Влияние южноиталийских и сицилийских греков на римскую культуру, начавшееся еще во времена доисторические, с III в. до н. э. распространяется и на римскую литературу. Среди римлян появляется стремление к эллинизму. У современников Катона (234-149 гг. до н. э.) это стремление было уже так велико, что даже сам Катон, относившийся враждебно к грекам, в конце своей жизни должен был приняться за изучение греческих авторов. После разрушения Коринфа (146 г.) и гибели греческой свободы греки толпами пошли искать счастья в "столице мира".
Таким образом, знание греческого языка и греческая цивилизация стали распространяться во все более и более широких кругах.
Одним из греков, переселившихся в Италию при императоре Августе, был Дионисий Галикарнасский, автор многочисленных сочинений по риторике, литературной критике и истории.
О жизни Дионисия известно лишь то, что он сам сообщает в своей "Древной истории Рима". Он, уроженец города Галикарнасса, сын Александра, приехал в Италию в то время, когда гражданская война была окончена императором Августом, в середине 187-й олимпиады, и с этого времени прожил в Риме 22 года (до того года, когда он писал эти строки в своей "Истории"). В это время он изучал латинский язык, знакомился с национальными документами (γράμματα), занимался материалами, имеющими отношение к его теме (истории Рима), получал устную информацию от ученейших людей, с которыми общался, и делал извлечения из сочинений римских историков. Такими историками был Порций Катон, Фабий Пиктор, Валерий Анциат, Лициний Макр и другие. Только после этого он принялся за свою "Историю" ("История", I, 7).
Двадцать два года, о которых говорит Дионисий, с 30 по 8 г. до н. э.), составляют средние годы его жизни. Год его рождения на основании этого определяют приблизительно: если предположить, что он приехал в Рим лет двадцати пяти, то надо считать, что он родился около 55 г. до н. э. Но, конечно, это предположение совершенно произвольное: он мог, приехать в Рим и в возрасте около 30, 40, 50 лет, и тогда соответственно отодвинется и год его рождения. Год смерти Дионисия также неизвестен: он окончил свою "Историю" в 8 г. до н. э. и после этого сам сделал извлечение из нее. Следовательно, он умер не раньше, чем через несколько лет после 8 года до н. э., но через сколько именно, определить невозможно.
Помимо этого его собственного свидетельства имеется только упоминание Страбона [1] о том, что Дионисий был его современником, и коротенькая заметка в словаре Свиды.
Каково было социальное положение Дионисия в Риме, можно до некоторой степени судить по его риторическим сочинениям. Он был преподавателем риторики, но едва ли имел свою школу, а скорее занимался преподаванием в домах богатых римлян. Так, в сочинении "О расположении слов" он говорит Мелетию Руфу, что подробности он сообщает ему "на ежедневных уроках" (XX).
Свои риторические сочинения он составляет в форме писем, адресованных кому-либо из римлян или из греков, живших в Риме, - его покровителей, литературных друзей, учеников. Но лица эти по другим источникам нам не известны, трудно даже определить их национальность. Так, в числе их находятся Квинт Элий Туберон, которому он посвятил свой трактат "О Фукидиде", Мелетий Руф - молодой человек, которому он посвятил трактат "О расположении слов" и отца которого он называет своим высокочтимым другом; Гней Помпей Гемин - может быть, вольноотпущенник знаменитого Помпея; Аммей, к которому адресованы два письма и трактаты "О древних ораторах" и "Об удивительной силе красноречия Демосфена" [2].
Но замечательно то, что в сочинениях Дионисия нет ни малейшего упоминания, ни хотя бы следа знакомства с сочинениями римских авторов, даже современных ему: так, в риторических сочинениях не видно знакомства с риторическими сочинениями Цицерона, который погиб всего за 13 лет до приезда Дионисия в Италию; с "Поэтическим искусством" Горация; в его "Истории" нет следов знакомства с "Историей" Ливия, который писал ее в то же самое время, когда Дионисий свою, и с "Энеидой" Вергилия, написанной также во время пребывания Дионисия в Риме, хотя в "Энеиде" излагается мифический период римской истории, которым занимался Дионисий. Римские писатели, современные Дионисию, например Ливий, также не упоминают о нем и ничего не заимствуют из его сочинений. Надо полагать, что круг знакомств Дионисия был совершенно другой и что он никакой известностью в Риме не пользовался.
Сочинения Дионисия разделяются на две группы: риторические (как они называются по традиции) и исторические.
В первой группе есть сочинения собственно риторические и сочинения по литературной критике.
По риторической технике Дионисий писал очень мало. Приписываемое ему сочинение "Риторика" Дионисию не принадлежит (может быть, в нем есть отдельные части, принадлежащие Дионисию). К этому же разряду чисто риторических сочинений относится его не сохранившееся сочинение "О фигурах", о котором он сам упоминает и которое было известно Квинтилиану. В сочинении "О расположении слов", которое дошло до нас, многое относится к литературной критике. Остальные его риторические работы, известные нам, относятся к литературной критике.
Определить время их написания невозможно за неимением данных; можно только определить хронологическую последовательность дошедших до нас риторических сочинений (главным образом на основании того, что в одном сочинении упоминается другое); впрочем и эта последовательность разными учеными определяется не всегда одинаково. Вот список риторических произведений в наиболее вероятном хронологическом порядке:
1. "Письмо к Аммею".
2. "О расположении слов".
3. "О древних ораторах" (Лисий, Исократ, Исей).
4. "Об удивительной силе красноречия Демосфена".
5. "О подражании", книги I и II.
6. "Письмо к Гнею Помпею".
7. "О подражании", книга III.
8. "О Динархе".
9. "О Фукидиде".
10. "Второе письмо к Аммею".
Исходной точкой всех этих литературно-эстетических трактатов является борьба с азианизмом в литературе и желание вернуть красноречие к аттикизму. На азианский стиль Дионисий смотрит как на падение истинного красноречия и очень ярко описывает процесс этого падения в начале трактата "О древних ораторах" (гл. 1).
"Справедливость требует воздать великую благодарность нашему времени как за то, что некоторые другие искусства поставлены теперь лучше, чем прежде, так в особенности за то, что изучение гражданского красноречия сделало не малый прогресс. Во времена, предшествующие нашему времени, древнее, философское [3] красноречие, попираемое, терпя страшные оскорбления, шло к погибели. Начиная со смерти Александра Македонского оно стало постепенно хиреть, увядать, а в наш век едва-едва не исчезло окончательно. На его место пришло другое красноречие, невыносимое по своему театральному [показному] бесстыдству, разнузданное, незнакомое ни с философией, ни с какой-либо другой гуманитарной наукой. Незаметно обманув невежественную толпу, оно не только жило в большем благоденствии, роскоши и блеске, чем то другое, но и захватило почетные должности и управление городами, что должно было бы принадлежать философскому красноречию. Оно было крайне вульгарно, скучно, и, наконец, довело Элладу до такого положения, что она стала похожа на дома жалких развратников: подобно тому, как в их домах благородная, целомудренная супруга сидит, не имея возможности распоряжаться своим добром, а какая-нибудь безумная любовница, явившаяся, чтоб отравлять ей жизнь, считает себя в нраве хозяйничать над всем имуществом, ни во что не ставя и запугивая законную жену, подобно этому во всяком городе, - и нисколько не меньше в городах высококультурных (что является крайним бедствием) -аттическая Муза, древняя, рожденная в этой стране, лишенной своего достояния, приняла позорный вид. Между тем, вчера лишь пришедшая из каких-то трущоб Азии Муза, какая-то Мисийская или Фригийская, или какая-то гадость Карийская, считала себя в праве управлять эллинскими городами, отогнав от общественных дел ту, другую, невежественная - философскую, сумасшедшая - разумную" [4].
Но "аттическая Муза" умолкла, как говорит Дионисий, после смерти Александра Македонского (323 г.), точнее, со смертью Демосфена и Гиперида (322 г.), т. е. за 300 лет до времени Дионисия. За это время изменились ораторские приемы, изменился и аттический язык. Каким же образом можно было воскресить аттикизм? Для этого было единственное средство - подражать древним аттическим писателям. Вопросу о том, как это делать, и посвящены почти все литературно-критические сочинения Дионисия; нужно было выяснить, в чем заключается подражание, каким именно аттическим авторам следует подражать, как следует подражать. Для всего этого нужно было дать критическую оценку аттическим писателям (главным образом ораторам), указать на их хорошие и дурные в стилистическом отношении стороны, определить, какие речи подлинные и какие подложные. Всеми этими вопросами и занимается Дионисий в риторических трактатах.
Дело аттикистов было трудное. Надо было изучить язык и стиль аттических писателей, живших 300-400 лет назад. Чтобы понять трудность этого, надо представить себе наше положение, если бы нам пришлось писать языком и стилем XV-XVII столетий [5].
Дело аттикистов усложнилось еще тем, что возрождающийся аттикизм уже с самого начала разделился на большое число сект, каждая из которых выбирала себе для подражания одного из древних аттических авторов; так, одни выбирали себе образцом Фукидида, другие Платона, иные Исократа, Лисия, Гиперида, Демосфена. Что всего хуже, ревностные почитатели одного аттического автора иногда с ненавистью относились к другим аттическим авторам. Дионисий был страстным поклонником Демосфена. "Нет никого, - говорит Дионисий, - кто не считал бы ораторскую силу Демосфена самой совершенной из всех" ("Об Исее", 20).
Демосфену он посвящает восторженный гимн: "Когда я беру в руки какую-нибудь речь Демосфена, я прихожу в экстаз, разные чувства влекут меня то туда, то сюда и сменяются во мне: я чувствую недоверие, беспокойство, страх, презрение, ненависть, сострадание, благожелательность, гнев, зависть, - во мне сменяются все чувства, какие владеют человеческим сердцем; мне кажется, что я нисколько не отличаюсь от людей, посвящаемых в таинства Великой Матери богов и корибантов и тому подобные таинства... Если нас, отделенных от него таким огромным пространством времени и не имеющих никакого отношения к тогдашним событиям, он так увлекает, так властвует над нами, и мы идем, куда нас ведет его речь, то какое впечатление должен был он производить на афинян и прочих эллинов во время подлинных состязаний, касавшихся их лично, когда он сам произносил свои речи с тем достоинством, которым он обладал, высказывая свои чувства и уверенность души" ("Об удивительной силе красноречия Демосфена", 22).
Поворот к аттикизму Дионисий приписывает Риму: "Причиной и началом такой великой перемены, по моему мнению, и был Рим, владыка всех, заставлявший все города обращать к нему свои взоры, и в нем - влиятельные лица, управлявшие республикой добродетельно и превосходно, люди высокообразованные, обладавшие хорошим вкусом" ("О древних ораторах", 3).
Дионисий, по-видимому, пользовался авторитетом как критик; к нему обращались за разрешением сомнений по разным вопросам, касающимся литературного достоинства разных аттических писателей; по этому ли или по другим поводам Дионисий высказывал свои мнения в литературно-критических трактатах.
В общем история азианизма и аттикизма ко времени прибытия Дионисия в Рим представляется в следующем виде. Риторика эллинистического периода (в III-II вв. до н. э.) подобно современной ей поэзии стремилась к оригинальности и вычурности. Однако около середины II в. до н. э. в риторических школах началась реакция против этого направления; этот стиль стал казаться варварским, азиатским, явилось желание вернуться к древнему аттическому стилю. Целью этого было подражание языку и стилю древних аттиков.
Когда римляне почувствовали стремление к греческому образованию и стали учиться красноречию у греческих риторов, эта тенденция перешла и в Рим. Хотя знаменитый римский оратор I в. Квинт Гортензий был представителем азианского красноречия, он должен был уступить пальму первенства Цицерону, который уже был проникнут стремлением к аттикизму. Младшее поколение римских ораторов (Марк Брут, Марк Калидий, Гай Лициний Кальв, Гай Асиний Поллион) было уже вполне на стороне аттикизма и стремилось подражать не только общим свойствам аттических ораторов, но даже индивидуальным особенностям того или другого из них. Так, например, Кальв был почитателем Лисия, Асиний Поллион - Фукидида.
Римлянам гораздо легче было усвоить это направление: грекам того времени было не легко писать и говорить языком, на котором 300-400 лет назад говорили их предки, тогда как римлянам, писавшим на своем родном языке, было гораздо легче подражать простоте стиля древних аттиков, вероятно, даже легче, чем вычурному стилю азианского красноречия.
Вот в каком положении был этот вопрос в Риме, когда туда приехал Дионисий. Таким образом, он не был основоположником аттикизма в Риме и вполне правильно приписывал Риму главную роль в распространении этого направления.
Вот краткое содержание отдельных трактатов Дионисия [6].
Сочинение "О подражании" в трех книгах, от которого сохранились лишь фрагменты, адресовано к некоему Деметрию. Дионисий много раз упоминает о нем в других сочинениях. Содержание трактата он излагает в "Письме к Помпею" (3): "Первая книга содержит самое исследование о подражании; вторая о том, кому следует подражать - каким поэтам, философам, историкам, ораторам; третья о том, как следует подражать, до сих пор не окончена". От первой книги сохранилось всего несколько строк; от второй сохранилось предисловие и два ряда суждений. Одни из этих суждений Дионисий цитирует в подлинном виде в "Письме к Помпею" - это суждение о Геродоте, Фукидиде, Ксенофонте и Феопомпе, т. е. о главных историках. Другие суждения дошли до нас в сокращенном (неизвестно кем) виде.
Квинтилиан, составляя X главу своей I книги, имел полный текст Дионисия, близко следовал ему и иногда переводил. От третьей книги не сохранилось ничего.
Сочинение "О древних ораторах", посвященное Аммею, имеет целью указать древних ораторов, которым следует подражать. Оно начинается предисловием, где излагается история аттикизма. Выше приведены выдержки из него. В главной части Дионисий выбирает шесть ораторов [7] и делит их на две группы: ораторы старшего поколения - Лисий, Исократ, Исей - и ораторы младшего поколения - Демосфен, Гиперид, Эсхин. До нас дошло его рассуждение только о первой группе; рассуждение о второй группе было написано, но не сохранилось [8]. Сохранившиеся три статьи составлены по одинаковому плану; краткая биография оратора, характеристика его с формальной, стороны (отличительные черты его стиля - όλεκτικός χαρακτήρ), характеристика его с реальной стороны, рассмотрение способа обработки отдельных частей - ὀπ ραγματίκός χαρακτήρ, наконец, цитирование отрывков в доказательство высказанных суждений. Статья о Лисии особенно интересна для оценки критического чутья и вкуса Дионисия.
"Об удивительной силе красноречия Демосфена", - пожалуй, лучшее из критических сочинений Дионисия. Выше из него приведен восторженный отзыв Дионисия о Демосфене. В науке не решен вопрос о том, самостоятельное ли это сочинение или часть второй половины труда "О древних ораторах". Оно посвящено тому же Аммею, но по плану резко отличается от статей о Лисии, Исократе и Исее. Оно делится на три части: в первой части (гл. 1-34) Дионисий говорит о том, что Демосфен превосходит всех бывших до него прозаиков и достиг высшей точки человеческого искусства в красноречии. Во второй части (гл. 30-52) автор указывает на превосходство Демосфена специально в искусстве расположения слов (любимая тема Дионисия); между прочим, в этой части он делит расположение слов (не стиль!) на три рода: суровое, избегающее всяких украшений (αύστηρἀ); гладкое, имеющее много украшений (γλαφυρά); смешанное или среднее (μέση). В третьей части (гл. 53-54) Дионисий указывает на превосходство Демосфена также в искусстве произнесения речи и жестикуляции. В конце трактата (гл. 55-58) автор опровергает некоторые "клеветы" против стиля Демосфена со стороны Эсхина и некоторых других. По словам Дионисия (гл. 8), "Демосфен не захотел подражать никакому одному стилю или человеку; видя, что все [прежние ораторы. - С. С.] остановились на середине и не довели дело до конца, он выбирал из всех их самые лучшие и самые полезные элементы, соединял их в одну ткань и образовывал один язык из многих. Его стиль похож на баснословного Протея у древних поэтов". Доказывая превосходство Демосфена над прежними писателями, Дионисий сравнивал его с Фукидидом и с Платоном: язык Платона (гл. 5), по его мнению, необыкновенно приятен, когда он пишет просто, но, когда он имеет неумеренное стремление к изысканному способу выражения, что делает часто, то становится гораздо хуже самого себя. Такое же приблизительно суждение о стиле Платона он высказывает в главе 29. В главе 32 Дионисий также очень ясно высказывает мнение о ничтожности риторического стиля.
"Письмо к Гнею Помпею" - ответ на письмо Помпея, в котором он выразил свое недовольство по поводу неблагоприятного отзыва Дионисия о стиле Платона, высказанного в трактате о Демосфене. Дионисий в свое оправдание говорит, что он не имел в виду писать похвальное слово Платону, а хотел сравнить его стиль со стилем Демосфена и потому должен был коснуться и слабых сторон его. Для примера он приводит несколько мест из Платонова "Федра", где есть некоторые поэтические особенности, которых не должно быть в прозе [9].
Далее Дионисий дает характеристику Геродота, Фукидида, Ксенофонта, Филиста и Феопомпа как историков в ответ на выраженное Помпеем желание знать мнение Дионисия о них. Ввиду того, что Дионисий высказал мнение о них в своем трактате "О подражании", он приводит здесь выдержку из этого сочинения.
Сочинение "О Динархе" Дионисий начинает словами: "Об ораторе Динархе я не сказал ничего в сочинении ,,О древних ораторах", потому что он не был изобретателем особенного стиля, как Лисий, Исократ и Исей, и не довел до совершенства того, что изобретено другими, какими мы считаем Демосфена, Эсхина и Гиперида. Но, видя, что и он пользуется уважением у многих за ораторское искусство и оставил не мало речей, общественных и частных, ...я не считал возможным обойти его молчанием, а напротив, полагаю, что для людей, серьезно занимающихся ораторским искусством, нужнее всего, или по крайней мере нужнее очень многого, чтобы я сообщил сведения о его жизни и о стиле и определил его речи, подлинные и подложные".
Таково содержание этой статьи. Кончается она перечислением речей Динарха с такими заголовками: общественные речи подлинные, общественные речи подложные, частные речи подлинные, частные речи подложные. Критика Дионисия разумна: так, в доказательство подложности одной речи ("Против Педиэя") он указывает на то, что упоминаемые в ней события относятся к тому времени, когда Динарху не было еще десяти лет.
"Первое письмо к Аммею" написано по следующему поводу. Один философ перипатетической школы, желая возвеличить Аристотеля, основателя этой школы, задумал доказать, что Демосфен применял в своих речах правила красноречия, данные Аристотелем в его "Риторике". Дионисий опровергает это мнение, доказывая, что большая часть знаменитых речей Демосфена произнесена раньше, чем была написана "Риторика" Аристотеля. Эта небольшая статья для нас важна хронологическими данными относительно речей Демосфена и жизни Аристотеля.
Дионисий вскользь упоминает о Фукидиде в нескольких сочинениях: в главе 3 "Письма к Помпею" (это лишь цитата из трактата "О подражании"), в главе 22 сочинения "О расположении слов" и в главах 1, 9 и 10 трактата "Об удивительной силе красноречия Демосфена". Систематически труды Фукидида Дионисий рассматривает в сочинении "О Фукидиде" и во "Втором письме к Аммею".
Сочинение "О Фукидиде", значительное по размеру, посвящено Квинту Элию Туберону. Поводом для его написания было желание Туберона, чтобы Дионисий, не ограничиваясь краткими заметками о Фукидиде, высказанными им в сочинении "О подражании", написал специальное исследование о нем, которое обнимало бы собою все достойное упоминания о Фукидиде. Дионисий, отложив в сторону статью о Демосфене, которою был занят, принялся за составление этого исследования.
В начале статьи Дионисий говорит о цели ее: он не собирается нападать на Фукидида, останавливаясь на недостатках и обходя молчанием достоинства, но, желая сравнить его с другими, считает необходимым говорить не только о достоинствах, но и о недостатках; потому что "никакая природа человеческая не может быть свободна от ошибок ни в словах, ни в делах" (гл. 2). Не он первый берется за критику; это делали и многие другие: так, Аристотель не все считает совершенством у своего учителя Платона, а Платон находит ошибки у Парменида, Протагора и Зенона.
Если он, Дионисий, по таланту ниже Фукидида и других, из этого не следует, что он не имеет права критиковать их: ведь и знаменитых живописцев, Апеллеса, Зевксида, Протогена и других, а равно и таких ваятелей, как Фидий, Поликлет, Мирон, подвергали критике люди, не имевшие их таланта. Кроме того, во многих случаях профан бывает не менее компетентным судьей художественных произведений, чем художник (гл. 3-4). До Фукидида было много историков, но Фукидид отличается от них тем, что не захотел ни ограничивать свою историю одним местом, как Гелланик, ни обнять в произведении действия эллинов и варваров во всех странах, как Геродот. Поэтому он превосходит своих предшественников-историков в двух отношениях: 1) он выбрал тему не совсем "одночленную" (μονόκωλον), но и не разделенную на много не связанных между собой частей; 2) к теме он не примешивал баснословия (гл. 5-6).
Далее Дионисий говорит, что все философы и ораторы, или по крайней мере большая часть их, признают правдивость и беспристрастие Фукидида (гл. 8).
Наряду с достоинствами Дионисий указывает и недостатки истории Фукидида как по содержанию (гл. 9-20), так и по стилю (гл. 21-55).
Недостатки содержания (οικονομία - способ изложения, трактовка) заключаются в неправильностях "деления, порядка и исполнения".
"Деление неправильно тем, что события излагаются не по местам их и не по временам (по царям, жрецам, олимпиадам, архонтам), а по летам и зимам, вследствие чего изложение крупных событий разрывается на мелкие отделы и возникает неясность рассказа" (гл. 9).
"Порядок ,,Истории" Фукидида вызывает порицание тем, что как для начала ее, так и для конца выбраны не надлежащие события; началом должно служить такое событие, раньше которого ничего не было, а концом - такое, после которого не остается ничего желать. Ни о том, ни о другом Фукидид не позаботился: он начинает историю изложением ложной причины войны, тогда как надо было начать ее изложением истинной причины [10]. Кончает историю Фукидид на 22 году войны, тогда как она продолжалась 27 лет" [11] (гл. 10-12).
"Исполнение неудовлетворительно тем, что Фукидид излагает по-дробно события, требующие лишь краткого изложения, и, наоборот, бегло касается событий, требующих подробного изложения. Неравномерно число речей в разных частях истории, и не всегда они поставлены в надлежащем месте, как например, Эпитафий. Многие важные события пропущены, и, напротив, дано место ничтожным" (гл. 13-20).
Недостатки стиля Фукидида, по мнению Дионисия, следующие. Он выбрал не тот путь, которым шла большая часть современных ему писателей. Общеупотребительному языку своего времени он предпочитал язык устарелый, образный, поэтический, с риторическими фигурами; вместо существительных употреблял глаголы, а вместо глаголов существительные; вместо собственных имен нарицательные, а вместо нарицательных собственные; вместо глаголов в страдательном залоге ставил глаголы в действительном залоге; вместо множественного числа имен употреблял единственное; вместо женского рода - мужской и т. д. Наиболее характерная черта его стиля заключалась в том, что он старался возможно малым числом слов выражать возможно больше понятий, много мыслей заключить в одну (гл. 24). Теоретические суждения о языке Фукидида Дионисий иллюстрирует большим количеством примеров из его истории.
Интересно мнение Дионисия о слепых почитателях речей Фукидида. "Если кто будет доказывать им, приводя причины в каждом случае, что такая-то мысль непригодна в данном месте, не идет к данному лицу, или неподходяща для данного предмета, или превышает надлежащую меру, они обижаются и бывают похожи на тех, которые увлечены страстью видеть какой-нибудь предмет, - страстью, немного отличающейся от безумия. Все достоинства, которые свойственны красоте, по их мнению, присущи очаровавшим их предметам. Кто пробует высказать о них неодобрение, если в них есть какой недостаток, тех они от себя отстраняют как завистников и клеветников. Так и почитатели Фукидида, обманутые одним из его достоинств, приписывают ему и все те, которых у него нет. И действительно, что человек хочет видеть в любимом и уважаемом им предмете, то он и видит в нем. Но те люди, у которых мысль остается неподкупной, и кто возводит исследование к надлежащим правилам, ...те не все одинаково хвалят и не все порицают; хорошим свойствам они уделяют соответствующую хвалу, а если какие есть дурные свойства, тех не хвалят" (гл. 34).
Общее заключение Дионисия о языке Фукидида таково: "Зачем хвалим мы способ выражения историка в целом? Что заставляет нас говорить, что Фукидид писал языком для своих современников обычным и известным, а нас, потомков, не принимал во внимание? Нет, мы не выбрасываем из суда и народного собрания весь язык Фукидида как бесполезный; напротив, мы признаем, что повествовательная часть его за немногими исключениями прямо восхитительна и пригодна для всяких надобностей, но ораторская часть не вся годится для подражания" (гл. 55).
"Второе письмо к Аммею" есть добавление к сочинению "О Фукидиде". Аммей высказал мнение, что наблюдения Дионисия о стиле Фукидида следует иллюстрировать примерами, и притом так, чтобы за указанием каждой отдельной особенности стиля его непосредственно следовали примеры из текстов. Дионисий исполняет его желание. Выписав из своей статьи "О Фукидиде" перечень недостатков стиля Фукидида, он рассматривает каждый недостаток в отдельности, иллюстрируя его примерами из истории Фукидида. Так, например, в главе 3 говорится об употреблении слов темных, устарелых, трудных для понимания, поэтических; в главе 4 - об использовании перифразы и брахилогии; в главе 5 - о применении существительных вместо глаголов, в главе 6 - глаголов вместо существительных и т. д.
Таким образом, эта маленькая статья имеет характер скорее лингвистический, чем литературно-критический, но для нас она важна тем, что показывает приемы интерпретации и эстетической критики тогдашних филологов.
Сочинение "О расположении слов" Дионисий посвятил своему ученику Мелетию Руфу в день его рождения. В начале работы автор говорит, что в красноречии (вернее сказать, во всяком художественном произведении) есть два элемента: мысли и слова для выражения мыслей, т. е. реальный элемент (ό πραγματικός τόπος) и формальный (ό λεκτικός τόπος). Второй элемент заключает в себе две части: выбор слов и расположение слов. Дионисий в этом сочинении рассматривает только расположение слов; а трактат о выборе слов он обещает своему ученику написать ко дню его рождения в следующем году. Выполнил ли Дионисий это обещание, неизвестно.
Учение о расположении слов Дионисий считает важнее учения о выборе их. "Хотя выбор слов, - говорит он, - по природе предшествует расположению их, однако последнее доставляет в сочинениях гораздо больше удовольствия, убеждения и силы, чем выбор" (гл. 2). Искусство расположения слов состоит в том, чтобы "ставить слова в надлежащем порядке, придать должную гармонию членам мысли и хорошо разделить всю речь на периоды" (там же). Важность искусства расположения слов как в прозе, так и в поэзии Дионисий иллюстрирует множеством примеров, показывая на них, как меняется красота фразы при изменении порядка слов (гл. 1-20). Далее он говорит о трех родах расположения слов: суровом (αύστηρά συνθεσις), гладком или цветистом (γλαφυρὰ ἤ ὰνθηρὰ σὒνθεσις) и общем (κοινή συνθεαις), - и подробно разбирает каждый из этих родов (гл. 21-24).
Наконец, в последней части автор рассматривает отношения между поэзией и прозой по поводу расположения слов (гл. 25-26).
Под именем Дионисия дошло до нас сочинение, носящее в наших изданиях заглавие "Риторика". На самом деле это сочинение не может принадлежать Дионисию, так как в нем есть упоминание о риторе Никострате (II, 9), который жил при Марке Аврелии, в конце II в. н. э. Долгое время ученые считали, что по крайней мере часть этого сочинения принадлежит Дионисию. Но Узенер в предисловии к своему изданию [12] этого трактата убедительно доказывает, что он не принадлежит Дионисию и что предположение об авторстве последнего основано лишь на заметке какого-то византийского ученого в Венецианской рукописи (XIV-XV вв.), что две последние главы принадлежат Дионисию; впоследствии в Парижской рукописи имя Дионисия было поставлено перед началом всего сочинения. Трактат состоит из двух частей: первая часть (гл. 1-7) содержит отрывки из какого-то сочинения риторического содержания, из последних четырех глав две (8 и 9) суть ученические записи, а две (10 и 11) или написаны самим профессором, или представляют точную запись его лекций; эти две последние главы и считались сочинением Дионисия.
Кроме названных выше сочинений, Дионисий упоминает еще некоторые, которые или не дошли до нас, или даже не были им написаны, а лишь задуманы. Так, в сочинении "О Фукидиде" (2) он упоминает как составленный им (συνετάξάμην)трактат "О политической философии", под которой разумеется, по-видимому, риторика.
В сочинении "О расположении слов" (гл. 1) он обещает своему ученику написать ко дню его рождения в следующем году трактат "О выборе слов"; написал ли он его, неизвестно, во всяком случае до нас он не дошел. Не дошла до нас также вторая часть сочинения "О древних ораторах" - о Демосфене, Гипериде, Эсхине, - по-видимому, написанная. Сочинение "О фигурах", упоминаемое Квинтилианом [13], также не дошло до нас.
Риторические трактаты Дионисия можно назвать его "малыми сочинениями" - opuscula. Основным своим трудом, он, вероятно, считал "Древнюю историю Рима".
Это сочинение состояло из 20 книг; первые девять дошли до нас в полном виде, от 10 и 11 дошла большая часть, от остальных уцелели лишь отрывки. Все сочинение обнимало историю Рима с мифических времен до 264 г. до н. э., т. е. до начала Первой Пунической войны. С этого события начинается история Полибия, и, таким образом, Дионисий хотел описать период, которого тот не коснулся, т. е. дополнить его историю.
Труд Дионисия начинается с рассказа о том, что предшествовало основанию Рима. В дошедших до нас 11 книгах излагаются события до падения децемвиров в 442 г. до н. э.; соответствующие события у Ливия изложены в 3 книгах; но события со времени децемвиров до Первой Пунической войны занимают у Ливия 11 книг (IV-XIV), а у Дионисия 9 книг (XII-XX). Таким образом, рассказ Ливия становится подробнее по мере того, как государство становится больше, события важнее, сведения надежнее; напротив, у Дионисия наиболее подробен рассказ о событиях древнейшего времени.
Главной целью Дионисия при составлении этого труда было приложить на практике теоретические принципы, выработанные им.
Так как историк, по его мнению, должен выбирать сюжет прекрасный, величественный и приносящий большую пользу читателям, он и выбрал себе сюжетом историю Рима, ввиду того, что Римское государство превзошло и по территориальному размеру, и по блеску деяний, и по устойчивости все бывшие раньше великие государства - Ассирийское, Мидийское, Персидское, Македонское. Он выбрал сюжетом именно древнюю историю Рима потому, что эллины почти все не знают ее и на основании пустых слухов думают, что основатели Рима были какие-то бездомные бродяги, варвары, да и то не свободные, и что римляне достигли всемирного владычества не вследствие своего благочестия, справедливости и других добродетелей, но что это произошло как-то само собою, по воле несправедливой судьбы, по своему капризу дарующей величайшие блага самым недостойным людям. Люди злые открыто бранят судьбу, что она предоставила негоднейшим варварам блага эллинов. Это осмеливаются говорить даже некоторые историки. Он хочет изъять эти ошибочные мнения из ума своих соотечественников и обещает доказать, что основателями Римского государства были эллины. История древнейшего периода Рима никем не была написана; были только краткие очерки. По этой-то причине он и предпринял свой труд. Он руководствовался при этом не желанием льстить, но стремлением к истине, которая должна быть целью всякой истории, а затем желанием воздать благодарность государству, памятуя об образовании и прочих благах, которыми он пользовался во время пребывания в Риме (Ji, 1-6).
История должна доставлять пользу и удовольствие читателям; большое число добрых примеров полезно для законодателей, политических ораторов и вообще для всех, желающих заниматься общественными делами (V, 75).
Таким образом, история есть "философия, основанная на примерах" - φιλοσοφία ὲκ παραδειγμάτων, как выражается автор главы XI "Риторики" (XI, 2). История должна поучать и произносить суд над описываемыми ею лицами.
План Дионисия был обширный: он описывал не только войны и договоры, но также учреждения и нравы. Писал он свою "Историю" долго: для этого выучился латинскому языку, беседовал с учеными римлянами, изучал римских анналистов (он называет Порция Катона, Фабия Максима, Валерия Анциата, Лициния Макра и других) и лишь после этого приступил к "Истории" (I, 7). Хотя он писал ее одновременно с Ливием, но, по-видимому, независимо от последнего. "История" Дионисия монотонна, но читается легко; в ней много речей, в которых он показывает свое риторическое искусство; речи говорит даже Ромул (II, 3-35). Исторической критики нет; мифы он трактует так же, как исторические события.
Религиозные воззрения, которые он высказывает в своем сочинении, не возвышаются над верованиями толпы: боги дают знамения людям, вмешиваются в дела людей, помогают им и вредят, награждают их и наказывают. Но его приверженность к народной религии основана на политическом расчете.
Политические убеждения Дионисия умеренные: он любит мудрую аристократию, умеренную демократию, свободу, которая ограничивает себя, власть, которая сдерживает себя.
Хотя "История" Дионисия несравненно ниже "Истории" Ливия, у Дионисия есть и некоторые преимущества перед Ливием: он использовал много материалов из римских анналистов, которых нет у Ливия.
В разных местах риторических сочинений Дионисий высказывает свои мнения о том, каким языком следует писать историю. Язык истории должен быть чистый, ясный, по возможности без тропов. Поэтому историк должен избегать слов устарелых, поэтических, новообразованных, трудных для понимания. История должна быть написана так ясно, чтобы для нее не требовалось толкований. По этой же причине следует избегать чрезмерной краткости, вычурных оборотов, искусственных метафор. Слог должен быть приятен; несколько возвышенный стиль допускается. Сам Дионисий в своей "Истории" в общем следует этим принципам.
Есть сведения, что Дионисий сам сделал извлечение из своей "Истории" в 5 книгах; но оно не дошло до нас.

---

[1] «География», XIV, 656.
[2] В двух этих трактатах Дионисий обращается в Аммею с эпитетом κράτιστε, который обыкновенно употребляется при обращении к лицу высокопоставленному. Поэтому можно предположить, что Аммей был какимто важным лицом.
[3] Под словом «философский» Дионисий разумеет «теоретический», понятие «научный» употребляется в противоположность понятию «эмпирический», основанный только на практике.
[4] Дионисий Галикарнасский цитируется в переводе С. И. Соболевского.
[5] Стремление аттикистов писать (и говорить) на языке, уже мертвом для них, пренебрегая языком живым, нам кажется нелепым. Этот педантизм и в то время не мог не возбудить протестов. Так (несколько позднее), знаменитый врач II в. и. э. Гален, один из противников этого направления, смеется над правилами аттикистов, «занимающихся проклятою этой «лженаукой“», которые хотят называть капусту аттическим словом ὰφαν, вместо κράμβ как она называлась в «общем» языке его времени, «как будто это афиняне разговаривают с греками, жившими 300 лет тому назад, а не с теперешними». Однако несмотря на протесты учение аттикистов получило силу закона для всех по–следующих веков; этой силы оно не потеряло даже в настоящее время, так как и у теперешних образованных греков литературный язык совсем не похож на язык живой, народный, а заключает в себе много аттических элементов. Но велика и сила живого языка; при всех стараниях писать на вполне чистом аттическом языке никому из аттикистов это не удавалось: все невольно примешивали и слова, и формы, и конструкции из современного им живого языка. Это мы видим и у самого Дионисия.
[6] Изложены они не в хронологическом порядке, а по сходству тем.
[7] Об известной нам декаде аттических ораторов Дионисий или не знает, или не хочет с нею считаться.
[8] См. ниже о сочинении «Об удивительной силе красноречия Демосфена».
[9] Надо заметить, что в данном случае Дионисий неправильно критикует Платона: в «Федре» Сократ намеренно говорит высоким слогом, и потому поэтическая окраска здесь вполне уместна.
[10] Дионисий имеет в виду то, что события, которые Фукидид считает истинной причиной войны, — возникновение и развитие афинского могущества со времени битвы при Микале (479 г.), — предшествовали событиям, которые он считает ложной причиной войны, — ссоре между Коринфом и Керкирой (435–434 гг.).
[11] Дионисий, как видно, полагает, что Фукидид не окончил историю войны по собственной воле, а не вследствие смерти.
[12] Dionysii Halicarnasei quae fertur Ars rhetorica. Lipsae, 1895.
[13] «Образование оратора», IX, 3, 89.