I. МИРОВОЙ ПОЖАР И ПОТОП
(VI, 206-231, 250-291, 367-388)
После того, как погиб Дионис, древнейший и первый,
Зевс, наш родитель, раскрыл хитроумного зеркала козни [1]:
В ярости молнию бросил он в Землю, праматерь Титанов.
Тех, кто убийство свершил Загрея, рогатого чада [2],
210 В Тартара сводах замкнул. И вот - загорелись деревья,
В жарком поблекли огне зеленые кудри земные,
Пламя объяло Восток; от стрелы огневой, раскаленной,
Бактрии край запылал; от страшного жара иссохли
Воды в стране Ассирийской и волны Каспийского моря,
Земли Индийских пределов; кипел в Эритрейском заливе
Огненный вал и арабский Нерей [3] добела раскалился.
Молнией Зевс поразил и страны, где солнце заходит;
Гневом горел он за милое чадо; палящей стопою
Жаркий Зефир иссушил всю воду в пределах Заката
220 Вплоть до Арктических стран; своим дыханьем горячим
Он растопил ледяную кору на море Борея [4],
И снеговая метель, над заливом летя Козерога,
С искрой полуденных стран повстречавшись, огнем запылала.
Слезы обильно из глаз потоками рек проливая,
К Зевсу с мольбой Океан обратился, прося о пощаде.
Видя, что все на земле от молнии жгучей поблекло,
Сжалился Зевс и решил залить струей водяною
Тлеющий пепел пожаров и раны земли опаленной.
Он, повелитель дождя, затопил пределы земные,
230 Тучи густые собрал на высоком своде небесном,
Грянул удар громовой - это Зевса труба заревела...
250 Вдруг в семичастном эфирном чертоге [5] засовы открылись
Волею Зевса, владыки дождя; заплескались в заливах
Волны, забили ключи, зашумели, кипя, водопады;
Влажные чада отца Океана, пруды и затоны,
Стали водой наполняться; подземные хлынули воды
И над седым Океаном взлетели фонтаны, как стрелы;
Капли стекали со скал; по холмам, дотоле безводным,
Горные струи ручьев понеслись, как мощные реки;
Волны морские вздымались, ущелья в горах затопляя;
Стала толпа Нереид Ореадами. Бедная Эхо
260 Тщетно пыталась к воде приучить неумелые руки, -
Снова боялась за девство свое, - как бы, спасшись от Пана,
Ей Посейдону теперь не пришлось в добычу достаться.
Львы, что в морях обитают, подплыли к высоким утесам,
К львам сухопутным в пещеру прокрались и стаей веселой
Свой повели хоровод; в глубоких стремнинах залива
Встретил дельфина морского кабан, блуждающий в дебрях;
А по обрывистым тропкам крутого хребта снегового
Плавали вместе и звери, и рыбы; полип многоногий
Вдруг, заблудившись меж скал, наскочил на горного зайца.
270 Влажное племя, Тритоны зеленые, в чащах лесистых
Бойко ныряли в волнах, шевеля хвостом раздвоённым.
В горных пещерах, где Пан обитает, они приютились,
Словно хотели с орлами поспорить, и раковин пестрых
Кучу оставили там. На холмах, водою покрытых,
Встретился с Паном пещерным Нерей, потерявший дорогу.
Пан же, гористые выси сменивший на волны морские,
Скрылся в пещере сырой, где некогда пряталась Эхо.
Нынче расстаться пришлось ему со свирелью намокшей.
Множество смертных людей в тот день от потопа погибло,
280 В море могилу найдя; и трупов их жалких немало
В волнах всплывало морских и носилось в пене прибоя.
К шумной реке снеговой припали голодные звери,
Жадно глотая струю, летящую с гор; но внезапно
Рухнули в воду и лев, и кабан. И в общем потоке
Реки с ручьями смешались; нахлынули волны морские,
Все воедино слилось; и четыре яростных ветра
В общем порыве носились над водным бескрайным простором.
Видя, что суша исчезла, что более грозный владыка,
Землю дождем заливая, основы ее сотрясает,
290 Был оскорблен колебатель земли и морей повелитель;
Выдернул гневной рукой он из моря свой острый трезубец.
- - -
367 Был лишь один мореход недоступен пучине грозящей:
Девкалионов ковчег [6] скользил по волнам и спокойно
Верным путем своим плыл, якорей и причалов не зная,
370 След свой чертя бороздой в волнах ледяного потопа.
Все в мирозданье смешалось; и узы былого согласья
Чуть меж людьми не порвал Эон [7], кормилец вселенной.
Но по велению Зевса владыка морей темнокудрый [8],
Ставши на самом высоком утесе горы Фессалийской,
Мощным трезубцем ее расколол и раскрылись внезапно
Недра горы и стремглав в них воды, сверкая, рванулись,
Жадно в себе поглощая потоки талого снега,
Вновь показалась земля; ручьи стремительно мчались,
В тьму низвергаясь, и вновь обнажались горные склоны.
380 Жарким дыханьем своим осушил увлажненную землю
Гелиос; вновь к берегам притекли обмелевшие реки;
Ил на болотах застыл в лучах согревающих солнца.
Смертные люди к труду возвратились и с новым искусством
Стали жилища свои на каменном класть основанье.
Строились вновь города и дома заселялись повсюду;
Новых людей поколенье пути по земле проложило;
Вновь улыбнулась природа и шумные стаи пернатых
Стали крылами опять рассекать воздушные выси.

II. АФРОДИТА ЗА ТКАЦКИМ СТАНКОМ
(XXIV, 230-329)
Весело все пировали, вокруг кратера собравшись;
230 Звонкую песню пропел им Левк, самоучка-лесбиец,
Как на Олимп напало Титанов древнее племя;
Правду поведал о том, как Зевс победил многомощный,
Как он стрелой громовой поразил бородатого Крона
И побежденного ввергнул в угрюмую Тартара бездну;
Крон отбивался оружьем зимы леденящей, но - тщетно.
Был на пиру и Лапэт - он родом был с мирного Кипра.
Близко к певцу он подсел и, выбрав кусок пожирнее,
Славно его угостил и просил его песню другую
240 Спеть - ее часто поют в веселых речистых Афинах, -
Как Афродита решила в тканье с Афиной сравняться.
Левк, заиграв на форминге, запел о Киприде сказанье.
"Некогда впало ей в ум заняться тканьем и пряденьем.
Тайно к Афины станку пробралась и рукой неумелой
Острый схватила челнок - непохож он на пояс Эротов.
И натянула богиня такую густую основу,
Словно из ивовых прутьев она канаты крутила;
Точно такою веревкой, искусно сплетенною, длинной
Опытный плотник-старик корабельные ребра сжимает.
250 Целые дни проводила она и целые ночи
Возле станка, распускала, ткала и опять распускала,
Чуждым терзая трудам непривычные нежные руки.
Гребнем зубастым она обскребала шерсть для хитона,
Каменным тяжким грузилом равняла нити основы,
Пеплос иглой расшивала - и стала Киприда Афиной.
Но безуспешен был труд: на пеплосе, сотканном ею,
Толстые нити основы сплетались в узлах безобразных,
А на хитоне неровном основа рвалась беспрестанно.
Двое свидетелей было ее трудов неусыпных:
260 Гелиос видел ее, зажигала ей светоч Селена.
Но орхоменские девы [9], служанки пафийской богини,
Больше уже не вели хороводов: наматывать пряжу
Стала теперь Пасифая, Пейто - кудель навивала,
И над основой Аглая трудилась, Киприде в подмогу.
Не было слышно нигде ликования праздников брачных;
Стали ненужными песни, и свадьбы уже не справлялись;
Старец Эон зарыдал, кто правит рождающей жизнью.
Бросил Эрот свой пылающий лук с тетивой ослабевшей
И борозду мировую никто не пахал и не сеял.
270 Нежные звуки форминги умолкли, молчали свирели,
Звонкая флейта напев: "О Гимен, Гименей!" позабыла [10];
Жизнь убывала повсюду, иссяк источник рожденья,
Сломаны были засовы, крепившие связи супругов,
И увидала Афина старанья богини Пафийской;
Смеха сдержать не могла, хоть и вспыхнула гневом, увидя
Грубую ткань, что соткала Киприда рукой неумелой.
Все рассказала Афина бессмертным богам и с упреком
Горьким она обратилась к отцу своему и Киприде:
"Что же дары ты свои отнимаешь, небесный владыка?
280 Долю, сужденную мне от Мойр, выполнять не могу я;
Жребий, мне данный, взяла твоя же-дочь Афродита.
Жребий Афины отнять не хотела владычица Гера,
Зевса отца и сестра, и супруга; чинит мне обиду,
Мне, кто с рожденья владеет щитом, мне, помощнице в битвах,
Эта привратница спален, богиня изнеженной ласки;
Мне оскорбленья наносит она, не умея сражаться.
Разве она защищала Олимп иль разила Титанов
Поясом женским своим? а теперь - на меня нападает.
Ты мне ответь, Артемида-охотница, разве видала
290 Ты меня мечущей стрелы, зверей загоняющей в дебрях?
Кто ж Синеокую кличет, когда родильницы стонут?"[11]
Слыша Афины слова, на Олимпе живущие боги
Все захотели взглянуть, как взялась за работу Киприда,
И увидавши труды ее руки неумелой
Стали кругом и дивились ее неудачным издельям.
И, рассмеявшись, промолвил Гермес, охотник до шуток:
"Ткацкий станок - за тобой; так отдай же Афине свой пояс.
Если ты ткать научилась и острой владеешь иглою,
Верно, сумеешь владеть и копьем, и эгидой Афины.
300 Знаю, зачем, Киферея, взялась ты за труд непосильный,
Хитрость твою разгадал я: Арес, твой возлюбленный, верно
Новый хитон приготовить просил для услады любовной.
Надо и пеплос Аресу соткать; но только не вздумай
Щит на нем выткать - оружье Киприде совсем не пристало;
Вышей-ка лучше на нем Фаэтона в лучах светозарных;
Он ведь богам рассказал, кто тайно делил твое ложе;
Может быть, нити цветные сплетешь ты в крепкие сети
Или любовника образ ты вышьешь рукою стыдливой?
Лук свой, Эрот, позабудь и за прялку садись поскорее;
310 Нитки разматывать будешь для матери, труд возлюбившей.
Звал я крылатым тебя, теперь ты ткачом назовешься;
Жилы бычачьи на лук ты натягивал, бог огнеликий,
Ныне же нити в иглу продевай, со стрелами расставшись,
Нитью златою ты вышей Ареса с златой Афродитой;
Дай ему в руки челнок, на что ему щит толстокожий?
Верно, захочет и он с Кифереей прилежной трудиться.
Нет, Киферея богиня, дай отдых рукам утомленным!
Ветры пускай эту ткань разнесут, ты ж, в свой пояс облекшись,
Вновь позаботься о браках: ведь космос, источник рожденья,
320 Бродит в печали, а ты расшиваешь здесь пеплос ненужный".
И улыбнулись Олимпа владыки на шутку Гермеса.
Бросив хитон недотканый и нити основы порвавши,
От Синеокой на Кипр Киферея ушла пристыженной,
Сделалась снова, как прежде, кормилицей рода людского.
И многовидную жизнь чарующей пояса мощью
Снова стал сеять Эрот на ложах в круги мировые.
Так меж пирующих Левк сложил сладкозвучную песню.
В ней Афродиту воспев, рассказал, как, прясть не умея,
Вздумала вдруг состязаться с Афиной, ткачихой премудрой.

III. ОТЕЦ И ДОЧЬ
(XXVI, 101-144)
Лучник искусный Тектаф [12] пришел, к походу готовый.
Некогда смерти голодной он ждал, но в уста его тайно
Дочь его грудью своей излила поток животворный.
Кожа иссохла на нем, он подобен был трупу живому.
Был на него скиптроносец в ту пору жестоко разгневан,
Царь Дериад; заключил он Тектафа в тяжелые узы,
Связанным бросил в темницу и крепкими запер замками.
Пищи лишен был Тектаф и питья, истощен и измучен,
Солнца лучей он не видел и светлого круга Селены.
110 В недрах глубоких земли был скрыт этот муж злополучный,
Влаги ни капли, ни трапезы скудной, ни света не видя.
Кожа прилипла к костям; в пещерной тюрьме под скалою
В страшных он муках томился. Терзал его голод безмерный;
Он, задыхаясь, ловил губами иссохшими воздух,
Стал бездыханному трупу подобен, еще не умерший.
Начал он заживо гнить и его уже тленье коснулось.
Стражей отряд у дверей его сторожил неусыпно.
Но хитроумная дочь Тектафа лукавою речью
Их обманула. В ту пору была она юной женою,
120 Только недавно родившей; и стражей она умоляла:
"Не убивайте меня, сторожа! Ничего я не прячу.
Нет ни еды у меня, ни питья - чем отца мне утешить?
Слезы, лишь слезы одни я ему принесу. Поглядите,
Я же с пустыми руками пришла, - вы видите сами.
Если не верите мне, то скорей развяжите мой пояс
И, покрывало сорвав, ощупайте ткани хитона.
Нет у меня и напитков целебных. Меня, умоляю,
Вместе с отцом дорогим заприте в темнице подземной.
Что вам бояться меня? Пусть даже узнает владыка!
130 Кто запрещает о мертвых рыдать? К умирающим можно ль
Быть столь жестоким? Ужель не жалеете вы бездыханных?
Гаснут родителя очи - закрыть их меня допустите!
Смерти прошу - неужель даже этого дара вам жалко?
Дочь пусть погибнет с отцом! Пусть одна нас могила укроет!"
Стражей она убедила и, быстро в темницу вбежавши,
Словно как солнечный луч пред отцом во тьме просияла,
И животворный поток молока в иссохшие губы,
Страха не зная, влила. Услышав о подвиге дивном,
Царь Дериад изумился, и сам, ради дочери смелой
140 Узы отца развязав, ему жизнь возвратил и свободу.
Всюду об этом промчалась молва, и в стане индийском
Все восхваляли жены хитроумной целебное средство.
Ныне ж Тектаф меж Болингов [13] блистает вечерней звездою.
Так сквозь прозрачный эфир светозарный Геспер [14] сверкает,
Геспер, вещающий нам приближение мрака ночного.

IV. ПЛАЧ КАДМА
(XLVI, 240-271)
Кадм сокрушенный внимал похвальбе Агавы безумной.
Слово такое он молвил, его прерывая слезами:
"Зверя убила какого, Агава, несчастное чадо?
Зверя убила какого? Его ты во чреве носила!
Зверя убила какого? Ведь он - Эхионово семя!
Глянь же на льва твоего! Его, малютку, нередко
С радостью Кадм поднимал, рукой лаская питомца.
Глянь же на льва твоего! Качала Гармония часто
Этого зверя в объятьях, а ты его грудью кормила.
Сына зовешь ты теперь, чтоб пред ним похвалиться победой?
250 Как же позвать мне Пенфея, чью голову ввысь ты возносишь?
Как мне, откуда позвать? Его ты, не зная, убила.
Глянь на убитого зверя - ты сына узнаешь родного!
Это ль твой дар, Дионис, за то, что тебя воспитал я?
Это ли свадебный дар, нам с Гармонией посланный Зевсом?
Нет, мне Уранова дочь [15] и Арес этот дар ниспослали!
Скрылась в пучине Ино́, сожжена Кронидом Семела,
Плачет давно Автония о смерти рогатого сына,
Ныне ж единое чадо Агава, не зная, убила;
Где-то в изгнанье скорбит Полидор, мой младший питомец.
260 Я лишь один остаюсь, я - труп не умерший; куда же
Ныне пойду я? Загублен Пенфей, Полидор - на чужбине.
Где мне приюта искать? Киферон, я тебя проклинаю!
Внуков обоих убил ты, опору бессильного Кадма, -
Тело Пенфея хранишь, Актеона останки скрываешь".
Кадма услышавши речь, застонал Киферон седовласый;
Хлынули слезы его потоками струй родниковых,
И зарыдали дубы, и напев погребальный запели
Нимфы и девы Наяды. Над стонами Кадма седого
Сжалился сам Дионис; и на лике его беспечальном
270 Слезы смешались с улыбкой; и разум вернул он Агаве,
Чтобы могла свое горе постичь и Пенфея оплакать.

V. СМЕРТЬ ЭРИГОНЫ
(XLVII, 187-255)
Кончился сон - и виденье на легких крылах улетело.
Девушка [16] в страхе проснулась; румяные нежные щеки
Стала ногтями терзать, ударами грудь поражала,
390 Длинные пряди волос рвала, по плечам разметавши.
Глядя на стадо свое, стоявшее возле утесов,
С жалобным воплем она, убиваясь, его вопрошала:
"Где же Икария тело? Скажите мне, милые горы!
Как мой родитель погиб? Быки, вы, быть может, видали?
Если убит мой отец, скажите, кто были убийцы?
О, дорогой мой родитель! Куда же он скрылся? Соседа,
Может быть, он обучает прививке деревьев плодовых?
С пахарем бродит в полях? с пастухом, с садоводом искусным,
Верно, сажает питомник и скромную трапезу делит!
200 Плачу я - где он, скажите, - и буду я ждать терпеливо.
Если еще он в живых, то юных деревьев отростки
Буду я в нашем саду поливать и жить в нашем доме.
Если же умер отец и к деревьям своим не вернется,
Долю его разделю и погибну с родителем вместе".
Это помыслив, она побежала на горные выси;
Всюду искала следов убийства иль свежей могилы.
Встретился ей козопас, но ей на вопрос не ответил;
В чаще лесной повстречался погонщик быков, но, жалея
Девушку, этих следов показать не хотел, хоть и видел.
210 Старший пастух промолчал - он знал, где тело зарыто.
В поисках долго напрасных бродила она; напоследок
Ей землепашец один ужасную повесть поведал.
И показал ей тот холм, где недавно отца схоронили.
Страшную весть услыхав, в безумии, разум утратив,
Косы терзая свои, Эригона у милой могилы
С плачем упала, одежды рвала на себе и горючих
Слез бесконечной струей хитон омывала, рыдая;
И на уста поклялась наложить молчанье навеки.
Следовал всюду за нею лишь пес, ее спутник надежный;
220 Жалобным визгом своим откликаясь на скорбные вопли,
Словно с ней вместе рыдал. Эригона, в уме помутившись,
Бросилась в лес; подбежав к одному из высоких деревьев,
С шеи повязку сняла, тугую петлю завязала
И, от земли оторвавшись, себя обрекла на погибель.
Дрогнули ноги, повиснув, и кровь уже в жилах не билась.
Так она смертным путем добровольно пошла. И уныло
Пес ее верный завыл, и печально откликнулось эхо;
Хлынули слезы рекой из очей разумного зверя.
Девушки тело в лесу не покинул он, сторож усердный;
230 Хищников диких, пантеру и льва, отогнал он отважно.
К путникам бросился он, что мимо брели по дороге,
Просьбой своей бессловесной повел он их к девушке мертвой,
В крепко сплетенной петле висевшей на ветке высокой.
Путники, пса пожалев, по следу за ним поспешили;
Там, в густолистном лесу, они сняли с высокой верхушки
Тело, не знавшее брака; на землю его опустили,
Заступы взяли свои и поблизости вырыли яму.
Пес это все понимал и вместе с ними трудился:
В землю врывался глубоко он крепкой привычною лапой,
240 И из-под острых когтей земля громоздилася кучей.
Путники тело умершей, все вместе оплакав, зарыли,
Дальше пошли, унося печаль тяжелую в сердце;
Каждый к делам неотложным вернуться хотел поскорее.
Пес лишь один не ушел и лег на могиле знакомой:
Он Эригону любил и в тоске по ней с жизнью расстался.
Сжалился Зевс, наш отец, и в светлые звездные своды
Он Эригону вознес и со "львом" ее рядом поставил [17];
Держит в руке она колос полей; гроздей виноградных
Взять не хотела она - ведь они ей отца погубили.
250 Старцу Икарию Зевс дал место с дочерью рядом,
К высшему звездному кругу вознес он его и названье
Дал "Волопаса" ему и назначил вести "Колесницу"
Возле Арктура; а "Пса" он послал преследовать "Зайца".
Яркой звездой он теперь бежит по сводам небесным,
Где выплывает, сияя, моря покорившая Арго [18].

---

[1] «Козни хитроумного зеркала» — смысл неясен; по–видимому, подразумевается какойто священный обряд в культе Диониса.
[2] Загрей — одно из культовых имен Диониса. Согласно одному из многочисленных вариантов мифа о Дионисе, его растерзали титаны, за что Зевс замкнул их в Тартар. Рогатым чадом назван потому, что изображался с небольшими рожками на голове.
[3] Нерей — морской бог; в данном случае «арабский Нерей» — Красное море.
[4] Море Борея — одно из северных морей.
[5] Согласно древнему представлению греков, боги жили на священной горе Олимп в Фессалии. Позднее обителью богов считались эфирные выси. «Семичастный эфир» — семь планетных сфер, которые, по представлению Пифагора и его последователей, окружают неподвижную Землю. Это представление исходило из учения пифагорейцев о том, что число есть сущность всех вещей, а Вселенная представляет собой гармоническую систему чисел и отношений.
[6] Девкалион, сын Прометея, по совету которого он построил корабль и на нем вместе с женой (единственные из всего человеческого рода) спасся во время потопа, посланного Зевсом на землю.
[7] Эон — олицетворение вечности и мирового порядка. Впервые встречается у Эврипида, в трагедии «Геракл», где Эон назван сыном времени (ст. 900). Согласно более поздним учениям орфиков и теологов, божественная Сущность — Высший Эон — порождает все другие парные (мужские и женские) сущности, кроме одного Разума.
[8] Т. е. Посейдон.
[9] Орхоменские девы — т. е. Хариты. Пафийская богиня — Афродита (в Пафосе на Кипре был ее храм).
[10] Гименей — бог брака у греков и римлян. «О, Гимен, Гименей» — припев в свадебной песне.
[11] «Синеокой» считалась Афина.
[12] Тектаф — искусный стрелок, миф о котором рассказывает Нонн; по его мнению, Тектаф — индус, подданный индусского царя Дориада, против которого боролся Дионис.
[13] Болинги — индусское племя, к которому принадлежал Тектаф.
[14] Геспер — божество вечерней звезды, т. е. Венеры.
[15] Уранова дочь — Рея, впоследствии отождествленная с Кибелой.
[16] Т. е. Эригона, дочь Икария— афинянина, получившего в дар от Диоииса мех с вином; он обучил жителей Аттики виноделию. Пастухи выпили вило Диониса и опьянели. Народ решил, что Икарий их отравил, за что его и убили, а труп закопали под деревом.
[17] По преданию, Эригона стала созвездием Девы.
[18] Арктур — самая большая звезда в созвездии Волопаса. «Колесница» — Большая Медведица близ Арктура. «Пес» и «Заяц» — названия звезд («Пес» — Сириус). Созвездие «Арго» названо в честь корабля аргонавтов.