ИСТОРИЯ ИМПЕРИИ ПОСЛЕ МАРКА
ВСТУПЛЕНИЕ
(I, 1)
1. Большинство историков, стремившихся в своих писаниях напомнить о событиях древности, старались таким путем прославиться навеки своей образованностью, боясь, что их причислят к общей массе, если они будут хранить молчание. Истину в своем изложении они умалили, но большую заботу проявили о благозвучии и красоте слога, смело полагая, что приятность звучания, хотя бы говорили они нечто баснословное, все равно принесет им успех, а неточности в повествовании не вызовут нареканий. Некоторые из чувства вражды и ненависти к тираннам или из лести и уважения к государям, к отечеству, и к отдельным лицам доставили силой своего слова незаслуженную славу делам ничтожным и незначительным.
Я же отношусь к делу серьезно, и при составлении исторического произведения я полагался не на непроверенные данные, полученные от других и не встречающие подтверждения, а на свежие воспоминания о тех событиях, которые описываю. Потомкам, думаю, приятно будет узнать о многих великих делах, совершенных в короткое время. Действительно, если сопоставить с тем, что я описываю, весь период времени от Августа с того момента, как верховная власть римлян превратилась в единоличное правление [1], то в течение почти двухсот лет до времени Марка [2] невозможно наблюдать ни "столь частой смены императоров, нн таких войн с переменным успехом, которые велись и внутри страны и за ее пределами, ни таких народных движений и захвата городов в нашей стране и во многих варварских землях, ни таких землетрясений, заражений воздуха, загадочных событий в жизни тираннов и государей, о чем прежде почти не было слышно. Из них одни стояли у власти очень долго, другие правили короткое время, были и такие, которые, получив почетный титул, лишались его через день. Ведь за шестьдесят лет [3] в Риме сменилось больше династий, чем того требовало время, и произошло много разных событий, вызывающих удивление. Одни правители, благодаря прожитым годам и приобретенной опытности в делах, очень старательно властвовали над собой и над подданными, другие же, совсем юные, проводили жизнь в праздности и тешились нововведениями. Различия в возрасте и в способностях приводили, естественно, к неодинаковому образу жизни. А о том, как все это совершилось, я буду рассказывать, следуя ходу времени и порядку династий.
КУЛЬТ МАТЕРИ БОГОВ
(I, 10-11)
10. Ежегодно в определенный день в начале весны у римлян совершается торжество в честь матери богов [4]. Перед богиней несут все имеющиеся у каждого предметы роскоши, императорские драгоценности, диковинки природы и чудеса искусства. Всем предоставляется полная свобода шутить и надевать любую личину. Нет такого великого авторитета, которого бы всякий желающий не мог осмеять, переодевшись и оставаясь неузнанным, так как не легко отличить притворяющегося от того, за кого он себя выдает.
11. Эту богиню римляне особо чтут по следующей, как гласит предание, причине, о которой я решил рассказать, поскольку некоторые греки этого не знают. Статуя сама, говорят, упала с неба; пи вещество, из которого она сделана, ни имя художника, создавшего ее, не известны, и рука человеческая не притронулась к ней. По преданию, она в древности была перенесена с неба во Фригию на то место, которое называется теперь Пессинунтом, в честь статуи, упавшей с неба [5]. Там она была замечена впервые. По другим рассказам, фригиец Ил воевал в той местности с лидийцем Танталом то ли за передел земли, то ли из-за Ганимеда. Долго никто не мог выйти победителем из битвы и немало народу пало как у той, так и другой стороны. Несчастье это дало название месту. Здесь же, говорят, и похищенный Ганимед пропал, когда брат и любовник влекли его каждый к себе. Тело исчезло, и это событие отражено в мифе о похищении юноши Зевсом.
В этом Пессинунте фригийцы издревле совершали священнодействия на протекающей там реке Галле, от названия которой происходит прозвище скопцов, посвященных богине. Когда римляне расширили свои владения [6], то получив, говорят, предсказание о том, что они удержат свою власть и будут преуспевать, если Пессинунтскую богиню привезут к себе, они отправили к фригийцам послов просить статую [7]. Указав на свое родство и на право наследования, перешедшее к ним от фригийца Энея, они получили ее без труда. Когда статую везли на корабле по устью Тибра, которое служит для римлян гаванью, божественная сила вдруг остановила судно. Долго всем народом римляне старались вытащить застрявший в иле корабль, но корабль двинулся с места лишь после того, как туда привели жрицу Весты, которая обязана была хранить целомудрие и обвинялась в нарушении девства. Ожидая приговора себе, жрица просила народ отдать ее на суд Пессинунтской богине. Вознося молитву, чтобы корабль стал послушен ей, если она чиста и девственна, весталка сняла с себя пояс и бросила его на нос корабля. Пояс привязали, и корабль легко последовал за весталкой. Римляне были поражены как вмешательством богини, так и величием девственницы.
КОНЕЦ АЛЕКСАНДРА СЕВЕРА
(VI, 7-9)
7. Со стороны персов, как полагал Александр, все было спокойно. Ведь распустив однажды войско, варвар не скоро может собрать его вновь, так как это не постоянное войско, а скорее толпа, не знающая боевого порядка; провиант его состоит из тех запасов, которые каждый приносит с собой для личных нужд; тяжело и боязно бывает воинам расставаться с детьми, женами и родной страной. В это время послы вдруг принесли страшное известие, очень встревожившее Александра. Командующие в Иллирии. писали ему, что германцы переходят Истр и Рейн, опустошают. владения римлян, своими набегами очень беспокоят военные лагеря, города, села и что положение соседних с Италией иллирийских племен крайне опасно. Необходимо, конечно, его личное присутствие вместе со всем тем войском, которое находится при нем.
Известия эти смутили Александра и опечалили воинов-иллирийцев, считавших себя вдвойне несчастными от того, что и сами они пострадали в сражении с персами и родные у каждого из них истреблены германцами. В негодовании они приписывали теперь неудачу на востоке трусости и беспечности Александра и обвиняли его в том, что он по робости медлит идти на север. Александр же со своими друзьями опасался за Италию, понимая, что угроза со стороны персов не идет в сравнение с угрозой со стороны германцев. До персов, живущих на востоке, едва доходят слухи о стране италийцев, от которой они отделены огромным морем и обширной землей. Иллирийское же племя стеснено на малом наделе земли и подчинено римлянам, так что германцы оказываются непосредственными соседями италийцев.
Неохотно, скрепя сердце и лишь в силу необходимости Александр объявил о походе. Для защиты римских берегов он оставил достаточные, по его мнению, силы, позаботился об укреплении лагеря и сторожевых постов, наполнив их необходимым количеством войска, а сам с остальной частью выступил против германцев. После быстрого перехода он остановился у берегов Рейна и начал делать приготовления к войне: в реке поставил суда, считая, что они, если связать их вместе, послужат для воинов хорошим мостом при переправе. Ведь эти северные реки, Истр и Рейн, действительно необычайно велики. Первая течет через Паннонию, вторая через Германию. Летом благодаря своей глубине и широте они бывают судоходны, зимой же от холода замерзают и превращаются в ровную. поверхность, по которой можно ездить на лошадях. Вода в реке становится тогда столь плотной и твердой, что по ней спокойно ступают и конское копыто и человеческая нога, те же, кому надо зачерпнуть воды, несут с собой не посуду, не кувшин, а топоры и заступы, чтобы вырубить и унести без всякой посуды воду, похожую на кусок камня. Таково свойство этих рек.
Александр привел с собой очень много мавров и большое число восточных стрелков из страны осроенов [8], а также парфян, среди которых были перебежчики и наемники. Он держал их в боевой готовности, чтобы дать отпор германцам, для которых подобное войско особенно неприятно, так как мавры, бросающие издали копья, с большой легкостью делают набеги и возвращаются обратно, а стрелки с далекого расстояния метко пускают стрелы в непокрытые головы и высокие тела германцев... они выносят натиск сомкнутых рядов и в сражениях часто ведут себя не хуже римлян. Таково было положение Александра. Все же он решил послать посольство для мирных переговоров и обещал, не жалея денег, доставлять германцам все, в чем они нуждаются. В борьбе против германцев это действительно самое лучшее средство: они сребролюбивы и всегда за деньги продают римлянам мир. Александр поэтому был склонен скорее купить у них перемирие, чем подвергаться опасностям войны. Понятно, что вой нов возмущали напрасная трата времени, неспособность Александра вдохнуть в них мужество и зажечь их желанием битвы, его увлечение пиршествами и конями, в то время, когда нужно было дать бой и наказать германцев за их дерзость.
8. В войске был некто Максимин, выходец из ближайших фракийских полуварварских племен [9], родился он, как говорили, в какой-то деревне, в детстве пас скот, а в зрелом возрасте за свой рост и физическую силу был взят на военную службу в конницу; судьба затем помогла ему мало-помалу пройти через все воинские звания и получить в свое управление войска и народы. Максимину этому как человеку опытному в военном деле Александр вверил всю молодежь в войске с тем, чтобы он обучил юношей военному искусству и сделал их способными воевать. Максимин старательно выполнял порученное ему дело и снискал расположение солдат тем, что не только указывал им на их обязанности, но и сам первым выходил на работы, так что они не только учились у него, но и ревностно подражали его стойкости. Помимо этого, он привлек их к себе дарами и всевозможными почестями. Молодые воины поэтому, среди которых было большинство паннонцев, восхищались мужеством Максимина и насмехались над Александром, над которым, говорили они, командует мать [10], вершащая всеми делами по своему усмотрению и своею властью, в то время как сам Александр небрежно и легкомысленно относится к военным занятиям. Они напоминали друг другу о понесенных из-за его медлительности поражениях на востоке, о том, что, выступая против германцев, он "не вдохнул в них ни отваги, ни мужества. Итак, склонные и без того к переворотам, они считали данное правительство невыносимым и уже невыгодным вследствие его длительности, поскольку для честолюбия не оставалось никаких приманок, надеялись же, что новая власть и самим им будет выгодна и для получающего ее очень желанна и почетна. У них возникла мысль устранить Александра и провозгласить императором и Августом Максимина, такого же воина, как и они, жившего с ними вместе и в этой войне показавшего свою храбрость и свой опыт. И вот они, вооруженные как будто для привычных упражнений, собрались в лагерь, он когда Максимин, либо действительно ничего не подозревающий, либо уже втайне подготовленный, вышел к ним, они возложили на него императорскую (порфиру и провозгласили самодержцем. Максимин начал отказываться и сбросил порфиру, по, когда воины с кинжалами в руках стали угрожать ему смертью, он предпочел будущую опасность настоящей и принял почетный титул. Заявив солдатам, что принимает власть вопреки своей воле и желанию, он призвал их делом подтвердить свое решение и, пока никакие слухи не успели распространиться, взявшись за оружие, немедленно напасть на пребывающего в полном неведении Александра, разогнать окружающих его воинов и телохранителей, либо склонив их на свою сторону, либо без труда расправившись с ними, пока те не готовы к отпору и ничего не ждут. Стараясь обеспечить себе их любовь и преданность, Максимин удвоил ежедневную норму продовольствия, пообещал великие дары и добычу, прекратил позорные' наказания и после этого выступил вместе с ними из лагеря. Укрепление, в котором расположился Александр со своими приближенными, находилось тут же поблизости.
9. Неожиданное известие о поступке Максимина привело Александра в сильное замешательство. Как исступленный, он выскочил из императорской палатки, дрожа и обливаясь слезами, стал обвинять Максимина в неблагодарности и неверности, перечисляя при этом все оказанные ему благодеяния; молодых воинов он упрекал в необдуманной дерзости и нарушении клятвы. Сам же давал обещания предоставить им все, чего бы они ни попросили и исправить то, чем они недовольны. Присутствовавшие при этом воины утешали Александра, пообещав ему в тот день всеми силами защищать его. По прошествии ночи, на рассвете, когда стали докладывать, что Максимин уже близко, что вдали виден столб пыли и оттуда доносится гул голосов, Александр опять вышел в поле и, созвав воинов, просил защитить и спасти его, их воспитанника, который за свое четырнадцатилетнее правление не дал им повода к упрекам. Взывая к сострадательности и милосердию каждого из них, он велел взяться за оружие и выступить в боевом порядке. Воины сначала давали обещание, потом разошлись понемногу, не захотев даже притронуться к оружию. Некоторые стали требовать выдачи военачальника и друзей Александра как виновников мятежа. Другие бранили мать за ее сребролюбие и утаивание денег, Александра же ненавидели за его скупость и нерешительность при раздачах. Какое-то время они стояли, выкрикивая на разные голоса подобные обвинения. Когда же приблизилось войско Максимина и стали слышны голоса молодых солдат, кричавших сослуживцам, чтобы те покинули скупую бабу с трусливым юношей, рабом своей матери, и присоединялись бы к мужу сильному, к их благоразумному сподвижнику, привыкшему к военным трудам и оружию, то воины, поддавшись уговорам, начали покидать Александра и переходить на сторону Максимина, которого теперь уже все провозглашали императором.
Упавший духом, дрожащий Александр добрался до своей палатки. Там, обняв мать, горько плача и виня ее во всем происходящем, он дожидался убийц. Между тем Максимин, которого все войско провозгласило Августом, послал военного трибуна и несколько центурионов, чтобы убить Александра, его мать и тех, кто стал бы оказывать сопротивление. Вбежав в палатку, они убили Александра вместе с матерью, а также тех, кто, казалось, был близок к нему и занимал почетные должности; лишь немногим удалось бежать и скрыться, но и их потом Максимин поймал и всех казнил.
Такой конец постиг Александра с матерью, которые четырнадцать лет властвовали [11], не вызывая упреков со стороны подданных и не проливая их крови. Не любивший убийств, жестокостей и беззаконий, Александр был склонен к благотворительности и человеколюбию. Правление его было бы действительно славно во всем, если бы не было запятнано сребролюбием и скупостью матери.
МАКСИМИН ФРАКИЕЦ
(VII, 1, 3, 7, 8)
1. Вступив на престол, Максимин [12] произвел большие перемены; используя власть для жестокостей и наводя ужас, он тихую и кроткую царскую власть старался сделать во всем похожей на тираннию, с досадой вспоминая, из какого крайнего ничтожества дошел до такого величия. От природы был он варваром как по своему характеру, так и по происхождению.
3. Его подвиги прославили бы его, если бы он не был так невыносим и так страшен для своих домашних и подданных. Что пользы от того, что он истреблял варваров, когда в самом Риме и среди подвластных ему народов совершались постоянные убийства? Что пользы, что он брал добычу и отводил в плен врагов, когда у своих собственных людей он отнимал имущество и оставлял их без одежды? Ведь доносчикам предоставлялась полная свобода, даже более того, их призывали снова поднимать старые, неизвестные, недоказанные дела.
7. Попав в рискованное положение [13], сенат в страхе перед Максимином делал все, чтобы привлечь на свою сторону провинции. Ко всем правителям во все концы были в качестве послоз отправлены члены сената и виднейшие всадники, были разосланы письма, разъясняющие намерение римлян и сената, убеждающие правителей заступиться за общее отечество и за сенат, а народы - повиноваться римлянам, у которых власть искони была народной и с которыми еще предки их состояли в дружбе, оказывая им повиновение. Итак, очень многие приняли посольство; целые области легко отложились от Максимина из ненависти к его самоуправству и, убив его сторонников, присоединились к римлянам. А некоторые - таких было очень мало - убили послов или отослали их под стражей к Максимину, который жестоко с ними расправился.
8. Вот что творилось в городе и в умах римлян. Когда объявили об этом Максимину [14], он огорчился и сильно встревожился, но притворился, что все презирает. Первые два дня он не выходил из дома и советовался с друзьями о том, что ему делать. Но все войско, все жители тех стран знали о случившемся, и все были взволнованы необычайной смелостью таких действий...
На третий день, созвав все войско на равнину перед городом, Максимин вышел, неся с собой книжку, написанную для него друзьями. Поднявшись на возвышение, он, читая, произнес следующее:
"Скажу вам нечто невероятное и странное, не удивления, я думаю, достойное, а презрения и смеха. Оружие против вас и вашего мужества поднимают не германцы, которых мы часто побеждали, не савроматы, каждый раз умоляющие о мире, не персы, нападавшие прежде на Месопотамию, теперь же тихие, довольствующиеся своим, удерживаемые славою нашей воинской доблести, которую они испытали, когда я предводительствовал вами на берегах тех рек. Но, смешно сказать, карфагенцы взбесились и жалкого старца [15], к концу жизни выжившего из ума, уговорили либо принудили и теперь, как бы для народной потехи, играют в царство. На какое. войско они полагаются, если начальники их в своем подчинении имеют только ликторов? Какое оружие есть у них, кроме копий, с которыми они охотятся за зверями? А воинские упражнения их - это одни пляски, смех, песни. Не пугайтесь известий из Рима. Виталиан [16] убит хитростью и обманом. А легкомыслие и. непостоянство римлян, их дерзость, доходящую до крика, вы знаете. Когда они видят двух или трех вооруженных воинов, то каждый из них бежит, расталкивая других, спасаясь сам и не думая об общей опасности. Если вам кто-нибудь сообщил о поступках сената, то не дивитесь, что наше благоразумие им кажется жестокостью. При своей роскоши они уважают только нравы подобные своим; мужественные, и доблестные поступки они называют ужасными, а пьянство и беспечность с удовольствием принимают за кротость. Поэтому они не любят моего правления, энергичного и благопристойного, а обрадовались имени Гордиана, чья соблазнительная жизнь вам известна. Вот с такими врагами у нас теперь война, если только так можно назвать ее. Ведь я, как многие и почти все, уверен, что стоит нам приблизиться к Италии, как они. протягивая детей своих с ветвями умилостивления, падут к нашим ногам, остальные же разбегутся от трусости и робости, так что я смогу отдать вам все их имущество, вы же безбоязненно станете наслаждаться плодами своих трудов.
ГИБЕЛЬ МАКСИМИНА
(VIII, 2, 4, 5)
2. Максимин был уверен в быстром успехе, поскольку италийцы не решились ничего предпринять даже в неприступных местах, где они могли безопасно скрываться, могли делать засады и сражаться с недоступных высот. Но когда войско спустилось в долину, дозоры объявили, что самый большой италийский город Аквилея [17] заперся, а посланные вперед паннонские фаланги, мужественно пытавшиеся несколько раз взять город приступом, без всякого успеха отступают, поражаемые камнями, копьями и множеством стрел. Разгневанный на предводителей паннонской фаланги за то, что они плохо сражаются, Максимин сам пошел туда с войском, надеясь легко взять город.
4. Между тем аквилейцы кидали сверху камни и, смешав серу, селитру и смолу, наливали эту смесь в пустые сосуды с длинными ручками и, поджигая, лили ее на подступающее к стенам войско, обливая его, как дождем. Эта смесь, падая на обнаженную часть тела, разливалась по всему телу, так что воины сбрасывали с себя горящие панцири и прочее оружие, железные части которого нагревались, а деревянные и кожаные воспламенялись и коробились. Было на что посмотреть, когда воины сами старались остаться без доспехов, и разбросанное оружие их казалось добычей, отнятой искусством, а не силой. У большей части войска были тогда выжжены глаза, обожжены руки, лицо и все обнаженные части тела. На придвигаемые машины осажденные бросали пропитанные смолой факелы с остриями стрел на конце. Воткнувшись в машины и застряв там, эти факелы легко поджигали их.
5. Таким образом, войско, почитавшее себя осаждающим, само находилось в осаде, так как не могло ни Аквилеи взять, ни двинуться на Рим из-за недостатка судов и повозок, которые все были заранее собраны и заперты в городе. Молва еще больше увеличивала справедливые опасения, будто весь римский народ взялся за оружие, вся Италия возмутилась, все иллирийские и варварские народы, восточные и южные, собирают войско, и умами и сердцами всех овладела единодушная ненависть к Максимину. Поэтому воины, терпевшие недостаток во всем, даже в воде, потеряли надежду. Ведь пили только речную воду, зараженную кровью и трупами, так как и аквилейцы, не имевшие где похоронить умирающих в городе, бросали их в реку и в лагере предавали волнам убитых и погибших от болезней, ибо и здесь не было того, что нужно для погребения.
И вот, при таком крайне безвыходном и угнетенном состоянии войска, однажды, когда не было сражения и Максимин отдыхал у себя в палатке, а большая часть войска разошлась по палаткам и по назначенным для стражи местам, воины, стоявшие со стороны Рима под горою Албанской, за которой у них остались жены и дети, решили вдруг убить Максимина, чтобы прекратить затянувшуюся до бесконечности осаду и не опустошать Италии ради презренного и ненавистного тиранна. Итак, около полудня они смело подходят к его палатке и, склонив на свою сторону телохранителей, срывают со знамен изображения Максимина. Когда же он сам с сыном вышел из палатки, чтобы поговорить с ними, они в ярости убили его. Одновременно были убиты главный военачальник и все близкие друзья Максимина. Трупы их выбросили, чтобы всякий желающий мог попирать их и ругаться над ними, и оставили их на съедение псам и птицам. А головы Максимина и его сына были отправлены в Рим. Такой конец постиг Максимина и сына его в наказание за плохое правление.
[1] Т. е. с 31 г. н. э.
[2] Т. е. Марка Аврелия (161 г. н. э. — 180 г. н. э.).
[3] Геродиан описывает период римской истории от момента смерти Марка Аврелия (180 г. н. э.) до воцарения Гордиана III (238 г. н. э.).
[4] Матерью богов (Великой матерью) называлась Рея, или Кибела. В Греции важнейшим местом ее культа был остров Крит, в Азии город Пессинунт. В Риме праздник в честь Великой матери назывался Мегалезиями и справлялся в начале апреля.
[5] Слово «Пессинунт» в данном толковании связывается со сходным по звучанию греческим словом «песейн» — упасть.
[6] В конце III в. до н. э., после разгрома Ганнибала.
[7] Ср. Тит Ливий, XXIX, 10-11
[8] Осроенское царство со столицей в городе Осрое находилось в северо–западной части Месопотамии. Парфия в 226 г. н. э. была покорена основателем ново–персидского царства Артаксерксом, против которого воевал Александр Север во время восточного похода 231-232 гг. н. э.
[9] Различные фракийские племена населяли обширную территорию к северу от Греции. На их воинственность указывал еще Вергилий, называя их «марсовыми» («Энеида», III, 13).
[10] Мать Александра, Мамея, пользовалась большим влиянием в государстве.
[11] Александр Север правил с 222 г. н. э. по 235 г. н. э.
[12] Гай Юлий Вер Максимин, фракиец, был провозглашен императором в 235 г. н. э.
[13] В 238 г. н. э. проконсул Африки Марк Антоний Гордиан (158-238 н. э.) был провозглашен императором. Сенат перешел на его сторону.
[14] Максимин находился в то время в Германии.
[15] Максимин говорит о Гордиане, которому было тогда 80 лет.
[16] Виталиан — префект преторианской гвардии в Риме, доказавший своей жестокостью преданность Максимину, был убит с согласия сената. Его гибель была воспринята в Риме как освобождение.
[17] Аквилея — город в верхней Италии, через который проходили дороги в северные и восточные страны. Со времен Марка Аврелия Аквилея была первой крепостью империи; город этот удерживал варваров от вторжения на полуостров и ко времени Максимина был необычайно богат.
