Тиберий Гракх
1. Изложив предыдущую историю, [1] перейдем теперь к не менее бедственной судьбе двух римлян и приступим к сравнительному жизнеописанию Тиберия и Гая.
Тиберий и Гай Гракхи были сыновьями Тиберия Гракха, римского цензора; последний дважды занимал и должность консула, удостоился также двух триумфов [2], но еще большую славу приобрел своими личными качествами. [3] Благодаря этому Тиберий был признан достойным стать мужем Корнелии, дочери Сципиона, победителя Ганнибала, хотя и не был никогда другом ее отца, а, наоборот, принадлежал к числу его противников. Заключен был этот брачный союз после смерти Сципиона [4].
Рассказывают, будто Тиберий нашел однажды у себя в постели пару змей. Гадатели, явившиеся для истолкования чуда, запретили Тиберию и убивать и выпускать их обеих сразу. Вместе с тем они предсказали, что если будет убит в отдельности самец, то умрет сам Тиберий, а если самка, то умрет Корнелия. Тиберий, любивший свою жену, решил, что коль скоро одному из них суждена смерть, то лучше умереть ему, человеку в летах, чем молодой женщине, и убил самца, самку же выпустил. Вскоре он скончался, оставив двенадцать человек детей, рожденных ему Корнелией.[5]
Корнелия же, приняв на себя заботы как по дому, так и по воспитанию детей, выказала такой разум и величие души и любовь к детям, что не казалось ошибочным решение Тиберия, который предпочел свою смерть смерти столь достойной женщины; когда царь Птолемей [6] предложил Корнелии разделить с ним корону, вступив с ним в брак, она отказала ему; потеряв же после того, как осталась вдовой, всех своих детей, кроме одной из дочерей, вышедшей замуж за Сципиона Младшего, [7] и двух сыновей, Тиберия и Гая, [8] о которых идет теперь речь, она вырастила их с такой заботливостью и старанием, что молодые люди, хоть и слыли талантливейшими из всех римлян, все же доблестями своими обязаны были - материнскому воспитанию еще в большей, повидимому, мере, чем природным своим качествам.[9]
2. Как в самом сходстве статуй и портретов, изображающих Диоскуров [10], заметно различие черт, присущих соответственно кулачному бойцу и наезднику, так и в поступках и политической деятельности юношей Гракхов, столь походивших друг на друга мужеством и скромностью, а равно обходительностью, даром слова и благородством, как бы проступают и ясно обнаруживаются резкие различия, - на чем я и считаю уместным остановиться.
Прежде всего, в чертах лица Тиберия, в выражении его глаз, в движениях было больше мягкости и сдержанности; Гай же был человек более живой и пылкий. Выступая с речью, первый оставался на месте в спокойной позе; другой оказался первым римлянином, позволявшим себе шагать во время речи по трибуне и сбрасывать с плеча тогу (подобно тому как рассказывают и про Клеона афинянина [11] будто он был первым оратором, который на трибуне сбрасывал плащ и хлопал себя по ляжкам). Затем речь Гая, полная бурной страсти, могла устрашать, речь же Тиберия, более мягкая, настраивала скорее на чувство сострадания. Слог Тиберия был чист и тщательно обработан, Гая - убедителен и блестящ. Так же прост был Тиберий в образе жизни и столе. Гай, если сравнить его с другими, был достаточно скромен и строг к себе; по сравнению же с братом - был прихотлив и склонен к излишествам: так, Друз [12] упрекал его за покупку серебряных столов, которые обошлись по 1250 драхм [13] за фунт. Несходству речи братьев отвечало и несходство их характеров: Тиберий был человек мягкий и спокойный; Гай был резок и вспыльчив, в речах своих часто отдавался чувству гнева, так что возвышал голос, бранился и путался в словах. Во избежание этого он заставлял своего смышленого раба Лициния стоять позади себя с особым инструментом, которым регулируют голоса; и Лициний, как только замечал, что господин 'горячится и раздражается, извлекал из инструмента мягкий тон, и Гай тотчас же умерял свой гнев, а вместе с тем и голос, утихал и вел себя спокойнее.
3. Таковы были между ними различия. Но доблесть перед врагами, справедливое отношение к низшим, усердие в исполнении долга, воздержанность в наслаждениях были в них те же. Тиберий был старше брата на 9 лет; это обстоятельство разъединило их как деятелей на продолжительное время и немало способствовало крушению их планов. Достигнув совершеннолетия неодновременно, они не могли объединить своих действий, что укрепило бы их силу и сделало бы ее непреоборимой.
Итак, мы скажем особо о каждом из них, начиная со старшего.
4. Едва выйдя из детского возраста, Тиберий приобрел уже в Риме такую известность, что был избран в коллегию авгуров [14], не столько за знатность рода, сколько за личную доблесть. Это ясно показал Аппий Клавдий [15], бывший консул и цензор, муж, удостоенный первенства в списке римских сенаторов, мудростью стоявший выше своих современников: на пиру у авгуров, приветливо обойдясь с Тиберием и обласкав его, Аппий предложил ему свою дочь в супруги. Тиберий с радостью принял это предложение и тут же был заключен брачный договор. Придя домой, Аппий с порога позвал свою жену, громко воскликнув: "Антистия, я просватал нашу дочь Клавдию". Та, удивившись, ответила: "К чему такая поспешность, если только жених, которого ты ей нашел, не Тиберий Гракх".
Мне небезызвестно, что некоторые историки относят это сообщение к сватовству отца Гракхов Тиберия к дочери Сципиона Африканского, но большинство из них рассказывают об этом так же, как и мы, а Полибий говорит, что после смерти Сципиона Африканского родственники его предпочли всем прочим Тиберия и дали ему в супружество Корнелию, которая после кончины отца еще не была ни обручена ни замужем.[16]
Участвуя в ливийской войне [17] под начальством второго Сципиона, своего шурина, и живя с полководцем в одной палатке, молодой Тиберий вскоре узнал его богато одаренную натуру и высокие душевные качества, способные пробуждать в других любовь к доблести и желание подражать ему в делах. В скором времени Тиберий превзошел всех своих сверстников дисциплиной и мужеством. По словам Фанния, [18] он первым из всех воинов поднялся на неприятельскую стену, причем Фанний говорит, что сам он взобрался на стену одновременно с Тиберием и сделался соучастником его подвига. За время службы своей в войске Тиберий снискал всеобщую любовь, а когда ему пришлось уехать, все жалели о нем.
5. Вскоре после этой войны он был избран на должность квестора, и в этой должности ему выпал жребий участвовать в войне против нумантинцев, под начальством консула Гая Манцина [19], человека не плохого, но самого неудачливого из всех римских полководцев. Однако в бедствиях и неудачах этого похода лишь ярче обнаружились не только ум и мужество Тиберия, но, что особенно удивительно, и чувство искреннего уважения к военачальнику, хотя тот, угнетенный своими несчастиями, почти забыл даже, что он полководец. Разбитый в нескольких больших сражениях, Манцин решил выступить ночью, покинув лагерь на произвол судьбы. Нумантинцы, заметив этот отход, быстро захватили лагерь, напали на отступавших, перебили арьергард и, окружая войско, стали оттеснять его в такие места, откуда не было выхода. Тогда Манцин, не надеясь пробиться, отправил к врагам послов для мирных переговоров. Но нумантинцы ответили, что никому не доверяют, кроме Тиберия, и потребовали, чтобы он был послан к ним. Поступили они так, высоко ценя достоинства молодого человека (они знали, как веско его слово в войске), а, с другой стороны, помня, как отец Тиберия, воевавший против иберийцев и победивший несколько народов, заключил с нумантинцами мир [20] и убедил римский народ соблюдать его по всей справедливости. Итак, Тиберий был послан к нумантинцам. Встретившись с ними, он в одном уступил, на другом настоял и заключил мир, явно спасший двадцать тысяч римских граждан, не считая обозных и тех, кто следовал за войском, не числясь в его составе.
6. Нумантинцы овладели всем оставленным в лагере имуществом и разграбили его. Среди добычи оказались и таблицы Тиберия, которые содержали акты и счета, относившиеся к его квесторской деятельности. Желая непременно получить их обратно, Тиберий, несмотря на то, что римское войско уже ушло вперед, в сопровождении трех или четырех товарищей отправился обратно в город. Он вызвал местные власти и просил их вернуть ему таблицы, дабы враги его в Риме не оклеветали его, пользуясь тем, что без таблиц он не мог бы сдать отчетность. Нумантинцы, радуясь удобному случаю оказать Тиберию услугу, пригласили его войти в город. Когда же Тиберий остановился в раздумье, они подошли к нему и, дружественно взяв за руки, настойчиво просили его не считать их за врагов, а располагать ими как друзьями и верить им. Тиберий, дорожа таблицами и боясь обидеть нумантинцев отказом, решил так и поступить. Он вошел в город, а они прежде всего предложили ему угощение и всячески упрашивали его сесть с ними за стол; затем вернули ему таблицы и просили его взять себе из остальной добычи все, что он пожелает. Но Тиберий ничего не взял, кроме ладана, которым он пользовался во время общественных жертвоприношений, и удалился, распрощавшись с нумантинскими мужами самым дружественным и сердечным образом.
7. Когда же он возвратился в Рим, на все это дело там посмотрели как на нечто ужасное и оскорбительное для республики. Правда, родные и друзья солдат, составлявшие значительную часть народа, примкнули к Тиберию и доказывали, что лишь благодаря ему спаслось столько людей, а весь позор поражения ставили в вину вождю; но другие, тяготясь происшедшим, предлагали вспомнить предков в Самнитскую войну [21]: римские военачальники тогда были рады тому, что самниты отпустили их, но римляне прогнали их обратно к врагам, сняв с них одежду, а также выдали самнитам всех тех, кто каким-либо образом был причастен к заключению мира, как то квесторов и военных трибунов, обращая на их головы нарушение Римом клятвы мирного договора. Однако народ выказал в данном случае к Тиберию величайшее благоволение и любовь. Народное собрание постановило: консула Манцина, раздетого и закованного в цепи, выдать нумантинцам, а всех остальных участников похода помиловать ради Тиберия. [22] Повидимому, сильную поддержку в этом оказал Тиберию Сципион, который был в то время самым выдающимся и могущественным человеком в Риме. Однако Сципиону было поставлено в вину, что он не отстоял Манцина и не содействовал утверждению условий мира, заключенного его родственником и другом Тиберием. Скорее всего, истинною причиною этого недовольства послужило честолюбие самого Тиберия, а также влияние друзей и софистов, настраивавших его против Сципиона. Но эта размолвка не имела дурных, непоправимых последствий. Следует полагать, напротив, что Тиберию не пришлось бы пережить всего, что с ним случилось впоследствии, если бы во время его трибуната Сципион Африканский находился в Риме. Но последний был уже в Нумантии и вел там войну, [23] когда Тиберий решил провести новые законы. Причины этого решения были следующие.[24]
8. Земли, завоеванные у соседних народов, римляне частью распродавали, частью обращали в государственное имущество и раздавали в пользование малоимущем гражданам за небольшую плату. Богатые стали повышать арендную цену и вытеснять таким путем бедных с их участков, [25] вследствие чего был издан закон, не дозволявший ни одному гражданину держать более 500 югеров земли. [26] Закон этот положил на некоторое время предел корыстолюбию богатых и помог бедным удержаться на арендуемых ими участках и сохранить те доли, которые достались им при первоначальной разверстке. Но вскоре богатые стали переводить на себя аренду через посредство подставных лиц, а в конце концов, открыто закрепили за собой большую часть земель. Вытесненные с участков бедняки уже не проявляли готовности исправно нести военную службу и растить с должной заботой своих детей, так что в Италии стали замечаться, с одной стороны, убыль в свободных гражданах, а с другой - наплыв рабов-варваров, с помощью которых богатые обрабатывали, отнятую у граждан землю. Гай Лелий, друг Сципиона, взялся быстро исправить положение, но богатые оказали такое сопротивление, что Лелий, опасаясь смерти, отступился от своего намерения, заслужив этим название мудрого или разумного, ибо латинское слово sapiens [27] означает, как кажется, и то и другое.
Тиберий же, будучи избран народным трибуном, [28] тотчас направил на это дело всю свою энергию, подстрекаемый к тому, как говорят многие, ритором Диофаном [29] и философом Блоссием [30]. Первый из них - беглец с острова Митилены, а второй - италийский куманец, подружившийся в Риме с Антипатром Тарсийским [31], который почтил его посвящением ему некоторых из своих философских трактатов. Другие возлагают вину в этом и на мать Тиберия Корнелию, которая будто бы часто корила сыновей тем, что римляне все еще называют ее тещей Сципиона, а не матерью Гракхов. Наконец, третьи полагают, что виновником всего был Спурий Постумий, ровесник Тиберия и соперник его в ораторском искусстве. [32] По их мнению, Тиберий, вернувшись из похода и убедившись, что Спурий пользуется гораздо большей славой и влиянием, чем он, и возбуждает всеобщее восхищение, захотел, видно, превзойти его и взялся за проведение рискованной реформы, на которую народ возлагал большие надежды.
Брат же его Гай упоминает в своих записках, что Тиберий, отправляясь в Нумантию и проезжая через Этрурию, увидел здесь картину запустелого края, а на пашнях и пастбищах, в качестве пахарей и пастухов, одних чужеземцев, и варваров. Тогда-то и зародились у него те политические планы, осуществление которых причинило братьям столько бед. Но, в действительности, сильнее всего пробудил в нем честолюбивые стремления и решимость действовать сам римский народ, призывавший Тиберия надписями на портиках, стенах и памятниках отнять у богатых государственные земли для раздачи их неимущим.
9. Следует, однако, заметить, что Тиберий разрабатывал закон не единолично, но воспользовался советами самых знаменитых и доблестных людей в Риме, как то: Красса [33], бывшего тогда верховным жрецом·, законоведа Муция Сцеволы [34], в то время консула, и Аппия Клавдия, своего тестя. Притом и самый закон, если сопоставить его с той великой несправедливостью и корыстолюбием, против которых он был направлен, отличался мягкостью и умеренностью: людям, которых следовало бы отдать под суд за неповиновение законам и лишить противозаконно захваченного имущества с наложением штрафа, - закон Тиберия повелевал лишь отказаться, притом за выкуп, от незаконного владения в пользу нуждающихся граждан. [35] Как ни умеренна была эта реформа, народ готов был удовольствоваться ею и забыть прошлое, лишь бы обеспечить себя от несправедливостей в будущем. Но богачи и крупные собственники восстали из корыстолюбивых побуждений против закона, из упорства же и чувства озлобления - против самого законодателя. Они замыслили опорочить законопроект в глазах народа и с этой целью стали распространять слухи, будто Тиберий, предлагая передел земель, хочет замутить государство и внести расстройство во все дела. Однако они ничего этим не достигли. Тиберий защищал благое и справедливое дело с силою красноречия, которая могла бы и худшее· представить в выгодном свете. Страшным для врагов и непобедимым казался он, когда, стоя на трибуне, вокруг которой волновались толпы народа, произносил речь в защиту обездоленных. И дикие звери в Италии, говорил он, имеют логова и норы, куда они могут прятаться, а люди, которые сражаются и умирают за Италию, не владеют в ней ничем, кроме воздуха и света, и, лишенные крова, как кочевники бродят повсюду с женами и детьми. Полководцы обманывают солдат, когда на полях сражений призывают их защищать от врагов гробницы и храмы. Ведь у множества римлян нет ни отчего алтаря, ни гробниц предков, а они сражаются и умирают за чужую роскошь, чужое богатство. Их называют владыками мира, а они не имеют и клочка земли.
10. На такие слова, произносимые с воодушевлением и истинной страстью и восторженно встречаемые народом, не мог возражать ни один из противников. Но, отказавшись от споров, богатые· обратились к одному из трибунов, Марку Октавию [36], молодому человеку, известному своей скромной жизнью и строгими нравами. Октавий был товарищем и другом Тиберия и сначала уклонялся от борьбы из уважения к нему. Но затем, под давлением настойчивых просьб со стороны многих влиятельных лиц, он, как бы уступая насилию, выступил противником Тиберия и отклонил закон. [37] В коллегии трибунов решающим является всегда мнение голосующего против, так как, если хоть один из них выскажется против, согласие всех остальных не имеет уже никакой силы. Тиберий, раздраженный неудачей, взял обратно свой умеренный проект и внес другой, более· благоприятный для масс и более жесткий для насильников: новый закон повелевал им немедленно освободить земли, которыми они владели вопреки старым законам. Это повело к ежедневно возобновлявшейся борьбе на трибуне между Тиберием и Октавием, но и в самый разгар ожесточенной борьбы они не сказали друг о друге ни одной резкости, у них не вырвалось ни одного неуместного слова: врожденная порядочность и хорошее воспитание обуздывают ум, как видно, не только в вакхических оргиях, но и в порывах честолюбия и гнева. Так как Тиберий видел, что собственные интересы Октавия, как крупного землевладельца, затрагиваются новым законом, он обратился к своему противнику с просьбой отказаться от спора и выразил при этом готовность возместить ему стоимость его земель из собственных, хотя и не очень больших средств. Октавий от этого предложения отказался. Тогда Тиберий издал декрет, прекращавший деятельность магистратов впредь до того дня, когда закон будет поставлен на голосование, затем запечатал собственной печатью храм Сатурна с целью лишить квесторов возможности что-либо туда вносить или оттуда брать, а преторам объявил, что в случае неповиновения его распоряжению, они подвергнутся взысканию. [38] В результате этих распоряжений все должностные лица отказались, из страха ответственности, от исполнения своих обязанностей. Богатые же поспешили облечься в траурные одежды и появлялись на площади народного собрания, выражая на своих лицах печаль и глубокое уныние. Вместе с тем, они начали тайно злоумышлять против Тиберия и даже подсылать к нему убийц, а Тиберий стал носить под платьем, не. скрывая этого, короткий разбойничий меч, известный у римлян под названием dolo.
11. Когда же наступил день народного собрания и народ был созван Тиберием для подачи голосов, оказалось, что избирательные урны похищены богачами, - событие, вызвавшее большое смятение. А так как приверженцы Тиберия, пользуясь своей многочисленностью, могли добиться своего силою и с этим намерением сходились уже целыми толпами, то бывшие консулы Манлий и Фульвий, припав к коленям Тиберия и касаясь его рук, стали слезно умолять его отложить голосование. [39] Тиберий, уже предвидя готовые вот-вот разразиться грозные события и движимый к тому же чувством уважения к Манлию и Фульвию, спросил их, как, по их мнению, ему надлежало поступить. Те ответили, что они не властны давать советы в таком деле, и после настойчивых просьб убедили Тиберия обратиться в сенат. Но и сенат, в котором богатые имели преобладание, не сделал ничего, - и вот Тиберий, не имея возможности провести иным способом свой закон, обращается к средству предосудительному и незаконному, а именно-- к отстранению Октавия от власти. Начал он, однако, с увещаний: дружески касаясь его рук, он просил Октавия уступить и удовлетворить справедливые требования народа, который довольствуется столь малой наградой за все свои великие труды и перенесенные опасности. Не Октавий ответил отказом, и тогда Тиберий заявил, что раз два трибуна, имеющие одинаковую власть, расходятся во взглядах на важные вопросы, то дело не может обойтись без вооруженной борьбы, и что он видит единственный выход из затруднения в том, чтобы один из них был отрешен от власти; пусть сначала Октавий внесет в собрание вопрос о смещении его, Тиберия, - и он тотчас же вернется к жизни частного человека, если того пожелает народ. Октавий отклонил это предложение, после чего Тиберий объявил ему, что в таком случае он предложит проголосовать вопрос о смещении его, Октавия, если последний, подумав, не изменит решения, - и вслед за тем распустил собрание.[40]
12. На следующий день, как только собрался народ, Тиберий поднялся на трибуну и вновь попытался убедить Октавия, но тот оставался непреклонным. Тогда Тиберий внес предложение об отстранении Октавия от трибуната и тут же поставил этот вопрос на голосование. Триб насчитывалось в Риме тридцать пять. Из них семнадцать проголосовали против Октавия, так что если бы к ним присоединилась хоть одна триба, Октавию пришлось бы вернуться к частной жизни. Тут Тиберий приказал приостановить голосование и, обратись к Октавию, поцеловал его перед всем народом и долго умолял не подвергать себя бесчестию, а на него, Тиберия, не навлекать обвинения в применении столь суровой и крайней меры. Октавий, говорят, выслушал эти просьбы, не выказывая непреклонности и упорства; глаза его наполнились слезами, и он долго молчал; но когда взор его упал на стоявших толпой богачей и собственников, он, повидимому убоявшись и устыдившись возможности потерять в их кругу свою репутацию, смело решился претерпеть все худшее и заявил, что Тиберий может поступить с ним, как хочет. Таким образом, закон был проведен, и Тиберий приказал одному из своих вольноотпущенников (он всегда пользовался этими людьми как ликторами) силой свести Октавия с трибуны. [41] Картина насильно влекомого Октавия являла крайне печальное зрелище. Народ бросился на него, но богатые подоспели на помощь и удержала толпу. Октавий едва спасся: его выхватили из толпы, и он избежал таким образом опасности. Но у верного его раба, стоявшего перед ним я защищавшего его, вырвали глаза. Все это произошло против воли Тиберия, который, лишь только увидел, что происходит, поспешно сбежал с трибуны.
13. Вслед за тем аграрный закон был утвержден. [42] Для обследования земель и раздела их были избраны [43] трое уполномоченных: [44] сам Тиберий, его тесть Аппий Клавдий и его брат Гай Гракх, который находился в это время в отсутствии, так как служил под начальством Сципиона в Нумантии. Спокойно, без помехи закончив это дело, Тиберий поставил на место Октавия не кого-либо из знатных людей, а некоего Муция [45], своего же собственного клиента. Знать, негодуя на это и страшась возвышения Тиберия, старалась в сенате всячески его унизить. Так, например, когда он попросил, согласно обычаю, снабдить его за счет государства палаткой, необходимой во время работ по разделу земли, ему в этом было отказано, между тем как другие и в менее важных случаях часто получали такие палатки. Затем, на текущие расходы ему было назначено всего лишь по девяти оболов в день [46], согласно докладу Публия Назики [47], показавшего себя в этом деле явным врагом Тиберия. Назика захватил в свои руки большое количество государственных земель и не мог помириться с вынужденной потерей их. Народ же все более распалялся. Случилось так, что умер скоропостижно один из друзей Тиберия, причем на теле появились подозрительные пятна. Узнав об этом, народ сбежался к похоронному шествию с криками, что человек отравлен, понес ложе и затем окружил костер умершего. Подозрения в отравлении еще усилились, когда кожа на трупе лопнула и из него вытекло такое количество влаги, что погасло пламя костра; принесли огня, но костер не разгорался, пока его не сложили в другом месте, да и тут удалось разжечь его лишь с большим трудом. Надев траурную одежду и еще более возбуждая этим толпу, Тиберий вывел своих детей на площадь и обратился к народу с просьбой взять их, вместе с матерью, под свою защиту, так как сам он не надеется спастись от врагов.[48]
14. После смерти пергамского царя Аттала Филометора пергамский гражданин Евдем привез в Рим его завещание, в котором римский народ объявлялся наследником царя. [49] Тиберий, стараясь угодить народу, тотчас внес закон о том, чтобы царские деньги были употреблены на оказание помощи гражданам, между которыми была разверстана земля, при первом обзаведении и налаживании земледельческого хозяйства [50]. Вместе с тем Тиберий заявил, что вопрос о том, как поступить относительно принадлежавших царству городов, совершенно не касается сената и что он сам предложит народу решить дело. [51] Этим он вызвал чрезвычайное раздражение сената. Помпей [52], поднявшись с места, сообщил, что он живет по соседству с Тиберием, и поэтому ему хорошо известно, что Евдем передал Тиберию диадему и порфиру пергамских царей как лицу, которому предстоит царствовать в Риме. А Квинт Метелл [53] корил Тиберия примером его отца: всякий раз, говорил Метелл, когда Тиберий-отец, в бытность свою цензором, возвращался с ужина домой, все граждане тушили огни, боясь, как бы цензору не показалось, что они слишком долго засиделись в гостях или бражничали; а Тиберию-сыну самому освещают путь ночью, притом люди из черни, самые отчаянные и негодные. Тит Анний [54], человек, не отличавшийся порядочностью и скромностью, но умевший так ставить вопросы и давать ответы, что казался непобедимым в словесных состязаниях, вызвал Тиберия на спор о том, не подверг ли он бесчестию своего товарища по должности, пользовавшегося по закону священным правом неприкосновенности. Поднялось смятение, и Тиберий, вскочив с места, стал сзывать народ и велел привести Анния, желая выступить против него с обвинением. Анний, который не мог равняться с Тиберием ни красноречием, ни славой, поспешил прибегнуть к своему излюбленному оружию и попросил, чтобы до своей речи Тиберий ответил ему на один маленький вопрос. Тиберий согласился, и среди наступившей тишины Анний сказал: "Если бы ты захотел предать меня бесчестию и оскорбить, а я обратился бы за помощью к одному из твоих товарищей; если бы, затем, он встал на мою защиту, а ты разгневался бы, - · то отнял ли бы ты у него власть?" Вопрос, говорят, так затруднил Тиберия, этого искуснейшего оратора, отличавшегося смелостью речи, что на этот раз он промолчал.
15. Итак, он в тот раз распустил собрание; но, чувствуя, что в поступке его с Октавием не только знать, но и народ видит проявление чрезмерной страстности (им' казалось, что достоинство римского трибуна, до того дня сохранявшееся во всем его величии и блеске, теперь попрано и погублено), он обратился к народу с речью, из которой будет уместно привести некоторые доводы, дающие представление об убедительности и содержательности его слов. "Народный трибун, - говорил Тиберий, - есть лицо священное и неприкосновенное, ибо· деятельность его посвящена народу, и он призван защищать интересы народа. Но если трибун, отвратившись от народа, причиняет ему вред, умаляет его власть, препятствует ему голосовать, то он сам отрешает себя от должности, так как не исполняет своего долга. Пусть он разрушил бы Капитолий, поджег арсенал, - и такого трибуна можно было бы в крайности терпеть. Поступая так, он был бы дурным трибуном; но тот, кто ниспровергает демократию, уже не трибун. Терпимо ли, что трибун может повести в темницу даже консула, а народ не имеет права лишить трибуна власти, которою он злоупотребляет во вред тому, кто дал ему эту власть. Ведь народ выбирает одинаково и консула и трибуна. Царская власть вмещает в себе все государственные должности и, сверх того, возводится священнодействиями и торжественными обрядами на степень божественной; и все-таки Рим изгнал Тарквиния [55], приносившего вред государству, и эта древняя власть, создавшая Рим, была упразднена из-за вины одного человека. Есть ли у нас святыня, более чтимая, чем девы-весталки [56], хранительницы неугасимого огня. Но, если одна из них впадет в грех, ее живой зарывают в землю; ибо, согрешая перед богами, они теряют неприкосновенность, через богов же им и дарованную. Итак, недопустимо и то, чтобы трибун, погрешивший против народа, сохранил неприкосновенность, полученную от того же народа, ибо он подрывает ту самую силу, которая служит источником его власти. Если за трибуна подали свои голоса большинство триб, то это значит, что он получил трибунат по всей справедливости; так не будет ли еще более справедливым отнять у него трибунат, если против него голосовали все трибы. Нет ничего столь священного и неприкосновенного, как приношения богам. Однако же никто не препятствует народу пользоваться этими предметами, трогать их и переносить с места на место. Так и власть трибуна народ имеет право перенести с одного человека на другого. Не может эта власть считаться неприкосновенной и несменяемой: ведь люди, облеченные ею, сами нередко от нее отказываются".[57]
16. Таковы главные доводы, которые Тиберий приводил в свою защиту. А так как друзья Тиберия, видя, что враги объединяются против него и угрожают ему, считали необходимым, чтобы он вторично добивался трибуната на следующий год, то Тиберий вновь искал расположения народа, внося новые законы. [58] Законы эти сокращали срок военной службы, устанавливали право апелляции к народу на судебные решения и присоединяли к сенаторам, которые до тех пор одни исполняли обязанности судей, равное им число судей из всадников. [59] Стремясь ослабить таким образом власть сената, Тиберий руководствовался скорее чувством гнева и раздражения, чем соображениями справедливости и пользы. При голосовании новых законов сторонники Тиберия заметили, что верх берет противная сторона (не весь народ оказался налицо); тогда они перешли к выступлениям, содержащим брань против других трибунов и, благодаря этой уловке, затянули время, а затем распустили собрание, перенеся его на следующий день. Тиберий сошел с трибуны, имея вид убитого горем просителя, со слезами обратился к народу и сказал, что боится, как бы ночью враги не ворвались в его дом| и не убили его самого. [60] Слова эти так сильно подействовали на людей из народа, что они во множестве явились к его дому и провели там всю ночь, охраняя его.[61]
17. С наступлением дня, хранитель священных кур вынес их и насыпал им корму. [62] Но они не вышли наружу, кроме одной, несмотря на то, что сторож старательно встряхивал клетку, - да и эта единственная курица не тронула корма, а лишь приподняла левое крыло, вытянула лапку и затем убежала обратно в клетку. Предзнаменование это напомнило Тиберию о другом, явленном ему раньше. Был у него замечательный, великолепно изукрашенный боевой шлем. В него проникли змеи, никем не замеченные, положили туда свои яйца и вывели детенышей. Воспоминание об этом усилило в Тиберии тревогу, вызванную случаем с курами. Тем не менее он вышел из дому, чтобы подняться на Капитолий, узнав, что там собрался народ, но перед выходом так ударился ногою о порог, что сильно поранил ее: ноготь большого пальца оказался сломанным и сквозь обувь выступила кровь. Пройдя затем несколько шагов, он увидел с левой стороны дерущихся на крыше воронов. Здесь, конечно, проходило много народа, но камень, столкнутый одним из воронов, упал к ногам именно Тиберия. Этот случай озадачил самых смелых из его приверженцев, но проходивший тут же куманец Блоссий сказал, что велик будет стыд и позор, если Тиберий, сын Гракха, внук Сципиона Африканского и вождь римского народа, испугавшись ворона, не отзовется на призыв сограждан; в стане врагов этот позор Тиберия, конечно, не вызовет смеха, но они не замедлят прокричать в народе, что он своевольничает и ведет себя как тираны. В это же время к Тиберию прибежали многочисленные посланцы от друзей, собравшихся у Капитолия, и убеждали его поскорее итти туда, уверяя, что там все обстоит для него благополучно. И действительно, сначала все шло для Тиберия блистательно: лишь только он показался, друзья встретили его радостными криками, а когда он поднялся на Капитолий, они приняли его, выражая ему свою преданность, и сомкнулись вокруг него, чтобы никто из незнакомых людей не мог к нему приблизиться.
18. Затем Муций стал снова собирать голоса по трибам, но не мог ничего добиться, так как противники, проталкиваясь вперед, беспорядочно мешаясь, теснимые и тесня других, произвели невероятную суматоху. В это время сенатор Фульвий Флакк [63], не надеясь быть услышанным в суматохе, стал на видном месте и сделал знак рукою, показывая этим, что имеет нечто сообщить Тиберию наедине. Тиберий приказал толпе раздаться, и Флакк, с трудом поднявшись и подойдя к Тиберию, сообщил ему, что на заседании сената богатые, после безуспешных попыток привлечь на свою сторону консула, сговорились между собою убить его, Тиберия, и имеют для этого наготове большое число вооруженных рабов и друзей.[64]
19. Как только Тиберий сообщил близстоящим об этом заговоре, те тотчас же опоясали свои тоги, разломали жерди, с помощью которых ликторы оттесняли толпу, и вооружились этими обломками, готовясь защищаться в случае нападения. [65] В задних же рядах люди удивлялись происходившему и спрашивали, в чем дело. Тогда Тиберий, голос которого они не могли слышать, коснулся рукой головы, желая дать понять, что ему угрожает опасность. Но враги, увидев этот жест, тотчас побежали в сенат с вестью, будто Тиберий требует короны; прикосновение к голове, говорили они, служит верным тому знаком. Все пришли в смятенье, и Назика стал требовать от консула [66], чтобы тот спас Рим и казнил тиранна. Но консул мягко ответил, что он не положит начала насилию и никого из граждан не предаст смерти без суда, а если бы народ, уступив убеждениям Тиберия или насилию с его стороны, вынес какое-нибудь противозаконное постановление, то он, консул, такого постановления не утвердил бы. Тогда Назика, вскочив с места, сказал: "Так как высший представитель власти предает республику, то предлагаю всем, кто хочет помочь мне сохранить законность, следовать за мною". С этими словами Назика, подняв край одежды и прикрыв им голову, устремляется к Капитолию. За ним спешат другие, обернув руку тогою и расталкивая встречных; все уступают дорогу столь знатным людям и разбегаются, тесня друг друга.[67]
Люди, окружавшие сенаторов, вооружились принесенными из дому дубинами и палками, а сами сенаторы - обломками и ножкам" разбитых толпою скамеек, и все они двинулись на Тиберия, избивая тех, кто защищал его; иных они убили, остальные обратились в бегство. Побежал и Тиберий, но кто-то схватил его за одежду; он же, сбросив тогу, бежал в одном хитоне, но споткнулся и упал на людей, лежавших перед ним, а когда он поднялся, то Публий Сатуреи, один из трибунов, нанес ему по голове, на виду у всех, первый удар ножкою скамейки. Второй удар приписывал себе Люций Руф, хвастаясь этим, как каким-то прекрасным подвигом. Всего было убито более трехсот [68] человек дубинами и камнями, железом же ни один [69].
'20. Историки говорят, что этот раздор, первый в Риме со времени низвержения царской власти, окончился кровопролитием и убийством граждан; другие мятежи, памятные по силе своей и по важности причин, их породивших, всякий раз утихали благодаря взаимным уступкам: люди сильные уступали из страха перед массами, а народ - из уважения к сенату. Надо полагать, что и в данном случае Тиберий охотно уступил бы увещаниям; еще легче уступил бы он напавшим, если бы они воздержались от кровопролития и убийств, так как общее число его приверженцев не превышало трех тысяч.
Повидимому, заговор против Тиберия возник скорее на почве ненависти к нему богатых, чем из-за тех причин, на которые они ссылались. Явным доказательством тому служат жестокие и беззаконные надругательства их над трупом Тиберия; даже брату его было отказано в просьбе взять тело, чтобы похоронить его ночью, и оно было брошено, вместе с другими трупами, в реку.
Но и этим дело не кончилось: из друзей Тиберия одних подвергли без суда изгнанию, другие были схвачены и убиты. В числе убитых оказался ритор Диофан [70], а некий Гай Биллий погиб, посаженный в бочку со змеями. Куманец же Блоссий [71], будучи приведен к консулам для допроса о происшедшем, признался, что во всех своих действиях он подчинялся приказаниям Тиберия. На вопрос Назики: "А что если бы Тиберий приказал тебе поджечь Капитолий?" - Блоссий сначала возражал, что Тиберий никогда не дал бы такого приказания, но когда многие настаивали на том же вопросе, он ответил: "Исполнив приказание, я поступил бы хорошо, так как Тиберий не отдал бы его, если бы оно не было полезно народу". Так вышел он из опасного положения, а позже ушел к Аристонику в Азию. [72] Но когда дела последнего безнадежно пошатнулись, Блоссий лишил себя жизни.
21. Сенат, заискивая перед народом в виду последних событий, уже не препятствовал разделу земель и предложил ему выбрать, вместо Тиберия, другого уполномоченного по разверстке участков. Приступив к голосованию, народ избрал Публия Красса [73], находившегося в свойстве с Гракхами, так как дочь его Лициния была замужем за Гаем Гракхом. (Впрочем, по словам Корнелия Непота [74], Гай женился не на дочери Красса, а на дочери Брута [75] - триумфатора, победившего лузитанцев, но большинство историков рассказывает об этом так же, как и мы.) Тем не менее, народ все еще был удручен смертью Тиберия, и видно было, что он ждет лишь подходящего момента, чтобы отомстить. Уже угрожали судом Назике [76], и сенат отправил последнего без всякой надобности в Азию, опасаясь за его судьбу, так как люди не скрывали, встречаясь с ним, своей вражды, но ожесточались и при каждом удобном случае кричали ему, что он проклятый богами тиран и святотатец, осквернивший самую грозную в Риме святыню убийством человека, неприкосновенность которого освящена законом. Итак, Назика покинул Италию, несмотря на то, что он, в качестве верховного жреца, был тесно связан с Римом своими обязанностями по совершению самых важных жертвоприношений. Скитаясь бесславно на чужбине, он вскоре умер близ Пергама.[77]
Нет ничего удивительного в том, что народ до такой степени возненавидел Назику, если даже и Сципион Африканский, человек, который пользовался - и вполне заслуженно - такой любовью римлян, как никто другой, чуть было совсем не лишился благоволения народа за то, что сначала в Нумантии, узнав о смерти Тиберия, воскликнул, цитируя Гомера:
Так да погибнет каждый, свершающий дело такое! [78]
а затем, когда Гай Гракх и Фульвий спросили его в народном собрании, что он думает о кончине Тиберия, Сципион нелестно отозвался о его политической деятельности. С тех пор народ не стеснялся перебивать его в речах, чего раньше никогда не случалось, а сам Сципион дошел до того, что оскорблял народ бранными словами. Но об этом подробно сказано в биографии Сципиона.[79]
[1]
У Плутарха биографиям Гракхов предшествуют биографии Агиса и Клеомена.
[2] Тиберий Семпроний Гракх, цензор 169 года и консул 177 и 163 гг. до н. э, был награжден триумфами за победу над кельтиберами в Испании в 179 г. (Т. Ливий, 41, 7) и за завоевание о. Сардинии в 177 г., (Аврелий Виктор, "О знаменитых людях", 57).
[3] Ср. лестный отзыв о нем Цицерона ("Об обязанностях", 2, 12, 43; "Об ораторе", 1, 9, 38):
[4] Сципион Африканский умер в 183 г. до н. э. Ср. Полибий, 32, 13.
[5] Смерть Тиберия Гракха (старшего) последовала в 154 или 153 г. Ср. Валерий Максим, 4, 6, 1; Плиний, "Естественная история", 7, 36, 122; Аврелий Виктор, "О знаменитых людях", 57.
[6] Птолемей VI, Филометор, царь Египта.
[7] Публий Корнелий Сципион Эмилиан Младший — разрушитель Карфагена (146 г.). Имя дочери Корнелии, вышедшей замуж за Сципиона, — Семпрония.
[8] Тиберий родился около 162 г. (см. ниже, глава I, биография Гая Гракха, где указывается, что Тиберий был убит в 133 г. в возрасте 30 лет ), Гай — в 153 г. (см. Плутарх, "Гай Гракх", I, где Плутарх отмечает, что он был на 9 лет моложе брата).
[9] О роли Корнелии в воспитании сыновей см. Цицерон, "Брут", 27, 104; 58, 211; Тацит, "Разговор об ораторах", 28.
[10] Диоскуры — см. выше, "Лисандр", пр. 43". В Риме один из них — Кастор — считался покровителем наездников, укротителем коней; другой — Полидевк (у римлян Поллукс) — покровителем искусства кулачного боя.
[11] Клеон, см. "Никий" гл. 7 с прим. 38.
[12] Очевидно, Марк Ливий Друз, коллега Гая Гракха по его второму трибунату (122 г.). См. биографию Гая Гракха, гл. 8–9.
[13] Под драхмой здесь скорее всего подразумевается римский денар; это составит, в условном переводе на современные деньги, около 300 рублей золотом за фунт, равный 327,45 гр.
[14] Жреческая коллегия авгуров–гадателей по полету птиц, по преданию, была основана еще Ромулом. Пребывание в этой коллегии считалось большой честью, вступление же сопровождалось особым пиршеством, так называемым инавгуральным пиром.
[15] Аппий Клавдий Пульхер — консул 143 года и цензор 136 года. См. ниже, гл. 9 и 13.
[16] См. Полибий, 32, 13.
[17] Ливийская война — 3–я пуническая война 149–146 гг. Тиберий прибыл в Африку в 147 г. Сципиона Эмилиана сопровождал в Африку и знаменитый историк Полибий (см. Полибий, 39, 3 и сл.). Таким образом, Тиберий мог встречаться и вести беседы во время этой войны и с ним.
[18] Гай Фанний, историк и современник Тиберия Гракха, участник 3–й пунической войны и консул 122 г.; первоначально был на стороне Гракх"·Β но впоследствии перешел на сторону противников реформы. Исторический труд Гая Фанния утрачен. См. о нем гл. 8 биографии Гая Гракха.
[19] Тиберий был избран квестором на 137 год. По существовавшим законам, распределение квесторов по провинциям производилось путем жеребьевки Тиберию досталась Испания, где в это время римляне вели затяжную гак называемую Нумантинскую войну (143–133) с испанскими племенами, обитавшими в северо–восточной части Пиренейского полуострова. В это время командование римскими военными силами в Испании было поручено консулу 137 года Гаю Гостилию Манцину.
[20] В 180 г. до н. э. Этот мир на крайне невыгодных для римлян условиях был заключен в том же 137 г. Ср. подробный рассказ об этих событиях у Аппиана ("Иберия", 79–80).
[21] Имеется в виду позорная капитуляция римлян в Кавдинском ущелье в 321 г. до н. э.
[22] Ср. Цицерон, "Об обязанностях", 3, 30, 109; Веллей Патеркул, 2, 1; Аппиан, "Иберия", 83.
[23] В 134 г., в связи с возобновлением войны в Испании, Сципион был направлен туда с большой армией
[24] По свидетельству ряда авторов, использовавших в качестве первоисточников враждебную движению Гракхов традицию, мотивом, побудившим Тиберия выступить с аграрным законопроектом, было негодование, вызванное отказом сената утвердить договор, заключенный им с нумантийцами. См. Веллей Патеркул, 2, 2: "Тиберий Гракх… был квестором в этой войне, и договор был делом его рук. Обида, вызванная аннулированием этого договора и страх перед судом и возможным наказанием, привели к тому, что, как только он был выбран народным трибуном…, он отошел от благонамеренных граждан". Ср. Дион, 24, 1 (фрагменты), который указывает на следующее: когда Тиберий, "надеявшийся на почетное признание своих заслуг (заключение договора), не только в этом обманулся, но и оказался перед опасностью быть выданным врагам, он пришел к выводу, что при обсуждении такого рода дел обращают внимание не на сущность вопроса, но на случайные обстоятельства. Тогда он оставил путь славы как ненадежный; но так как Тиберий, вместе с тем, стремился, каким угодно способом, выдвинуться и рассчитывал этого достигнуть скорее при помощи толпы, чем при содействии сената, он примкнул к народу". Ср. Цицерон, "Брут", 27, 103; Орозий, 5, 8, 3.
[25] Ср. классическую характеристику этого процесса у Аппиана: "Римляне, завоевывая по частям Италию, получали тем самым в свое распоряжение часть завоеванной земли и основывали на ней города или города, уже ранее существовавшие, отбирали для посылки в них колонистов из своей среды. Эти колонии они рассматривали как укрепленные пункты. В завоеванной земле они всякий раз выделенную часть ее тотчас или разделяли между поселенцами, или продавали, или сдавали в аренду; невозделанную же вследствие войн часть земли, количество которой сильно возрастало, они не имели уж. е времени распределять на участки, а от имени государства предлагали возделывать ее всем желающим на условиях сдачи ежегодного урожая в таком размере: одну десятую часть посева, одну пятую насаждений… Богатые, захватив себе большую часть неразделенной на участки земли, с течением времени пришли к уверенности, что никто ее никогда у них не отнимет. Расположенные поблизости от принадлежащих им участков небольшие участки бедняков богатые отчасти скупали с их согласия, отчасти отнимали их силою. Таким образом богатые стали возделывать обширные пространства земли на равнина" вместо участков, входивших в состав их поместий. При этом богатые пользовались в качестве рабочей силы покупными рабами в качестве земледельцев и пастухов с тем, чтобы не отвлекать земледельческими работами свободнорожденных от несения ими военной службы. К тому же обладание рабами приносило богатым большую выгоду: у свободных от военной службы рабов беспрепятственно увеличивалось потомство. Все это приводило к чрезмерному обогащению богатых, а вместе с тем и увеличению в стране числа рабов. Напротив, число италийцев уменьшалось, они теряли энергию, так как их угнетала бедность, налоги, военная служба. Если даже они бывали и свободны от нее, все же они продолжали оставаться бездеятельными: ведь землею владели богатые, для земледельческих же работ они пользовались рабами, а не свободнорожденными. С неудовольствием смотрел на все это народ. Он боялся, что Италия не даст ему уже больше союзников в достаточном числе, да и создавшееся положение станет опасным из–за такой массы рабов… "Но нельзя же было такое количество людей, владевших столь долго своим достоянием, лишить принадлежавших им насаждений, строений, всего оборудования. Некогда, по предложению, внесенному народными трибунами, и народ, скрепя сердце, постановил, что никто не может владеть из общественной земли более, чем 500 югеров, и занимать пастбища более, чем 100 югеров для крупного скота и 500 — для мелкого. Для наблюдения за исполнением этого наказа назначено было определенное число лиц из свободнорожденных, которые должны были доносить о нарушении изданного постановления. Они принесли присягу, что будут верно соблюдать постановление, ставшее законом, определили наказание за его нарушение, имея в виду остальную землю распродать между бедняками небольшими участками. Но на деле оказалось, что они вовсе, не заботились о соблюдении ни закона, ни клятвы.
А те из них, которые, казалось, заботились, распределили, для отвода глаз, земли между своими домочадцами; большинство же относилось к соблюдению закона пренебрежительно" ("Гр. в.", 1, 7).
Первый известный нам случай территориального расширения римских владений относится, повидимому, еще к V веку до н. э., когда римляне завоевали земли вольсков и рутулов. Однако первая, так называемая оккупация, проведенная в более или менее крупных размерах, имела место только в начале IV века при завоевании города Вей и окружающей его области. Тогда земля, по сообщению Ливия (5, 30), была предоставлена и плебеям, получившим по 7 югеров на человека, причем в счет принимались и дети.
[26] Имеется в виду закон Секстия и Лициния 376–367 гг. до н. э., которым, по Ливию (6, 34 и сл; ср. Валерий Максим, 8, 6, 3) было установлено ограничение в пользовании общественной землей и общественными пастбищами. По мнению большинства исследователей (Низе, Эд. Мейера, Виламовитца, Пайса, Де–Санктиса и др.), эту ограничительную норму в 500 югеров (один югер = 0,252 га) следует отнести к более позднему времени, возможно даже ко II веку до н. э.
[27] Гай Лелий, участник 3–й пунической войны, консул ) 40 года, выдающийся оратор, единомышленник и друг Сципиона, примыкавший к его кружку. Только Плутарх в данном месте сообщает о выдвинутом Гаем Лелием аграрном законопроекте, подробное содержание которого поэтому неизвестно. О Г. Лелии см. Цицерон, "Лелий".
[28] На 133–й год.
[29] Диофан, уроженец Митилены (о. Лесбос), по словам Цицерона ("Брут", 27, 104), принадлежал к числу наиболее выдающихся ораторов этого времени.
[30] Блоссий, уроженец г. Кумы (Кампания), философ–стоик, один из наиболее верных приверженцев Тиберия. Ср. гл. 20 и Цицерон, "Лелий", 11, 37.
[31] Антипатр из Тарса в Киликии (М. Азия) — философ–стоик; произведения его до нас не дошли.
[32] Спурий Постумий Альбин — современный Гракхам оратор (Цицерон, "Брут", 25).
[33] Публий Лициний Красс Муцитан, друг Тиберия, известный оратор и знаток права. См. Цицерон, "Об ораторе", 1, 50. Впоследствии консул 131 года. На его дочери был женат Гай Гракх — см. гл. 21. В 130 г. был убит при подавлении восстания Аристоника.
[34] Публий Муций Сцевола, консул 133 года, считался одним из основоположников римской теории гражданского права. Ср. Цицерон, "Об ораторе", 1, 36, 166; 1, 37, 170; 2, 70, 285.
[35] Законопроект, предложенный Тиберием Гракхом, может быть восстановлен на основании свидетельств ряда авторов в следующих чертах:
1) Устанавливается предельная норма владения общественной землей (ager publiais): отец семьи — 500 югеров и два старших сына по 250 югеров. Таким образом во владении одной семьи не должно было сосредоточиваться больше 1000 югеров земли (около 250 га). См. Т. Ливий, "Сокращ.", 5, 8; Аврелий Виктор, 64, 3; Аппиан, "Гражданские войны". 1, 9; 1, 11.
2) Освобождавшаяся площадь подлежала распределению между беднейшими гражданами по 30 югеров каждому, на условиях наследственной и неотчуждаемой аренды. См. Цицерон "Об аграрном законе", 2, 5, 10; Аппиан, "Гр. в.", 1, 10; Плутарх, "Гай Гракх", 9.
3) Для проведения закона выбирается особая Комиссия в составе 3–х лиц с полномочиями на 1 год. См. Аппиан, "Гр. в.", 1, 9.
[36] Ср. Аппиан, "Гр. в.", 1, 12; Т. Ливий, "Сокращ.", 58; Веллей Патеркул, 2, 2; 3, 6; Дион, 82, 4–8.
[37] Как народный трибун Октавий в данном случае воспользовался своим правом veto и наложил запрещение на законопроект.
[38] В храме Сатурна, находившемся на самом форуме, хранилась римская казна. Таким образом декрет Тиберия фактически парализовал нормальную деятельность важнейших государственных учреждений.
[39] По данным Аппиана ("Гр. в.", 1, 12), эта просьба была обращена не только к Тиберию, но и ко всем народным трибунам, что, несомненно, поставило его в весьма затруднительное положение.
[40] По свидетельству Аппиана ("Гр. в.", 1,12), Тиберий сразу же поставил перед народным собранием вопрос: "может ли оставаться в должности народный трибун, который действует против воли народа?".
[41] По Аппиану ("Гр. в.", 1, 12), Октавий удалился незаметно.
[42] Ср. Аппиан, "Гр. в.", 1, 12.
[43] Члены комиссии — аграрные триумвиры — были выбраны на народном собрании по трибам (на трибутных комициях), т. е. на том же народном собрании, которое приняло законопроект. (См. Цицерон, "Об аграрном законе", 2, 12, 31.)
[44] По словам Аппиана ("Гр, в.", 1, 10), именно учреждение комиссии для проведения аграрного закона вызывало особое недовольство со стороны наиболее состоятельных элементов, опасавшихся, что эта комиссия обеспечит строгое проведение закона.
[45] Аппиан ("Гр. в.", 1, 12) называет вновь выбранного трибуна Мумкием, Орозий (5, 8, 3) — Минуцием.
[46] Точнее — 1,5 денара, т. е. около 36 копеек золотом в условном переводе на современную валюту.
[47] Публий Корнелий Сципион Назика, двоюродный брат (по матери) Тиберия Гракха, принимал участие в переговорах с Карфагеном в 149 г., консул 138 года, умер в 132 г. в Азии, — непримиримый противник программы Тиберия.
[48] Ср. Аппиан ("Гр. в.", 1, 13), который указывает, что уже тогда противники Тиберия угрожали ему, обвиняя его в возбуждении волнений по всей Италии.
[49] Аттал III Филометор умер весной 133 г. Завещание его царства римлянам, повидимому, было обусловлено наличием острых социальных противоречий в Пергаме. Эти же социальные противоречия создали, с другой стороны, широкую базу для выступления его сводного брата Аристоника, к которому примкнуло много рабов.
[50] По Т. Ливию ("Сокращ.", 58), Тиберий Гракх намеревался разделить эти средства между теми из беднейших граждан, которые, по его закону, имели право на получение участков, но которым земли нехватило. Ср. Орозий, 5, 8, 4; Аврелий Виктор, 64.
[51] Заведывание администрацией и финансами провинций издавна являлось неотъемлемой прерогативой сената. Лишившись этой функции, сенат тем самым утратил бы возможность влияния на магистратов, которое в значительной мере поддерживалось раздачей доходных должностей в провинциях.
[52] Очевидно, Квинт Помпей, консул 141 года и цензор 133 года.
[53] Квинт Цецилий Метелл, по прозвищу Македонский, консул 143 года.
[54] Тит Анний Луск, вероятно консул 153 года, речь которого против Тиберия сохранилась, кроме Плутарха, в фрагменте у Феста.
[55] Имеется в виду изгнание последнего римского царя Тарквиния Гордого, приурочиваемое римской традицией к 509 г. до н. э.
[56] Весталки — жрицы богини домашнего очага Весты. Главная их обязанность заключалась в поддержании священного огня в храме богини, находившемся на Палатинском холме на форуме. При посвящении в жреческое звание (обычно в возрасте от 6 до 10 лет), весталки должны были давать обет целомудрия. Нарушение этого обета считалось величайшим преступлением; и каралось мучительной смертной казнью — провинившаяся закапывалась живой в землю.
[57] Здесь впервые четко сформулировано положение о народном суверенитете как источнике власти, препоручаемой магистратам. Ср. Моммзен. "Staatsrecht", I3, стр. 629; Цицерон, "О государстве", 1, 40, 63. Другой вопрос, в какой степени это соответствует действительному положению вещей в I веке до н. э.
[58] Цицерон ("4–я речь против Катилины", 2, 4) и Т. Ливий ("Сокращ.", 58) отрицают намерение Тиберия вторично выставить свою кандидатуру в народные трибуны на 132 год. Аппиан ("Гр. в." 1, 14) указывает, что противники Тиберия считали вторичное избрание ка эту должность незаконным. Повидимому, юридически вопрос этот был спорным, хотя Ливий приводит ряд случаев повторных избраний народных трибунов (см. Т. Ливий, 2, 56, 5; 3, 14, 6; 3, 21, 2; 3, 24, 9; 3, 29, 8; 3, 64, 1; 6, 3fv-42). В 131 г. народный трибун Папирий Карбон внес особый законопроект о праве на повторные избрания в народные трибуны, но законопроект этот не прошел. (См. Ливий, "Сокращ.", 59.)
[59] По данным Полибия (6, 19, 2), до Тиберия Гракха продолжительность военной службы составляла 16 лет в пехоте и 10 лет в коннице. Веллей Патеркул (2, 2) добавляет, что Тиберий одновременно выдвинул законопроект о предоставлении всем италикам римских гражданских прав.
[60] Ср. Аппиан, "Гр. в.", 1, 14; 1, 15.
[61] По рассказу Аппиана ("Гр. в." 1, 15), в ночь, предшествовавшую собранию, Тиберий созвал своих сторонников. Было решено установить пароль на случай столкновения с противниками и занять храм Юпитера на Капитолии и расположенную перед ним площадь, на которой должно было происходить народное собрание.
[62] Священные курсы находились под наблюдением жреческой коллегии авгуров (см. пр. 14). Считалось благоприятным предзнаменованием, когда куры, выпущенные из клетки, жадно набрасывались на корм.
[63] Марк Фульвий Флакк — сторонник Гракхов, консул 125 года. О его смерти см. ниже, гл. 10 и сл. биографию Гая Гракха.
[64] По Аппиану ("Гр. в.", 1, 16), это заседание сената происходило в храме богини Верности, расположенном на небольшом расстоянии от места, где происходило народное собрание.
[65] Ср. Аппиан, "Гр. в.", 1, 15.
[66] Т. е. Публия Муция Сцеволы — см. пр. 34.
[67] Ср. Валерий Максим, 3, 2, 17; Веллей Патеркул, 2, 3, 1.
[68] По свидетельству Орозия (5, 9, 3), было убито около 200 человек.
[69] Вопрос о месте, где был убит Тиберий, остается спорным. По рассказу неизвестного автора реторики, посвященной Гереннию (I века до н. э.). Тиберий был убит на самом месте произнесения речи (4, 55. 68); по Аппиану ("Гр. в.", 1, 16) — у царских статуй, находившихся у самого входа в храм Юпитера Капитолийского; Флор (2, 2, 7) и Аврелий Виктор (64, 6–7) ограничиваются общим указанием, что убийство произошло на Капитолии; Орозий (5, 9, 2) и Веллей Патеркул (2, 3, 2) дают ту же версию, что и Плутарх.
[70] См. пр. 29.
[71] См. пр. 30.
[72] См. пр. 49.
[73] См. пр. 33.
[74] Непот, историк I века до н. э., повидимому, являлся одним из важнейших источников Плутарха. Часть истории Непота, относящаяся к эпохе Гракхов, до нас не дошла; исключение составляют незначительные отрывки, в частности так наз. фрагменты писем Корнелии, матери Гракхов.
[75] Децим Юний Брут — консул 138 года, в 132 г. получивший триумф за победы в Испании.
[76] Назика публично и с гордостью объявил себя виновником смерти Тиберия. См. Диодор, 34–35, 6 и 7.
[77] Ср. Валерий Максим, 5, 3, 2.
[78] "Одиссея", 1, 47.
[79] Биографии Сципиона Африканского (старшего) и Сципиона Эмилиана (младшего), написанные Плутархом, до нас не дошли. Сципион Эмилиан, в дальнейшем, однако, напуганный радикализмом движения, от него отошел. В 129 г. он провел закон об изъятии из ведения комиссии аграрных триумвиров права окончательно решать вопрос о принадлежности земли к территории ager publicus и передаче этой функции консулам, чем фактически деятельность комиссии была парализована. См. Аппиан, "Гр. в.", 1, 19.
