Автор: 

Фотий

Автор: 

Плутарх

Переводчик: 

Агностик

Прочитал разные отрывки "Жизнеописаний знаменитых мужей" Плутарха, из которых выбрал самые полезные для людей, которые хотят развиваться.

Дион
[36][1] Однако Тимей делает предлогом, с другой стороны достаточно обоснованным, рвение и преданность Филиста в поддержке тирании, чтобы наполнить свою историю клеветническими обвинениями против него. Тем, кто пострадал от несправедливости тирана, простительно вымещать свой гнев на бесчувственном трупе; но те историки, по времени удаленные, кому Филист не сделал зла, но которые вопреки пользы сочинения, позволяют себе обвинять его обидными насмешками в несчастьях, в которые судьба может повергнуть людей более добродетельных, это несправедливо, от чего забота о собственной репутации должна уберечь их.
Эфор не выглядит более мудрым, раздавая похвалы Филисту: при всем таланте историка приукрашивать благовидными предлогами деяния самые несправедливые, чтобы дать развращенным нравам разумные причины и найти слова, способные убедить, он никогда не сможет уничтожить мысль, что Филист был ярым сторонником тирании, поклонником самой необузданной роскоши, власти, богатства и союза с тираном. Поэтому тот, кто не одобряет действия Филиста, и не порицает его в несчастье, достоверный и беспристрастный историк.

Брут
[23] В первых письмах писал это Брут.
Уже Рим был разделен между Цезарем и Антонием; армии, словно на аукционе, продавались тому, кто выставит более высокую заявку. Тогда Брут, отчаявшись возродить положение, решил покинуть Италию; посуху через Луканию он достиг Элей на берегу моря. Порция, которой нужно было возвращаться в Рим, пыталась скрыть боль разлуки с мужем; но ей не удалось сохранить мужество при виде картины из греческой истории; она представляла прощание Гектора и Андромахи, принимающей из рук мужа Астинакса, их малютку сына, и пристально глядящей на Гектора. Видя эту картину, напоминающую Порции её горести, она заливалась слезами по несколько раз на день подходя к ней.

Павел Эмилий
Среди пороков и страстей всякого рода, преобладает алчность. (Так Плутарх говорит о Персее, царе Македонии.)

Демосфен.
[16] Послы прибыли из Афин и царь Филипп, выслушав всех прочих, отвечал только на речи Демосфена. Однако ему не оказал тех же почестей и благорасположения, проявленных к другим послам, и сберегал для Эсхина и Филократа многочисленные знаки внимания. Поэтому, когда эти два посланника начали нахваливать Филиппа за его красноречие, за его красоту, и за его талант в пьянстве, Демосфен не удержался от желания повернуть эту похвалу в насмешку и сказал, что эти качества присущи софисту, женщине и губке, но ни одно не подходит для царя.
[22] Дочь у Демосфена умерла, ему тайно сообщили о смерти царя Македонии; и для вдохновения заранее афинянам уверенности в будущем он появился на совете с притворной радостью на лице и сказал, что минувшей ночью ему приснился сон, предвещающий большую радость Афинам, а вскоре после этого гонцы доставили известие о смерти Филиппа. Афиняне немедленно принесли благодарственные жертвы богам за радостные известия и постановили увенчать Павсания, его убийцу. Демосфен появился перед народом увенчанный цветами и нарядно одетый, хотя всего семь дней назад он потерял дочь.
Эсхин по этому поводу сильно упрекал его и обвинил в отсутствии привязанности к своим детям; но это скорее обвинение Эсхину в мягкости и малодушии. Он, который видит в стонах и жалобах признак души чистой и чувственной и осуждает мужество, которое служит поддержкой с кротостью и умеренностью во внутренних несчастьях.
Признаюсь, однако, что я не одобряю афинян, увенчанных цветами и приносящих жертвы по причине смерти царя, который пользовался своими победами с умеренностью, обращался с ними в их несчастье мягко и человеколюбиво. Кроме того, они подверглись божественному возмездию, ибо было мало благородства в таком поведении по отношению к Филиппу; они чествовали его при жизни, даровали ему право афинского гражданства, но как только он погиб от меча убийцы, они не смогли сдержать свою радость; они, казалось, готовы были топтать его труп.
Но к тому же я не могу осуждать Демосфена, который, оставив плачущих женщин стенать о своих несчастьях, сам делал то, что считал полезным для своей родины. Это, на мой взгляд, личность одухотворенная и достойная правления, способная неизменно заботится об общественном благе, подчинять свои горести и личные интересы государству и сохранять достоинство своего звания более тщательно, чем актёры, играющие царей и тиранов, и которых мы видим смеющимися и плачущими не по собственному настроению, но по ситуации, которые требуют роли, ими изображаемые. Действительно, не следует покидать несчастных и отвергать утешения, которые могут облегчить их страдания; если некто будет стараться вместо того, чтобы успокаивать его горести речами, подобающими ситуации, и продвигать его мысли к наиболее приятным вещам, подобно тому как больной глазами отворачивается от ярких и трепещущих цветов, которые ему вредны, чтобы смотреть на цвета мягкие, которые успокаивают, такие как зеленый. Какое утешение более сильное может быть для человека, который страдает от личных неурядиц, чем счастье его родины? Когда борется общественное счастье с личным несчастьем, борьба при которой приятные чувства ослабляют боль.
[25] Демосфен, говорят, пораженный этим подарком, словно впустил гарнизон, принял интересы Гарпала, и вызванный на собрание для рассмотрения дела Гарпала (он выступал против тех, кто хотел сохранить и завладеть золотом, перед этим полученным от него [Гарпала]), явился на собрание, обернув шею шерстяной повязкой. Народу, который приказал ему встать и высказать своё мнение, он сделал знак, что потерял голос. Некоторые беззлобно насмехались над этой притворной болезнью, говоря, что ночью их оратора одолела, но не простуда, а златострастие.
[26] Затем он был отправлен в изгнание из-за подарков, полученных от Гарпала. Молодых людей, которые приходили, чтобы увидеть его и поговорить с ним, он отвращал от участия в государственных делах. "Если бы в начале своих занятий, говорил он, мне предложили два пути, один - выступления и собрания, второй - верная смерть, и если бы я знал все то зло, которое ожидает меня в политике: страхи, зависть, клевета и борьба, которые неотделимы друг от друга, я бы бросился с головой по пути смерти".

Цицерон.
[5] Лицедейство, по его словам, придавало убедительности речам Цицерона. Также он высмеивал тех ораторов, которые не имели другого способа добиться этого кроме как криком. "В своей немощи, говорил он, они нуждаются в крике, как хромые в лошади".
Употребление таких язвительных слов, направленных против врагов и оппонентов, было частью ораторского искусства; но Цицерон использовал их без разбора против всего общества, набрасываясь с насмешками на людей; такая привычка издеваться была ненавистна многим людям, и настроила против него Клодия и его сторонников.
[29] Римляне называли самую мелкую из медных монет квадрантом.
[46] Цезарь, говорят, первые два дня усердно защищался ради спасения Цицерона, но на третий день сдался и предал его. Каждый получил жертвы, каких добивался: Цезарь пожертвовал Цицероном, Лепид - своим братом Павлом, Антоний - дядей с материнской стороны Луцием Цезарем. Так, в гневе и злобе, задыхаясь от всякого чувства человеколюбия, они доказали, что нет зверя более жестокого, чем человек, когда у того есть власть, чтобы утолить свои страсти.

Фокион
[10] Фокион был суров и мрачен. Сикофант Аристогитон всегда храбрый на собраниях постоянно побуждал народ взяться за оружие, но когда выступил в роли граждан, призванных на службу, явился на собрание опираясь на палку и с перевязанной ногой. Фокион, стоящий на трибуне, увидев его издали, прокричал писарю: "Запиши Аристогитона, хромого труса." Когда я взираю на все вышеперечисленное, я задаюсь вопросом, почему такой строгий и суровый человек получил прозвище Доброго? Это трудно, но, по крайней мере, не невозможно, чтобы один и тот же человек был приветлив и резок, как вино бывает иногда сладкое и пряное. Он был противоположностью людей, которые наружностью слащавы, но угрюмые и злобные. Однако оратор Гиперид однажды сказал народу: "Афиняне, смотрите не на то, сердит ли я, но бескорыстен ли я."
Фокион никогда не делал зла своим согражданам из чувства личной ненависти; он никого не рассматривал как личного врага: он не показывал жестокости, строгости и непреклонности к тем, кто противостоял ему, когда противники желали добра родине. Во всем остальном это был самый мягкий, самый добрый, самый человеколюбивый из всех; и когда его значительнейшие противники сами претерпевали какие-либо несчастья или попадали в опасность, он спешил на помощь и объявлял себя их защитником.
[30] Антипатр, стратег македонян, говорил, что у него два друга в Афинах: Фокион и Демад, и он никак не может заставить принять дар одного, ни удовлетворить жадность другого.

Катон
[1] Когда он начал своё обучение, то обнаружил ум ленивый и медлительный, но то, что он один раз усвоил, он это удерживал и память его была надёжна; это, вообще-то, довольно обычное дело, умы подвижные легко забывают, те же, кто учится с большим прилежанием, запоминают лучше; всякий предмет, который они изучили, для них как огонь, который загорается в их душе с новым пылом.

Александр
[4] У Александра была очень белая кожа, и такая белизна подтверждалась малиновым оттенком, особенно на лице, груди и других частях тела. Многие писали, что кожа у него была здоровая; он источал изо рта и от тела приятный запах, которым пахли его одежды. Это могло исходить от его темперамента, который был огненным; потому что по Теофрасту хороший запах является результатом полной переработки, при котором природное тепло даёт настроение. Кроме того, самые сухие и самые жаркие страны в избытке производят наилучшие специи, потому что солнце удаляет с поверхности тел влагу, которая является причиной гниения. Вероятно, это природное тепло было причиной мужества Александра и его пристрастия к вину.
[6] Когда Филипп отказался купить у Филоника за тринадцать аттических талантов Букефала, потому что тот не унимался и не подчинялся никому из слуг Филиппа, Александр разволновался и попросил отца приобрести коня. Александр подошёл к коню, взял вожжи, и повернул морду к солнцу, потому что, по-видимому, тот боялся своей тени, которая падала перед ним, и следил за каждым её движением. Покуда его волнение не улеглось, Александр осторожно поглаживал его и успокаивал голосом, а затем сбросил плащ на землю, легко вскочил на коня и уселся вполне надёжно. Филипп и его двор, охваченные смертельным страхом, хранили глубокое молчание, переживая, чтобы с юношей не случилось какого-нибудь несчастья, тогда как некоторые радостно приветствовали и все были в таком изумлении, что когда он привёл коня обратно настолько же легко, настолько же и безопасно, всех охватило ликование. Филипп пробивал слёзы радости, и когда Александр спешился, он крепко сжал его в объятиях: "Сын мой", сказал он, "ищи царство достойное тебя, Македония тебе мала".
[21] Александр справедливо считая, что не достойно царя не сдерживать себя, пока не одержана победа над врагами, не тронул ни одну из дочерей Дария, и до брака не знал другой женщины кроме Барсины, вдовы.
[57] Примерно в то время овца родила ягненка, чья голова была увенчана тиарой, формой и цветом напоминающей персидскую, а по обе стороны от тиары были признаки половых органов. Александр был в ужасе от этого чуда, и очистился при помощи вавилонян, которых держал при себе для таких видов искупления, друзьям же он сказал, что больше о них, чем о себе обеспокоен этим знамением. "Я боюсь", прибавил он, "как бы после моей смерти царство не попало в руки человека малодушного и безвестного". Но более благоприятный знак вскоре дал ему лучшие надежды. Один македонянин, по имени Проксен, распорядитель царских слуг, копая на берегу реки Окс для обустройства палатки Александра, нашёл источник жирной и маслянистой жидкости, которая не скоро была исчерпана, и из того же источника забило масло чистое и прозрачное, на запах и вкус не отличное от настоящего масла, и которое своими цветом и мягкостью было совершенно неотличимо: между прочим, во всей стране нет мест с оливковыми деревьями. Это правда, говорят что воды Окса маслянистые и кожа касающихся становится жирной и маслянистой. Мы видим как он обрадовался этому открытию.
[76] Аридей был сыном Филиппа и куртизанки по имени Филина. Но его ум был ослаблен тяжёлой болезнью, которая не была вызвана случаем или недостатком телосложения: будучи ребенком он выказывал благородный характер и высокий разум, но Олимпиада дала ему яд, который изменил его характер и повредил рассудок.

Цезарь
[32] В ночь перед его вступлением в Аримин (это большой кельтский город, который он внезапно захватил без подготовки), говорят, ему приснился отвратительный сон: он видел как вступил с матерью в кровосмесительную связь.

Эвмен
[9] Успех возвышает души от природы слабые и ничтожные, которые ввиду степени преуспеяния, на которую их поместила судьба, несомненно кажутся великими и значительными; но человек истинно великий и непреклонный намного лучше в несчастьях проявляет величие своего характера, как, например, Эвмен. У него была наиблагороднейшая душа и острый ум, далеко превосходящий, который не покидал его в несчастьях.
[13] Эвмен понимая, что они презирают друг друга, но все боятся и выискивают возможность избавиться от него, сделал вид, что нуждается в деньгах и занял большие суммы, чтобы тех, кто ненавидел его наиболее, вынудить к доверию и заинтересовать их в своей безопасности из страха потерять то, что они одолжили. Таким образом, чужое серебро стало его защитником; вместо того чтобы давать другим для спасения своей жизни, он обеспечил свою безопасность заимствуя у других.
Филополем (philopolemos) - это тот кто предпочитает пользу безопасности, полемик (polemicos) - тот кто одержим безопасностью во время войны.[2]

Серторий
[8] Прибывши в Испанию, Серторий повстречал мореходов, которые недавно прибыли с островов в Атлантике. Это два острова, отделенных друг от друга очень узким морским проливом и отстоящих от Африки на десять тысяч стадий; называются они острова Блаженных. Дожди здесь редкие и слабые; ветра обычно приятные и приносят полезную влагу, питая землю и делая её пригодной к производству всего чего хочешь посевом и посадкой, но тем не менее она самопроизвольно даёт отличные плоды и в достаточном изобилии, чтобы прокормиться без труда и без забот счастливому народу, который проводит свою жизнь в самых приятных удовольствиях. Температура времен года, чьи смены обычно умеренные, поддерживает воздух чистый и здоровый. Ветры северные и восточные, которые дуют из наших краев, попав в это огромное море, пройдя необъятное пространство, рассеиваются в этих пределах и теряют всю свою силу, дойдя до этих островов. Ветры с моря, например, западный и южный, иногда приносят несильные дожди, которые орошают землю, но чаще они приносят освежающие пары, которых достаточно для оплодотворения. Все эти преимущества, даже среди варваров, укрепили мнение, что на этих островах находятся прославленные Гомером Елисейские поля, где пребывают души блаженных.
[9] Серторий, которому рассказали об этих чудесах, загорелся самым страстным желанием поселиться на этих островах и жить в мире свободном от тирании и избавленном от всяких войн. Но прибыли киликийцы и затеяли новую войну, разрушив и рассеяв эту страсть.
[10] Серторий был неприступен для удовольствий или страха; бесстрашный в опасности, умеренный в удаче, он превосходил любого полководца своего времени дерзостью, чтобы внезапно напасть на врага и дать бой. Скрыть свои планы от врага, расстроить их замыслы, захватить выгодные позиции, использовать слова для коварства и обольщения, никто не мог сделать это искуснее, чем он. Расточительно щедрый в наградах за добрые дела, он был умерен в наказаниях за проступки; правда, уже в конце жизни жестокое отношение к заложникам, находившимся у него в руках, доказывает, что доброта не была свойственна его натуре, но он вел себя в своих интересах так, как того требовали обстоятельства. На мой взгляд, истинная добродетель, подкрепленная разумом, никогда не сможет переродиться даже при наисильнейших невзгодах; но я не считаю невозможным, что наилучшие натуры с крепкими душами, когда они обременены тягчайшими несчастьями, меняют нравы при переменах удачи. Поэтому, я думаю, так случилось с Серторием, когда удача покинула его: перемены к худшему ожесточили его к предателями.

Деметрий
[2] Деметрий, несмотря на высокий рост, был ниже отца, но он был настолько красив, настолько благороден и величественен духом, что художники и скульпторы никак не могли полностью передать черты его лица; внешность его внушала одновременно и кротость и суровость, доброжелательность и страх; надменность и юношеская пылкость соединялись с героическим видом, с поистине царским величием, которые почти невозможно изобразить. Его манеры представляли тот же самый контраст: они обладали чем-то устрашающим и чем-то приятным.
[11] Подхалимом самым изощрённым был некто Стратокл: он придумывал новшества все более превосходные и все более мудреные. Он распорядился, чтобы афиняне, направленные указом народа к Антигону и Деметрию, назывались бы не как обычно послы, а феоры, имя, которое города Греции давали посланцам, которые в дни праздничных торжеств направлялись к Пифии и в Олимпию для жертвоприношений.
[13] Насмехаясь таким образом над Деметрием, они окончательно развратили правителя, чей дух и так был не слишком здрав.
[22] Афиняне, осажденные Филиппом, перехватив почту Филиппа, с которым они находились в состоянии войны, открыли все письма, но отнестись с уважением к тем, которые Олимпиада писала ему, и вернули обратно не вскрытыми.
[42] Нет более важной обязанности царя, чем правосудие. Марс - тиран, говорит Тимофей; но, по словам Пиндара: "Справедливость есть царь, владыка земли".
[43] До Деметрия, сына Антигона, которого прозвали Полиокрет, не было гребных судов с пятнадцатью и шестнадцатью рядами весел. Только много позднее Птолемей Филопатор построил такое с сорока рядами весел; было оно двести восемьдесят локтей в длину, сорок восемь в высоту до верхней части кормы; экипаж составлял четыреста матросов, гребцов - четыре тысячи, и кроме того, три тысячи бойцов, которые распределялись среди гребцов на мостике. (400 моряков, 4000 гребцов, 3000 солдат, всего 7400). Но оно никогда не было объектом любопытства: почти не отличаясь от прочного здания, оно годилось только для показухи и было бесполезно для войны из-за трудностей и опасностей, что возникали при его движении.

Антоний
[24] Антоний не замечал большинства нарушений, которые совершались от его имени, не столько вследствие своей беспечности, сколько из-за простодушия, которое делало его чересчур доверчивым; ибо он имел характер простецкий, а так же разум - малость неуклюжий. Когда он узнавал о несправедливости своих служащих, он бывал глубоко тронут и винился перед обиженными. Неумеренный как в наградах, так и в наказании, особенно в первом, он был от природы склонен переходить грань. Его шутки и остроты, которыми он осыпал провинившихся, несли в себе как бы лекарство: ибо он дозволял осмеянному прибегать к такому же средству, и он с не меньшим удовольствием потешался над шутками других. Но ничто так не способствовало погибели, как это пристрастие к насмешкам: убежденный, что те, кто свободно насмехается над ним, не будут льстить в делах серьёзных, он позволил себе легко попасться на приманку их похвал. Он не заметил, что его приближенные соединили эту привилегию с лестью, словно добрую вяжущую приправу, скрывающую неприятный вкус, что был причиной преувеличенного угодничества, расточаемого за столом; они пытались убедить его, что когда они уступают ему в важных случаях, делают это не потому, что хотят доставить удовольствие, но признают его превосходство в благоразумии и способностях.

Пирр
[3] Пирр имел черты лица величественные, которые вызывали скорее страх, чем почтение; его верхние зубы не разделялись, но образовывали одну сплошную кость, где небольшие насечки отмечали разделения, которые должны были иметь зубы. Он, как полагали, имел силу, чтобы лечить болезни селезенки. Он приносил в жертву белого петуха и нежно прижимал правую лапку к животу больного, когда тот лежал на спине. Как бы не был беден человек, самого низкого сословия, он не получал отказа в таком лечении, если просил о нем; Пирр брал в оплату пожертвованного петуха, и этот дар ему был приятен. Палец ноги, как утверждают, имел чудесные свойства; и когда после смерти его тело было сожжено, палец был найден невредимым, без каких-либо следов огня.

Марий
[6] Воздержанность Мария была общепризнанной, он соединял, говорят, непоколебимое терпение к боли, чему дал веские доказательства при операции, которая ему была сделана. Его голени вздулись от варикоза, что доставляло ему мучения. Поэтому он позвал хирурга, чтобы вырезать это, и подставил ему одну ногу, не позволив себя связать, и страдал от жестокой боли, что доставляли разрезы, не двигаясь, не издавая стонов, с невозмутимым лицом и в полной тишине; но когда хирург захотел заняться другой ногой, он отказал ему и сказал: "Я вижу, что лечение не стоит таких страданий".
[16] Марий вернувшись с армией из Африки, вступил в должность консула; он вошел в Рим с триумфом и явил римлянам зрелище, в которое они не могли поверить: это был пленный Югурта. Никто не мог надеяться, что войне будет конец, покуда жив этот государь, настолько он умел гибко приспосабливаться ко всяким изменениям судьбы, настолько его мужество содействовало его хитроумию. В этом триумфе, говорят, несли золота весом три тысячи семьсот фунтов, серебра - пять тысяч семьсот семьдесят, и двести восемьдесят семь[3] тысяч драхм наличной монетой.
[13] Трудолюбивые солдаты, исполнительные, безропотно выполняющие приказы, получили прозвище мулы Мария. Другие, правда, дают иное происхождение этой пословицы: мол, при осаде Нуманции Сципион хотел осмотреть не только оружие и лошадей своих солдат, но также их повозки и мулов, чтобы знать все ли держат их в хорошем состоянии, и всегда ли они годны к службе. Марий привёл своего коня, им самим откормленного и весьма хорошо ухоженного, и своего мула, который своею дородностью, силою и кротостью затмил всех остальных мулов армии. Полководцу понравилось состояние, в котором он увидел животных, служащих Марию, и с тех пор часто упоминал, и высказывание вошло в поговорку. Когда в шутку хвалят человека работящего, прилежного и упорного в труде, то его называют мулом Мария.
[21] Марий разбил 100.000 тевтонов, массилийцы додумались огородить виноградники костями убитых; а тела, поглощенные нивами, из-за дождей, которые выпадали в продолжении зимы, настолько удобрили землю, и проникли так глубоко, что следующим летом она принесла огромное количество плодов; это подтверждает слова Архилоха, что ничто так не удобряет землю, как разлагающиеся тела.
Он также сказал, что очень правдоподобно, что великие битвы почти всегда сопровождаются приливными дождями: либо благие боги, чтобы омыть и очистить землю, льют чистую влагу, ниспосылая её с небес, либо воздух, который легко портится и испытывает самые большие изменения по самым малым причинам, сгущает испарения влажные и тяжелые, которые выделяются в лоне такого разложения.
[43] Самого высокого восхищения заслуживают рабы Корнута. Во время гражданской войны многие люди были осуждены без оснований, и массовые убийства имели место. Рабы спрятали хозяина в доме, взяли одного из тех, кто был убит на улице, повесили за шею, надели на палец золотое кольцо и показали подручным Мария. После чего похоронили его так, как будто это был хозяин, и никто не заподозрил подлога.
Корнут, спасенный рабами, удалился в Галлию.

Арат
[29] Арат, не смотря на блестящую победу его солдат над тираном Аристиппом, смерть тирана Крита Тагиска и более чем 1500 его людей, и которая не стоила ему ни одного человека, однако, не смог сделать себя хозяином Аргоса, ни вверить этому городу свободу: Агий и младший Аристомах вошли с царскими войсками и захватили власть.
Но по крайней мере славный успех заставил умолкнуть клевету, и прервать несправедливые речи и оскорбительные насмешки тех, кто, чтобы польстить тиранам, им в угоду постоянно твердили, что кишечник стратега ахейцев расстраивается при приближении боя, что звуки трубы вызывают у него головокружение и помутнение, что построив свою армию к бою и напутствовав солдат, он спрашивал своих помощников и командиров, теперь, когда жребий брошен, необходимо ли его присутствие, и он не мог дождаться, чтобы уйти немного поодаль от места боя.
Эти слухи настолько укоренились, что когда философы в своих школах изучают, что если сердцебиение, искажение черт лица в опасных обстоятельствах доказывают робость вследствие ли изъянов телосложения или природной холодности характера, они всегда приводят пример Арата, как стратега, которому присущи эти неприятные моменты в бою.
[53] Как будто древний закон, кроме того подкреплённый суеверным страхом, запрещал хоронить человека в пределах стен, и они послали спросить Пифию в Дельфах, которая дала разрешение. Этот оракул наполнил радостью всех ахейцев, а в особенности сикионцев, которые сменили траур на праздник, увенчались цветами и надели белые одежды, с танцами и торжественными песнями перенесли тело Арата из Эгий в свой город, выбрали видное место и похоронили там, как основателя и хранителя горда.
Это место до сих пор называется Аратий.
[52] Он умер коварно отравленный под прикрытием доброжелательности. Убийство совершил Тавтион по приказу Филиппа, тирана Пелопоннеса, ради сохранения безнаказанности. Что он и сделал.

Артаксеркс
Имя его матери - Парисатида. Это была умная женщина и она очень хорошо играла в кости.
Страх терзает наиболее кровавых тиранов.

Агис
[30][4] Антигон, царь македонян, призванный на помощь ахейцами против Клеомена, одержал победу, обратил в бегство Клеомена и вынудил его бежать (из Спарты), а по прибытии, завладев Спартой, обращался с жителями человеколюбиво: ничем не оскорбил и не унизил достоинство города, сохранил их законы и государственный строй, принес жертвы, и покинул ее на третий день: он узнал, что Македония испытывает все трудности войны и что варвары подвергают страну огню и кровопролитию. Кроме того, он уже страдал опасной болезнью, которая приводила к чахотке и полной порче крови. Однако он не позволил себе поддаться жестокой болезни и сохранил достаточно сил, чтобы повести царство на новую битву, и он со славой умер после победы, разбив в пух и прах варваров. Филарх прибавляет, что весьма вероятно, что в пылу сражения он очень громко кричал и надорвал легкие. Некоторые ученые также отмечают, что после победы он воскликнул на радостях: "О, прекрасный день!", и у него началось кровотечение, а после сильной лихорадки он помер.
[31-38][5] Клеомен, побежденный Антигоном, бежал в Египет. Сначала он очень хорошо был принят царем. Но вскоре после этого, не совершив никаких преступлений, по причине необоснованных подозрений и злоумышлений обвинителей, он был заключен в тюрьму и приговорен к смертной казни. С шестнадцатью товарищами он вышел из тюрьмы при оружии, бежал по улицам и призывал народ бороться за свободу. Граждане хвалили храбрость и самоотверженность Клеомена, но никто не осмелился последовать за ним из страха перед тираном. Они убили тех, кого встретили, в том числе двух своих злейших врагов. Они убили большое число врагов, которые сбегались к ним, но были убиты и распяты.
[39] Через несколько дней после казни стража у креста с телом Клеомена увидела около его головы огромного змея, который закрывал лицо и мешал хищным птицам приблизиться. Это чудо поразило царя суеверным страхом, и по этой причине женщины совершали жертвоприношения во искупление смерти Клеомена, которого почитали государем любезным богам и наделенным сверхчеловеческой природой.
Народ Александрии толпами стекался на это место и взывал к Клеомену как к герою и потомку богов. Наконец, люди более образованные положили конец суеверию сообщив, что точно также как тела волов, когда они разлагаются, порождают пчел, лошади - ос, ослы - жуков, точно также тела людей, когда жидкость, которая образует костный мозг, густеет и застывает, она порождает змей; это наблюдение сделали еще древние, поэтому из всех животных, змей посвящают героям.

Тит
[10] В скором времени отмечались Истмийские игры, куда собирались огромные толпы народа поглазеть на гимнастические состязания здесь устраиваемые. Ибо Греция, которая с некоторого времени, избавившись о своих войн, надеясь на скорую свободу, уже отмечала праздник мира, здесь представленный. Вдруг, в самый разгар собрания, звук трубы призвал к общему молчанию, и глашатай, выступив на середину арены, провозгласил: "Римский сенат и Тит Квинтий, римский полководец, наделенный консульской властью, победив царя Филиппа и македонян, объявляют свободными от всяких гарнизонов и налогов коринфян, локров, фокейцев, эвбейцев, ахейцев, фтиотийцев, магнесийцев, фессалийцев, перребов и оставляют им право жить по своим законам".
Сначала не все зрители достаточно отчетливо расслышали это воззвание. Стадион наполнился смятением и неразберихой; некоторые выказывали свое восхищение, другие пересказывали то, что было сказано, а другие требовали чтобы глашатай повторил объявление. И когда установилась полная тишина, глашатай сильным голосом повторил воззвание, которое услышало все собрание. Греки в радостном порыве издали пронзительный крик, долетевший до самого моря. Весь театр встал и никто уже не думал об играх; присутствующие устремились в толпу приветствуя и целуя Фламиния; его называли защитником и спасителем Греции. Здесь свершилось нечто, о чем зачастую преувеличенно говорят, связанное с величиной и силой крика многолюдной толпы. Во́роны, которые в это время пролетали над собранием, упали на стадион. Разрыв, который произошел в структуре воздуха, стал причиной этого падения. Когда одновременно ударяют несколько весьма сильных звуков, он рассекается, и летящие птицы, не находя достаточной поддержки, падают, словно находятся в пустоте. Если только не сказать, что пораженные силою встречного звука, словно стрелой, они падали и умирали немедленно. Может быть к тому же это влияние вихрей, которые поднимаются в воздух, словно, как иногда бывает, морские волны, взволнованные жестокой бурей, образуют водоворот. [11] Если бы, завершая собрание, Фламиний, предвидя громадность толпы народа, что его окружит, не ухитрился быстро скрыться от их услужливости, он рисковал быть задушенным: так велика была толпа, что разверзлась вокруг него.

Плутарх, как он сам говорит в этом Параллельном жизнеописании и других, жил во времена Нерона.

---

[1] Число в квадратных скобках означает номер параграфа в соответствующем жизнеописании Плутарха.
[2] Это, скорее всего, замечание Фотия.
[3] Французский текст здесь содержит ошибку: 17028 драхм. Переводчик неверно воспринял греческое ͵ζ ἐπὶ μυριάσιν ηʹ καὶ κʹ (7000 свыше мириад 20 и 8, т. е. 7000 + 10000*(20+8) ) как 7000 + 1000 + 20 + 8.
[4] «Агид и Клеомен». Номера параграфов относятся к биографии Клеомена.
[5] Здесь Фотий отошел от своей практики почти дословно цитировать источник и значительный фрагмент текста изложил в небольшом абзаце.