Кроме Аполлония, единственным александрийским эпиком, о котором мы можем составить себе более или менее ясное представление, является Риан. О его жизни мы знаем очень мало: Свида указывает, что он был современником Эратосфена, т. е. жил во второй половине III в. до н. э. Он сообщает также, что Риан происходил из города Бены на Крите, сперва был рабом и служителем в палестре, а потом стал учителем грамматики и риторики, а также писателем. Риан написал комментарии к "Илиаде" и "Одиссее", некоторые заметки из которых сохранились в схолиях к Гомеру, "Гераклеиду в 14 песнях", которая до нас не дошла, и четыре исторические эпические поэмы по истории Фессалии, Ахайи, Элиды и Мессении. О первых трех мы не имеем никаких сведений, содержание же четвертой изложено в IV книге "Описания Греции" Павсания, где он подробно рассказывает историю Меосенских войн, но, к сожалению, очень редко приводит стихи из поэмы Риана. Несколько стихов приведено у Стефана Византийского, каждый раз с указанием, из какой песни они взяты. Высшая цифра из нумерации песен поэмы Риана у Стефана Византийского - 6; сопоставляя содержание этих стихов с пересказом поэмы у Павсания, предполагают, что поэма Риана имела шесть песен.
Начало поэмы Риана Павсаний определяет "битвой у большого рва", т. е. третьим годом войны. События, о которых рассказывается в поэме Риана, начинаются тем, что аркадского царя Аристократа, союзника мессенян, подкупают спартанцы; из-за бегства аркадян мессеняне проигрывают битву "у большого рва" и удаляются на гору Эйру. Павсаний приводит два стиха [1] из Риана, которые, может быть, являлись началом поэмы или во всяком случае находились в первой песне:
Возле ущелий Белой горы они воевали,
Двадцать два раза хлеба поднимались и стужей сменялись.
Главный герой поэмы, Аристомен, о котором Павсаний говорит, что Риан восхваляет его, как Гомер Ахилла, совершает с кучкой мессенян чудеса храбрости. Два раза при налетах на спартанцев он попадает в плен. В первый раз его бросают в глубокую каменную темницу, но ему помогают орел и лисица - орел сносит его вниз на крыльях, чтобы он не разбился, лисица указывает ему путь из темницы.
Во второй раз Аристомена освобождает девушка, видевшая перед этим сон, будто волки пригнали к ней льва, скованного и без когтей. Она освободила его, и он растерзал волков. Когда она узнает, что пленник, которого ведет с собой отряд спартанцев, - Аристомен, она тайно освобождает его, а он, перебив спартанцев, в благодарность женит на ней своего 18-летнего сына Горга. Весь этот эпизод, несколько сентиментальный, совершенно в духе эллинистической поэзии. В том же духе, но скорее эротическом, чем сентиментальном, написан эпизод со спартанским пастухом, бывшим в связи с женой одного из мессенян; спрятанный ею от мужа, он подслушал, что в эту ночь, дождливую и бурную, мессеняне покинули охранные посты, и Эйра беззащитна. Пастух немедленно бежит к спартанцам, и начинается последний штурм Эйры, описанный у Павсания чрезвычайно драматично. По настоянию прорицателя Теокла Эйру сдают. Аристомен переходит в Аркадию и готовится к неожиданному удару на Спарту, но измена преследует его и здесь: аркадский царь Аристократ опять предает его.
Таков реальный план поэмы Риана. Но в ней, по-видимому, был и второй план, объяснявший падение Мессении гневом Диоскуров. После битвы "у большого рва" пифийский оракул предсказывает [2].
Если "трагос" напьется воды извилистой Неды,
Больше мессенскую землю от бедствий спасать не могу я;
Близкая гибель тогда грозит ей в день истребленья.
Провидец Теокл догадывается, что под словом "трагос" оракул подразумевает фиговое дерево, наклонившееся над рекой Недой и касающееся ветвями ее вод. (Фиговое дерево называлось в Мессении τράγος; обычное же значение слова τράγος - козел.) Теокл показывает его Аристомену, и героизм Аристомена в последних боях приобретает еще более величественный и трагический характер, так как он сражается из любви к родине, зная, что борется с непреодолимым решением судьбы, в которое он сам верит. Крайне драматична смерть Теокла: "Он, подойдя к Аристомену, сказал ему: "Зачем напрасно несешь ты этот труд? Все равно ведь Мессении рок присуждает погибнуть; ее злая судьба уже перед нашими глазами... Для меня лично бог назначил гибель вместе с родиной; ты же спасай мессенян, пока есть силы, спасай самого себя". С этими словами он бросился на врагов и громко бросил в лицо лакедемонянам такую фразу[3]: "Не вечно с радостию будете вы собирать плоды Мессении". Затем напав на тех, кто стоял против него, он стал их избивать, но и сам получил рану; он испустил дух" насытив свою душу кровью врагов". Самый большой отрывок из поэмы Риана сохранен нам Стобеем [4] :
Разума все лишены мы поистине, смертные люди.
Сердцем своим неразумным все то, что нам боги даруют,
Мы принимаем. Кто беден, нуждается в пище насущной,
Горько вздыхает, к блаженным свои воссылает упреки,
Жалобы шлет, забывая и доблесть, и мужество духа,
Смелое слово промолвить боится, решиться на дело,
Робостью полон, что вдруг его жадные люди услышат;
И пожирают ему печаль и смятение душу.
Если же кто в богатстве живет, и ему в изобилье
Бог посылает, то сколь он легко забывает, что ходят
Ноги его по земле, что лишь смертных людей он потомок:
Полон надменности он и, преступный и гордый душою,
Зевсу подобно гремит, шею выше главы поднимает,
Ростом хоть будь невелик он; как будто бы деву Афину
Сделал своей он женой, и как будто бы прямо к Олимпу
Шествовал он, чтобы там за трапезу сесть меж блаженных.
Но приближается Ата, ногой своей нежной ступая;
Старцам является юной она, иногда же старухой
Станет пред юношей; взвесив, укажет нам наши проступки,
Дике подмогу несет, помогает и Зевсу владыке.
(Перевод М. Е. Грабаръ-Пассек)
Свида говорит, что "некоторые считали Риана уроженцем Итомы в Мессении"; вероятно, это мнение основывалось на том, что читатели не могли представить себе такого воодушевления но отношению к Мессении у уроженца другой страны. Во всяком случае Риан, бесспорно, достиг того, чего хотел, и если чисто литературная сторона его поэмы соответствовала ее содержанию, то нам остается лишь горько пожалеть, что поэма не дошла до нас в первоначальном виде, а только в прозаической передаче Павсания.