Автор: 

Горнунг Б.В.

"Теория основного ядра" (Kerntheorie), господствовавшая в изучении гомеровского эпоса во второй половине XIX века, продолжает свое существование и в нынешнем столетии. В последние годы XIX века развитие этой теории было тесно связано с гипотезой о зарождении героического эпоса в эолийской среде и переходе его затем к ионийцам. В последнее время против этого тезиса раздается много возражений.
Для постановки этого вопроса в начале XX века очень характерна книга Карла Роберта "Studien zur Ilias" (1901), где дано гипотетическое построение четырех "Илиад", вплоть до самых мелких деталей. Первая из этих "Илиад", или "пра-Илиада", реконструирована Робертом в сотрудничестве с Ф. Бехтелем на эолийском наречии и состоит из песни I, первой половины и конца песни II, песни IV (ст. 422-469), песни VII (ст. 219-272), после которой вновь идет песнь IV (ст. 517-536), далее песнь V (ст. 541-575), песнь VI (ст. 5-72), затем вновь песнь V (ст. 37-47), снова песнь VI (ст. 73-85, 102-118, 23/-241, 313-364, 503-525) и т. д. Во всех этих кусках часто пропускаются отдельные стихи как позднейшие интерполяции. Затем детально перечисляются прибавления, сделанные во "второй Илиаде" (главным образом из песен XIII-XVII), и при этом утверждается, что одновременно возникла отдельная поэма "Бой у стены". "Третья Илиада" образовалась путем включения "Боя у стены" (песнь XII) и "Подвигов Диомеда" (песнь V). "Четвертая Илиада" образовалась тогда, когда были присоединены: отдельная поэма "Посольство" (песнь IX), "Погребение Гектора" (песнь XXIV) и ряд частных эпизодов, как, например, бой с рекой Скаманаром. Наконец, еще позже в "Илиаду" попали такие части, как "Каталог кораблей" (песнь II, ст. 494-759, 816-877), "Долония" (песнь X), "Битва богов" (песнь XX), "Собрание богов" (песнь IX, ст. 4-78) и самые последние, датируемые VI веком дополнения: "Прощание Гектора с Андромахой", поединок Аякса с Гектором (VII, ст. 313-482) и некоторые другие. Для хронологического распределения слоев "Илиады" Роберт широко использует книгу В. Рейхеля· "Гомеровское оружие" (Homerische Waffen, 1894) и углубляет его исследование противоречивых показаний "Илиады" о вооружении героев, находя в этих данных признаки как позднемикенского периода, так и времени раннего расцвета ионийских колоний в Малой Азии.
Кроме упомянутых выше работ Виламовиц-Меллендорфа, Эд. Шварца и Берета, следует назвать еще вышедшую одновременно с ними книгу Э. Петерсена ""Гнев Ахиллеса" Гомера и "Илиада" гомеридов" (Homers Zorn des Achilleus und der Homeriden Ilias, 1920), Петерсен реконструирует поэму "Гнев Ахиллеса", состоящую из пяти частей, с такою же детализацией, как и Роберт, но расходится с ним. Так, например, из песни I Роберт выбрасывает ст. 1-6, 63, 139, 178-179, 203-205, 212-214 и т. д., Петерсен - сс. 29-32, 52, 55, 63, 80-83, 113-115, 154-157, 160, 163-168, 176-178,189-222 и т. д. Совпадают у обоих ученых для первой половины песни I только два исключенных стиха (63 и 178).
В 1924 г. В. Берар подверг в своем издании "Одиссеи" такой же скрупулезной операции и вторую гомеровскую поэму. Так, например, песнь IV "Одиссеи" состоит у него из ст. 404-497 песни III с присоединением ст. 1-305 из песни IV по обычному тексту, ст. 1-67 из песни XV, после чего снова идут отрывки песни IV, перемешанные песнью XV. В противоположность Роберту, который исходит из данных материальной культуры, Берар утверждает, будто для него главным основанием, из которого он исходит при своем "монтаже" текста "Одиссеи", являются разночтения найденных за последние 50 лет папирусов с отрывками из Гомера. Но дело в том, что для песни IV мы имеем всего три отрывка на папирусах. Из них только один дает 165 стихов (ст. 97-261, Ox. Pap. № 953), а два других содержат; первый - 11 стихов (ст. 292-302, Ox. Pap. № 565), второй - 12 стихов (ст. 388-400, Ox. Pap. № 775). Интереснейший же Тебтунисский папирус, содержащий конец IV и начало V песни, опубликован только в 1933 г. (The Tebtunis Papyri, vol. III, № 697, стр. 25-32) и Берару не мог быть известен. Таким образом, папирусы к его реконструкции песни IV "Одиссеи" никакого отношения не имеют, и основания этой реконструкции остаются неизвестными читателю.
Все эти исследования совершенно ясно показывают, что анализ гомеровского эпоса с точки зрения "теории основного ядра" окончательно зашел в тупик. Невозможно указать хотя бы двух исследователей, реконструкции которых бы совпали. Поэтому все эти реконструкции в своих детальных построениях должны быть безоговорочно отброшены наукой. Из всего почти столетнего развития "теории ядра", если подходить к нему как к научному наследию, могут остаться лишь самые общие контуры, определяющие относительную древность различных составных частей "Илиады". Попытки же точного определения результатов творчества первого, второго, третьего и т. д. поэтов или редакторов "Илиады" должны быть признаны совершенно несостоятельными. В применении к "Одиссее" также остаются непоколебленными только общие контуры построения Кирхгофа (см. выше, стр. 120), считавшего, что окончательное объединение "Одиссеи" .принадлежит, несмотря на повторение в начале пески V "Пролога" из пески I, одному поэту.
Несколько иначе обстоит дело с той теорией, которая возникла в 80-х годах прошлого столетия и, так же как и "теория ядра", занимает промежуточное положение между воззрениями Лахманна и его прямых последователей и унитаристами. Эта чисто эклектическая концепция, называемая обычно неудачным термином "теория компиляции", или (более правильно) "теорией источников", связана с именем известного историка древнегреческой литературы Вильгельма Криста.[1] Она стала очень популярной, так как в основных чертах была сразу принята братьями Круазе и вошла в их пятитомную "Историю греческой литературы" (том I вышел в 1887 г.). Крист считал, что образы главных героев "Илиады" - Агамемнона, Ахиллеса, Аякса, Нестора и Одиссея, - в основных чертах были разработаны уже в саге о борьбе ахейских и эолийских переселенцев с туземцами, но сама поэма создана Гомером как великим поэтом, добавившим новые мотивы (в том числе "Патроклию"). Окончательный же вид "Илиаде" придали гомериды. Если бы не было крупного поэта, то более древние песни остались бы на стадии цикла отдельных былин, объединенных только общим фоном, как это имеет место, например, в русских былинах. Таким образом, в противоположность ранним представителям "теории основного ядра", Крист и Круазе творчество гениального поэта помещали не в начале процесса, приведшего к созданию известной нам "Илиады", а в конце его, допуская после этого поэта только отдельные интерполяции. В этом их отличие от "теории основного ядра", причем позднейшие представители первой теории (как, например, Виламовиц) учли это бесспорное положение, но не могли отказаться от бесплодных попыток реконструкции первоначальной основы. Поэтому основные положения "теории источников" могут считаться правильными и сейчас, хотя почти все частные выводы Криста и Круазе должны быть пересмотрены в свете наших новых взглядов на древнейшую историю Греции (см. выше главу I, § 1). В особенности должен быть пересмотрен вопрос о содержании понятий "ахейцы" и "эолийцы" (см. выше, главу II, § 2). Крист считал, что "Одиссея" создана не автором "Илиады", а другой крупной поэтической личностью. Этот поэт использовал существовавший до него "ностос" Одиссея, превратив его в поэму с драматической развязкой (месть женихам). "Телемахия" (т. е. путешествие Телемаха) была включена позже, но как отдельной поэмы ее не было.[2] В этом главное отличие от взглядов Кирхгофа. Создание "Одиссеи" отнесено к более позднему времени, чем создание "Илиады", Этот пункт в настоящее время также требует пересмотра, и в пользу отнесения окончательного создания "Одиссеи" к более поздней эпохе в настоящее время не может быть приведено достаточных оснований. "Одиссея" рассматривается сейчас подавляющим большинством гомероведов как произведение иного эпического жанра, чем "Илиада", именно - как поэма авантюрно-сказочная,, а не героическая, а следовательно, имеющая и иные источники (устная сказка, в значительной части - бродячие сказочные сюжеты). Следовательно, отражение в "Илиаде" более древней эпохи (период господства бронзы, меньшего развития торговли, меньшего разделения профессий и т. д.) свидетельствует о том, что в основе ее лежат более древние источники, восходящие в основном к позднемикенскому периоду, но не о том, что окончательное оформление "Одиссеи" относится ко времени значительно более позднему. Фольклорные сказочные мотивы могут быть также очень древними, но самый характер их приводит к тому, что в них меньше сохраняется быт эпохи их возникновения, ее couleur locale. Поэтому воскрешение разделительной теории александрийских хоризонтов, защищавшейся и в первой половине XIX века К. Лерсом, не является необходимым. Это - вполне допустимая гипотеза, но не более как гипотеза. Главным аргументом в ее пользу было бы при этом не различие "культурных стадий" (теория "Kulturstufen", развитая в особенности П. Кауэром и критикуемая Э. Дрерупом[3]), а разница в стиле, не зависящая от различия в жанре. Но такая разница как раз довольно трудно доказуема, и "эпический стиль" в узком понимании термина в обеих поэмах один и тот же.[4]
Особое положение занимают исследования Д. Мюльдера "Илиада и ее источники" (Die Ilias und ihre Quellen, 1910) и Э. Бете "Гомер. Поэзия и сага" ( Homer. Dichtung und Sage", 3 тома, 1914-1927). Оба ученых выступают с законченными оригинальными концепциями развития греческого героического эпоса. Концепции эти в целом совершенно неприемлемы, но это не исключает возможности использовать много очень важных частных наблюдений и обобщений.
Мюльдер относит создание "Илиады" к очень позднему времени, когда перед Грецией уже стояли политические задачи борьбы с Азией. Поэтому он считает ее индивидуальным созданием поэта, преследующего определенные политические цели, для которых он использовал популярные в народе образы старых саг и эпических песен. В литературном же отношении автор "Илиады" находился в большой зависимости от более ранних эпических произведений - поэм фиванского цикла и поэм о Геракле. Композиция "Илиады" есть тщательно разработанная контаминация мотивов других более ранних эпосов: Илион - это те же Фивы, ахейцы - аргосцы (поэтому они так иногда и называются в "Илиаде"), но сюжет "Фиваиды", осложненный мотивом похищения Елены, приспособлен к саге о захвате Троады фессалийцами. В этой саге главным героем был Ахиллес. Участие же богов в распре народов разработано по образцу поэм о Геракле.[5] В своих частностях концепция Мюльдера поражает своей необоснованностью и произвольностью, доходящей до нелепости: творчество Гомера представляется чем-то вроде творчества А. К. Толстого по отношению к русским былинам. Тем не менее отдельные наблюдения над взаимоотношением "Илиады" с мотивами других эпических циклов иногда очень интересны и должны быть учтены будущими исследователями.
Так же парадоксальна и концепция Бете. Он считает, что "Илиада" моложе Гесиода, и откосит ее завершение ко времени около 600 г. до н. э.,[6] в то время как К. Роберт допускал только отдельные послегесиодовские интерполяции, считая, что автор его "Четвертой "Илиады"" должен был уже знать "Теогонию".[7] Бете видит использование Гесиода в перечне рек в песни XII "Илиады" (ст. 20-23; ср. "Теогонию", ст. 340-342).[8] В стихах 13-16 песни VIII, в угрозе Зевса свергнуть ослушника его воли в Тартар, Бете указывает на чисто гесиодовское представление о Тартаре, в то время как другие места в "Илиаде" говорят об ином представлении. Как эти, так и многие другие выводы Бете являются очень спорными и субъективными. Его построение в целом они безусловно опорочивают. Таково указание на ст. 303 песни VI, где жрица Феано кладет принесенный Гекабою пеплос на колени статуи Афины: статуй таких размеров не было, по мнению Бете, раньше первой половины VII века до н. э. Это совершенно неверно, так как Бете забыгает о не дошедшей до нас, но известной по следам и обломкам деревянной скульптуре IX-VIII веков.
Уже Мюльдер в 1910 г.[9] придавал большое значение вопросу о роли в "Илиаде" Антеноридов, которым уделяет так много внимания позднейшая греческая и римская литература.[10] Бете также толкует это наличие поздних мотивов как показание в пользу позднего литературного Оформления "Илиады". Особенно он подчеркивает (т. II, стр. 316-319) указание на жрецов-профессионалов из этого рода, тогда как в основном в "Илиаде" жреческие функции исполняет басилевс, причем, по его мнению, и Хрис в песни I - тоже басилевс Хрисы. Из противоречий в топографии храмов Аполлона и Афины в Трое он делает вывод, что в момент завершения "Илиады" уже начал создаваться на развалинах старого города Новый Илион. Приведя еще целый ряд аргументов разной степени убедительности, он довольно поспешно строит свое основное заключение, парадоксально поздно датируя "Илиаду". Его выводы очень решительно отвергаются и большинством западно-европейских ученых, но результаты его частных наблюдений должны быть тщательно учтены. Взгляды Мюльдера и Бете распространения не получили. Оба эти ученых стоят вне каких-либо направлений в гомеровском вопросе, и работы их хорошо известны только специалистам.
Так же особняком стоит и концепция О. Группе,[11] на которую, поскольку она не изложена в специальной работе, гомероведы мало обращали внимания в течение 40 лет, прошедших с момента ее опубликования (1906). Группе исследует не гомеровский эпос, а мифы и сагу троянского цикла, лежащие в основе не только "Илиады" и "Одиссеи", но и всех более поздних киклических поэм.[12] Тем не менее, исследование Группе имеет большое значение и для гомеровского вопроса. Он прослеживает постепенное развитие саги, относя к ее древнейшим составным элементам образы Филоктета, Ахиллеса, Атридов, дочерей Тиндарея (ср. с этим взгляды В. Криста) Эту древнейшую сагу он связывает с Фессалией, Локридой и Этолией. Здесь же, на континенте, возникли основные образы будущих троянских героев (потомство Лаомедонта). Затем сага попадает в Пелопоннес, где в нее включаются Диомед и Одиссей - похитители палладиума. Коринф, Аркадия и Лаконика вносят в нее свои элементы, и лишь после этого сага попадает в малоазиатскую Эолию, на остров Лесбос и в Дориду, всюду подвергаясь осложнению и распространению. Только тогда она становится достоянием ионийцев, которые создают из нее гомеровский эпос и киклические поэмы. Работа Группе сейчас сильно устарела и должна быть целиком пересмотрена в свете новых исторических данных, но другого такого детального исследования истории саги пока еще нет. Бете в книге "Die Sage vom troischen Kriege" (1927) совсем не касается многих проблем, поставленных его предшественником.
На ряду с распространением "теории источников" в XX веке с особой силой возрождается "унитаризм", который в современной Англии и Америке оформился как целое направление "неоунитаристов", отделяющее себя от старых "унитаристов" типа Нича (см. выше, стр. 119).[13] Этот "неоунитаризм", в лице некоторых своих наиболее крайних представителей, доходит до крайностей, целиком отрицающих положительное значение всего изучения гомеровского эпоса в XIX. веке.[14] Первым исследователем, с особенной силой подчеркнувшим художественное единство каждой из гомеровских поэм, был Карл Роте, автор книг "Илиада как поэтическое произведение" и "Одиссея как поэтическое произведение и ее отношение к Илиаде".[15] Общее положение Роте обосновано у него глубоким анализом всех поэтических средств Гомера. Поэтика Гомера в работах Роте впервые получила свою чисто литературоведческую разработку и вызвала ряд дальнейших научных монографий, посвященных систематическому и детальному анализу отдельных моментов эпического стиля. В том же направлении развивались и работы Э. Дрерупа, выпустившего в 1921 г. после нескольких работ по частным вопросам первую часть СЕоей "Гомеровской поэтики".[16] Дреруп стремился заменить "Гомеровский вопрос" в его прежней постановке проблемою Гомера как поэта. Ценность его работ не может оспариваться, ибо они делают гомеровский эпос предметом литературоведения как особой науки, независимой от филологии в своих методах и использующей результаты последней лишь как подготовительную стадию изучения текста. Однако самый метод этих исследований, основанный на идеалистической эстетике и в очень значительной части формалистичный, для нас также является неприемлемым. В связи с этим мы не можем принять и многих конкретных выводов этих работ. Цель их поставлена правильно, но вопрос об эпическом стиле должен решаться советским литературоведением иначе. Совершенно неправильно освещается у Дрерупа и историческая обстановка развития древнегреческого эпоса.
Для изучения эпического стиля положительное значение до сих пор имеет вышедшая в 1894 г. книга Л. Эрхардта "Происхождение гомеровских поэм",[17] не получившая в западноевропейской литературе ни достаточных откликов, ни дальнейшего развития. Эрхардт, исходя из учения Штейнталя об "органичности" народного эпоса, выдвинул положение, что единство гомеровских поэм не нарушается противоречиями, вариациями мотивов, параллельными версиями и т. п., так как единство народно-эпического произведения специфически отличается от целостности произведения, созданного одним индивидуумом.[18] Вопрос о народно-поэтических корнях поэтики Гомера и их влиянии на его эпический стиль, не являющийся вместе с тем стилем народного эпоса (как думали в конце XVIII века), еще ждет своей разработки. У Дрерупа эти проблемы затронуты лишь частично. Изучение богатейшего эпоса народов СССР открывает для их разработки очень широкие возможности. Много ценного уже дают исследования акад. Владимирцева по монголо-ойротскому эпосу, но вопрос этот остается еще недостаточно освещенным: для сравнительно-исторического изучения, которое должно помочь нам выяснить социально-исторические основы зарождения большого героического эпоса в условиях разложения родового быта, требуется привлечение большего материала, чем это было до сих пор. "Давид Сасунский", "Гесериада" и "Джангар" как раз и являются таким материалом. Методология исследования дана К. Марксом в его высказываниях о греческом эпосе на заключительных страницах Введения к "К критике политической экономии".[19]
Вместе с тем, однако, сопоставление гомеровского эпоса с русскими былинами, "Калевалой", сербским или монгольским народным эпосом, с "Джангаром", "Гесериадой" и т. п. имеют ограниченное применение, так как, по крайней мере начиная с VII века до н. э., гомеровский текст, хотя бы даже он не сложился к этому времени окончательно и не получил еще форму "вульгаты", развивался уже не как устнонародное, а как чисто литературное произведение. С VI века "Илиада" и "Одиссея" жили уже так, как жило всякое античное и средневековое произведение, не напечатанное и не закрепленное авторским правом. Но для Гомера, в виде единственного исключения, действовало в античном мире и авторское право: уже в начале IV века до н. э. Антимаха Колофонского обвиняли в плагиате у Гомера.
В плане чисто литературоведческого анализа "Илиада" и "Одиссея", их образы, их метафоры, эпитеты и сравнения, их стиль вообще - также еще ждут своего исследователя с позиций марксистско-ленинской теории литературы. Это исследование должно будет критически переработать под новым углом зрения то, что уже достигнуто в работах Роте, Дрерупа и других буржуазных ученых. Но и при этом анализе придется считаться со всей той совокупностью исторических, археологических, лингвистических и этнологических проблем, которые вошли в XIX веке в состав гомеровского вопроса. Они все должны получить свое разрешение не только потому, что наша литературная наука не мыслит себе анализа поэтики вне проблемы генезиса и исторической обстановки создания данного произведения, но и потому, что гомеровские поэмы важны для нас не одною своею поэтической стороной: они - единственный письменный памятник, хранящий следы древнейшей стадии греческой культуры, которая является колыбелью новой европейской культуры. Это - то "главное наследство, которое греки перенесли из варварства в цивилизацию".
Из всего круга исторических, в самом широком смысле, проблем, входящих в гомеровский вопрос, тоже лишь очень немногие получили свое относительное разрешение. Как проблема, почти ни одна из составных частей гомеровского вопроса не может быть устранена и сейчас, а прежде всего вопрос о генезисе древнегреческого эпоса, о стадиях его развития, в частности о его "догомеровской" стадии. Этот последний вопрос, остающийся, как назвал его около полувека назад Кауэр, "проблемой проблем", должен разрешаться, с одной стороны, методом сравнительной фольклористики, с другой - в связи с реконструируемой по памятникам материальной культуры греческой "доистории", С обеих точек зрения некоторые новейшие западноевропейские работы представляют значительный интерес. В первом плане могут быть частично использованы указанная выше работа Бете и ряд статей Мойли (Meuli), затрагивающих проблему происхождения эпоса в этнографическом освещения. В плане же культурно-исторического исследования весьма ценны труды Риджуэя,[20] а затем ряд исследований М. - П. Нильссона, завершаемый его книгой "Гомер и Микены".[21] Положительное значение работ Нильссона заключается в том, что он впервые дал исчерпывающее обоснование утверждению, что гомеровский эпос во многом отражает позднемикенский период, непосредственным продолжением которого является развитие греческой культуры IX-VIII веков до н. э. На элементы культуры микенской эпохи у Гомера указывалось и ранее (например, К. Роберт, см. выше, стр. 121), но новизна положений Нильссона в истории гомеровского вопроса состоит в том, что он не противопоставляет так называемую "эпоху геометрического стиля" и позднемикенский период как нечто взаимно исключающее.[22] Иными словами, Нильссон привел изучение Гомера в соответствие с современным состоянием исторической науки (см. выше главу I, § 1). Не вступая в полемику с Дрерупом, он доказал несостоятельность теории последнего об "архаизирующей идеализации" как ключе к пониманию Гомера.[23] Архаизация бесспорно свойственна народному эпосу, и фольклорно-былинные корни эпического стиля гомеровских поэм определяют ее роль в оформлении этого стиля. Но нельзя все сводить к этому чисто литературному моменту: это значило бы отрицать значение догомеровской стадии развития героического эпоса, который, вне всяких сомнений, зародился и первоначально развивался именно в позднемикенский период, когда греческая народность уже сложилась в своих этнических особенностях на территории всей Греции и когда она начала свою экспансию за море. Дальнейшее развитие гомеровского вопроса на этой основе-пока еще дело будущего.

---

[1] Она изложена в „Prolegomena“ к его изданию „Илиады“ 1884 г., а затем более подробно в его книге „Homer und Homeriden“ (1886).
[2] В недавнее время Вудхауз настойчиво доказывал, что включение Телемаха, как помощника отца в мести, и его путешествия есть дело поэта, создавшего всю поэму из старого ностоса (Woodhous, The composition of Homers Odyssey. Оксфорд, 1930).
[3] См. P. Cauer, Grundfragen der Homerkritik, т. II, 3–е изд., Лпц., 1923. стр. 296—349. Критику теории см. у Дрерупа в книге „Das Homerproblem in der Gegenwart (гл. IV, стр. 128—171).
[4] Это положение обосновывается статистически Скоттом в книге „Единство· Гомера“ („The unity of Homer“, 1921).
[5] В „ретардации“ песен XIIIXIV Мюльдер находит — в батальных картинах — даже влияние ранней элегической поэзии.
[6] Дальше Бете идет только один из последовательных сторонников „теории основного ядра“ — Ад. Лерхер (Lörcher, Wie, wo, wann ist die Ilias entstanden? Галле, 1920). Он полагает, что наша „Илиада“ создана на основе древнего „Гнева Ахиллеса“ в середине VI века в Олимпии.
[7] Ср. указ. соч. Роберта, стр. 559—561.
[8] Виламовиц–Меллендорф и К. Мейстер (Die Homerische Kunstsprache, стр. 232, прим. 4) видят здесь заимствование Гесиодом из „Илиады“, но Бете толкует ст. 23, где упоминается „род полубогов“ γένος ἡμιθέων как учение о героях–божествах (ср. Гесиод, Тр. и Дни, ст. 159, 160 и 167—173), совершенно чуждое гомеровским религиозным представлениям, согласно которым герои всегда — только люди.
[9] См. указ. соч., стр. 246 слл.
[10] Пиндар. Нем. V, 83; Дион Галикарн. I, 46; Страбон V,212; XII, 608; Гораций. Посл. I, 2, 9; Вергилий, Эн. I, 242 сл.; Т. Линий I, 1.
[11] O. Gruppe, Griechische Mythologie und Religionsgeschichte, т. I, стр.609—718.
[12] Этому посвящена и специальная работа Бете „Die Sige vom troisctien Kriege“ (1927), составляющая третий том его исследования „Homer. Dichtung und Sage“.
[13] Наиболее серьезные работы „неоунитаристского“ направления принадлежат Вудхаузу, Скотту, Шеппарду и Шьюэну. Манифестом этого направления была статья Скотта в Classical Journal, 1920 (стр. 326—339).
[14] Ср., например, книгу В. Берара (V. Berard, Un mensonge delà science allemand;: les Prolégomènes de Fr. — Aug. Wolf. Париж, 1917).
[15] C. Rothe, Die Ilias als Dichtung·, 1910. Die Odyssee als Dichtung·und ihr Verhältnis zur Ilias, 1914.
[16] E. Drerup, Homerische Poetik, т. I. Das Homerproblem in der Gegenwart. (Мюнхен, 1921).
[17] L. Erhardt, Die Entstehung der homerischen Gedichte, 1894.
[18] Против Эрхардта резко выступил Р. Пельман (Historische Zeitschrift, № 3, 1894).
[19] К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XII, ч. I, стр. 200—204.
[20] W. Ridgeway, The early age of Greece (2 тома). Ошибочной у Риджуея является его гипотеза об относительно поздней иммиграции „ахейцев“ в Пелопоннес.
[21] Μ. P. Nilsson, Homer and Mycenae, 1933.
[22] Под условным термином „эпоха геометрического стиля“ следует понимать как культуру континентальной Греции в первые 2—2½ столетия после дорийского завоевания Пелопоннеса, так и современную ей, но довольно отличную от нее культуру малоазиатской Эолии и Ионии (см. Хогарт, Иония н Восток. СПб., 1911). Каждая из этих двух культур должна рассматриваться как непосредственное продолжение культуры позднемикенского периода: первая — в изменившихся социальных условиях на континенте, вторая — в условиях значительного отрыва от старых корней и взаимодействия с местными культурами (главным образом лидийской, затем фригийской и др.).
[23] Ср. указ. выше книгу Дрерупа, гл. IX, стр. 377—466.