно импровизируемого рассказа. Однако в ряде случаев и в его изложении можно распознать обычную схему ученой биографии; это позволяет говорить о том, что Филострат II дает риторическую переработку каких-то биографических трудов, написанных учеными грамматиками.
Изобилующая фактическими материалами, заключающая в себе много ценных стилистических наблюдений, выдержанная в то же время в форме занимательной беседы, пересыпанной анекдотическими подробностями, книга эта позволяет в какой-то мере восстановить целую эпоху античного красноречия, от которой сохранилось так мало самих произведений. Размеры отдельных глав в иных случаях определяются личными вкусами автора. Особенно подробно рассказывается о Полемоне и Героде Аттике; Плутарх и Лукиан не упоминаются вообще, потому, вероятно, что первый пренебрегает аттикизмом, а второй - оказался ренегатом новой софистики.
Филострату II принадлежит, по-видимому, и трактат "О гимнастике". Интерес и положительное отношение к гимнастике, понимаемой как традиционное достояние эллинства, наблюдается у софистов [3] в противоположность взглядам киников, стоиков, платоников, которые со своих рационалистических и космополитических позиций относились к гимнастике несочувственно. Флавий Филострат блестящим софистическим стилем излагает специальное руководство, строившееся, видимо, по обычной схеме подобных трудов. После вводных замечаний следуют рассуждения о гимнастике (гл. 3-16), а затем часть, посвященная гимнасту (гл. 17-58). При этом к занимающимся гимнастикой предъявляются высокие требования: гимнаст должен быть сведущим не только в технике самих упражнений, но и в вопросах гигиены.
Под именем Флавия Филострата сохранилось довольно большое собрание писем; с другой стороны, Свида приписывает именно Филострату II собрание любовных писем; любовными в большинстве своем являются и письма дошедшего до нас сборника. Все же иногда отрицают принадлежность всех сохранившихся писем Филострату II, ссылаясь при этом на значительные стилистические расхождения между некоторыми письмами и произведениями, бесспорно ему принадлежащими. Едва ли эти сомнения можно считать очень основательными, особенно если предположить возможность намеренной игры разными стилями, столь понятной у искусного софиста. Вместе с тем даже скептики считают Филострата II автором писем, начиная от 65 и до конца сборника, прежде всего письма 73, обращенного к императрице и содержащего полемику с противниками софистического красноречия.
Письма Флавия Филострата содержат превосходные образцы наиболее лирической разновидности литературного письма - письма любовного. Мотивы, распространенные в эллинистических эпиграммах, в римских элегиях и романах, возникают у Филострата II в маленьких любовных письмах, обращенных к неведомым юношам и красавицам. Ему принадлежит и так называемая "Диалекса" ·- небольшое рассуждение о древней проблеме соотношения закона и природы, решаемой здесь в том смысле, что закон выводится из природы.
Филострат III, так называемый Лемносец, сын Нервиана, племянник Филострата I, был учеником Гипподрома и своего родственника - Флавия Филострата. Он родился около 191/2 г.; на Олимпийском празднике 213 г. он выступает с импровизированной речью, в возрасте двадцати четырех лет освобождается императором Каракаллой (211-21 гг.) от налогов; после смерти Элагабала (222 г.) он встречается в Риме с Элианом; таковы немногочисленные факты его биографии. Известно, что он учил в Афинах и погребен на Лемносе. Свида указывает довольно значительное число его произведений, среди которых - "Троянский диалог".
По-видимому, Филострату III принадлежат так называемые "Картины", точнее "Картины Филострата Старшего", о другой книге этого названия - "Картины Филострата Младшего" - будет сказано ниже.
"Картинам Филострата Старшего", разделенным на две книги, предпослано небольшое рассуждение о сущности живописи. В изысканном стиле описывается галерея из 65 картин, находящихся в доме некоего неаполитанского друга автора. Все описания задуманы как связная лекция, обращенная к десятилетнему сыну хозяина дома.
В эллинистических эпиграммах и в эпической поэзии того времени описания произведений живописи и скульптуры появляются довольно часто; авторы романов тоже охотно разнообразят изложение, вводя описания произведений искусства.
Много споров вызвал интересный для историков изобразительного искусства вопрос о том, в какой мере Филострат имеет в виду при своих описаниях действительно существовавшие произведения. Ответы давались и положительные и отрицательные; во всяком случае не подлежит сомнению, что Филострат III описывает характерные мотивы подлинных памятников живописи. При этом он не обнаруживает склонности к памятникам классического периода и вдохновляется главным образом живописными стилями эллинизма и еще более поздней эпохи.
Далее, интересно отметить те особого рода художественные задачи, которые он перед собою ставит. Различные искусства - поэзия и живопись - намеренно и сознательно сближаются; его цель - средствами слова вызвать зрительные образы. При этом, однако, он не удерживается в рамках действительно изображенного, на картине, и фантазия его, возбуждаемая красками и линиями, усматривает в картинах больше, чем они в силах дать. Громадное значение придается световым эффектам и перспективе.
Существовал, наконец, еще один Филострат - Филострат IV, внук Филострата, написавшего первую серию "Картин", как он сам говорит во вступлении к собственной книге, также называвшейся "Картины". Эта вторая серия ("Картины Филострата Младшего") создана, как видно из того же вступления, под непосредственным влиянием первой. Судя по всему, Филострат IV жил во второй половине III в. В его описаниях можно проследить иные требования к картине, чем у его деда. Очень важное значение придается выражению лица, которое должно передавать всю сложность внутренних переживаний.
В печатных изданиях Филостратов к их сочинениям прибавляют обычно 14 риторических описаний мраморных и бронзовых статуй, написанных автором IV в. Каллистратом.


[1] Самое существование книги Дамида поставлено теперь под сомнение.
[2] Гимнософистами греки называли философов, проводивших жизнь в созерцании, строгих аскетов, отвергавших даже одежду.
[3] Ср. «Анахарсис» Лукиана и филостратовские «Картины».
Ссылки на другие материалы: 
Ссылки на другие материалы: