V. Филипп

Φίλιππος

Переводчик: 

(около 346 г. до н. э.)

Речь, обращенная к Филиппу, царю Македонии, написана вскоре после заключения Филократова мира в 346 г. до н. э. До заключения мира оратор работал над речью об Амфиполе, краткое содержание которой он излагает здесь в самом начале. Речь об Амфиполе не была завершена в связи с тем, что мир, к установлению которого она призывала, был заключен до того, как она была окончена.
За время, истекшее после произнесения "Панегирика", Исократ потерял надежду на установление всеобщего мира между греческими государствами и на их объединение под руководством Афин для похода против Персии. Теперь, после Филократова мира, он обращает свои взоры на македонского царя Филиппа II, считая, что последний, сумеет добиться установления всеобщего мира и объединения сил Эллады для похода против персов. Таким образом, в этой речи Исократа воодушевляет та же идея, только осуществления ее он добивается иными средствами и на другой основе.
Цель речи - направить агрессию Македонии против Персии, освободить Грецию от неимущего населения, поселив его на завоеванной территории Малой Азии. Прославление Афин уступает здесь место прославлению царя Филиппа.
Особенно интересна в этой речи полемика, направленная, против ораторов антимакедонской группировки. Исократ называет их "клеветниками" (§73): эти ораторы доказывают, что недавно заключенный мир на деле является войной, что силы Филиппа растут не в интересах Эллады, а против нее. Указанные идеи, носящие характер политических лозунгов, мы находим во II "Филиппике" Демосфена (§ 6, 33). В III "Филиппике" Демосфен настойчиво указывает, что заключенный мир на деле является войной (§ 8-10).
Исократ не называет имен своих противников, что является, по-видимому, знаком крайней ненависти и презрения.
На стороне Филиппа выступали олигархические круги греческих полисов: от лица этих кругов и выступает Исократ в речи "Филипп".

СОДЕРЖАНИЕ РЕЧИ, СОСТАВЛЕННОЕ НЕИЗВЕСТНЫМ АВТОРОМ
Надо знать, что эту речь Исократ написал для Филиппа после того,. как стараниями послов во главе с Эсхином и Демосфеном был заключен мир[1]. Поэтому Исократу и представился случай, чтобы написать ему теперь как человеку, ставшему другом Афинского государства. Под видом воздания хвалы Филиппу он советует ему, - помирив друг с другом большие государства Эллады, враждующие между собой, - пойти походом на персов. "Ибо, - заявляет он, - тебе пристало совершить это, как Гераклиду и как человеку, обладающему столь великим могуществом". Получив и прочитав эту речь, Филипп не послушался излагавшихся в ней советов, но отложил их исполнение до другого времени. Однако позже сын его Александр тоже прочитал эту речь и, воодушевленный ею, предпринял поход против Дария Второго [2], называвшегося Охом. Ибо главное имя его было Ох, персы же из лести величали его Дарием, сообразно с тем, как называли его далеких предков.
Содержание речи - прагматическое, ибо она содержит совет. Исократ написал эту речь, будучи стариком, незадолго до своей и Филиппа кончины, как утверждает Гермипп.

* * *
(1) Не удивляйся, Филипп, что я начну свою речь не с того, с чем я считаю необходимым обратиться к тебе сейчас и о чем буду говорить позже, а с того, что я написал об Амфиполе. Я хочу сначала коротко сказать об этом, чтобы показать и тебе, и всем другим, что не по неведению и не заблуждаясь относительно слабого состояния здоровья, в котором я теперь нахожусь, принялся я писать речь, обращенную к тебе, но напротив, вполне естественно оказался мало-помалу подведен к этому.
(2) Дело в том, что, видя, как война, возникшая у тебя с нашим государством из-за Амфиполя, причиняет много бедствий, я решил высказаться об этом городе и о его земле, но совершенно не так, как обычно говорят твои друзья, и не так, как об этом говорят наши ораторы, а предельно отличаясь от них по образу мыслей. (3) Они подстрекали к войне, поддерживая наши стремления, а я ни единым словом не высказывался о спорных вопросах, но избрал такую тему, которая казалась мне наиболее способствующей установлению мира: я всегда говорил, что все вы ошибаетесь в оценке событий и что ты воюешь в наших интересах, а наше государство - в интересах твоего могущества. В самом деле, тебе выгодно, чтобы мы владели этой землей, а государству нашему обладание ею никакой пользы не принесет. (4) И, по-видимому, я излагал свое мнение перед слушателями таким образом, что ни один из них не стал хвалить стиль речи за точность и ясность, как это делают некоторые, но все восхищались правдивостью содержания и сочли, что, пожалуй, нет другого способа прекратить вражду между вами (5), если только ты не убедишься, что для тебя более ценной будет дружба с нашим государством, чем доходы, получаемые с Амфиполя, а государство наше не поймет, что нужно избегать основания подобных колоний, в которых население четыре или пять раз подвергалось уничтожению, и искать таких мест для колоний, которые расположены далеко от тех, кто способен властвовать, но вблизи тех, кто привыкли быть рабами (так, например, как лакедемоняне колонизовали Кирену) [3]. (6) Вражда прекратится, если ты поймешь, что передав нам эту землю на словах, в действительности ты сам будешь владеть ею, а к тому же приобретешь и нашу признательность (ты получишь от нас в залог дружбы всех тех, кого мы отправим колонистами в твое государство): вражда прекратится, если кто-нибудь внушит нашему народу, что в случае взятия Амфиполя мы будем вынуждены быть так же признательны твоей власти ради живущих там граждан, как были признательны Амадоку Старшему ради колонистов, занимавшихся земледелием в Херсонесе [4]. (7) У всех тех, кто слышал подобные доводы, появилась надежда, что, если эта речь будет распространена, вы прекратите войну, и, отказавшись от прежних настроений, начнете совещаться о каком-нибудь общем благе для себя самих. Конечно, полагали ли они это с основанием или без основания, пусть отвечают за это они сами. А в то время, как я был занят этим делом, вы опередили меня, заключив мир до того, как я закончил работу над речью, - и разумно сделали это: ведь заключение мира на каких бы то ни было условиях лучше, чем перенесение бедствий, возникающих вследствие войны. (8) Хотя я был рад вынесенным решениям о заключении мира и полагал, что он не только нам, но и тебе, и всем другим эллинам принесет пользу, я все же не был в таком состоянии, чтобы отделаться от мыслей по поводу сложившихся обстоятельств, но был расположен к тому, чтобы тотчас же обдумать, как нам сохранить достигнутое и как сделать, чтобы государство наше через некоторое время не пожелало вести новые войны. (9) Размышляя наедине с самим собой об этом, я пришел к выводу, что Афины смогут сохранять, состояние мира только в том случае, если крупнейшие государства решат, прекратив междоусобицы, перенести войну в Азию и если они пожелают добиться: у, варваров тех преимуществ и выгод, которые они сейчас стремятся получить у эллинов: эту мысль мне приходилось уже высказывать в "Панегирике".[5]
(10) Однако обдумав это и придя к выводу, что едва ли когда-нибудь может найтись тема лучше этой, более касающаяся всех, более полезная для всех нас, я вновь стал писать о ней, хорошо сознавая при этом свое состояние и отдавая себе отчет в том, что сочинение подобной речи по силам человеку не моего возраста, но такому, кто находится в расцвете лет и по дарованию своему далеко превосходит других: (11) я видел также, что трудно составить сносно две речи на одну и ту же тему, тем более, если опубликованная раньше речь написана так, что даже завистники наши восхищаются и подражают ей еще больше, чем те, кто хвалил ее до чрезмерности. (12) И все же настолько я стал в старости честолюбив, что, пренебрегая этими трудностями, захотел, обращаясь к тебе, вместе с тем и ученикам моим показать и объяснить, что докучать на многолюдных собраниях и обращаться ко всем, собирающимся туда, с речью - это все равно, что ни к кому не обращаться: подобные речи оказываются такими же недейственными, как законы и проекты государственного устройства, сочиненные софистами.[6] (13) Нужно, чтобы те, кто хочет не болтать понапрасну, а делать что-нибудь полезное, и те, кто полагает, что они придумали путь к достижению какого-то всеобщего блага, предоставили другим выступать на этих собраниях, а сами выбрали бы в качестве исполнителя своих планов кого-нибудь из тех, кто умеет говорить и действовать, если только он пожелает внять их речам. (14) Придя к этому выводу, я предпочел обратиться к тебе, сделав свой выбор не из желания угодить, хотя для меня и было бы важно, чтобы речь моя была тебе приятна: однако мысль моя была направлена не на это. Я видел, что все остальные знаменитые люди живут, подчиняясь государству и законам [7], не имея возможности делать что-нибудь помимо того, что им приказывают, и к тому же они гораздо менее способны совершить те дела, о которых будет идти речь ниже. (15) Тебе же одному судьба дала неограниченную возможность и послов отправлять, к кому захочешь, и принимать, от кого тебе будет угодно, и говорить то, что кажется тебе полезным; к тому же· ты приобрел такое богатство и могущество, как никто из эллинов, - то,, что единственно может и убеждать, и принуждать. Это также, думаю, потребуется и для того дела, о котором будет идти речь. (16) Дело в том, что я намерен тебе советовать привести эллинов к согласию и возглавить, поход против варваров: убеждение подходит для эллинов, а принуждение· . полезно для варваров. В этом, таким образом, заключается главное содержание всей этой речи.
(17) Я не побоюсь рассказать тебе, за что стали упрекать меня некоторые из моих учеников, - думаю, что от этого будет какая-то польза. Когда я сообщил им, что намерен послать тебе речь, составленную не как образец красноречия и не прославляющую войны, которые ты провел (это сделают другие), но в которой я попытаюсь склонить тебя к делам более близким тебе, более прекрасным и полезным, чем те, которые ты до сих пор предпочитал, (18) они были так поражены, подумав, не сошел ли я с ума от старости, что осмелились порицать меня - то, чего они раньше никогда не делали, - говоря, что я берусь за дела странные и слишком безрассудные, "поскольку ты, - говорили они, - намерен послать речь, с советами Филиппу, который, если даже раньше и допускал, что он ниже кого-нибудь по разуму, теперь, благодаря огромным успехам, непременно должен считать себя способным к лучшим решениям, чем все остальные. (19) Кроме того, он окружил себя наиболее дельными людьми из македонян, которые, естественно, если даже в других делах и несведущи, то во· всяком случае знают лучше тебя, что полезно для него. Да и из эллинов ты сможешь увидеть многих живущих там людей, не лишенных славы или ума, но таких, пользуясь советами которых, он не уменьшил своего царства, а добился положения, какого можно только пожелать. (20) Чего ему еще недостает? Разве фессалийцев, которые раньше властвовали над Македонией, он не расположил к себе так, что каждый из них больше доверяет ему, чем гражданам, входящим в их союз? А соседние города, - разве он не привлек одни из них на свою сторону благодеяниями и не уничтожил другие, которые причинили ему много неприятностей? (21) Разве он не покорил магнетов, перребов и пеонов и не сделал их своими подданными? Разве он не стал полновластным хозяином над иллирийскими племенами, за исключением тех, которые живут по берегу Адриатики? Разве он не поставил над всей Фракией правителей по своему усмотрению? Так разве ты не думаешь, что тот, кто добился таких многочисленных и крупных успехов, сочтет человека, пославшего ему эту речь, большим глупцом и подумает, что человек этот весьма заблуждается в оценке силы своего ума и своих речей?" (22) О том, как я, выслушав это, вначале был подавлен. и как снова, собравшись с духом, ответил на все их возражения,, я умолчу, чтобы некоторым не показалось, что я слишком горжусь тем, как искусно я отразил их доводы. Так вот, пристыдив умеренно (как мне показалось) осмелившихся порицать меня, я в конце концов пообещал показать эту речь из всех живущих в этом городе только им одним и поступить с ней так, как они решат. (23) Выслушав это, они ушли, - не знаю, с какими мыслями. Однако через несколько дней, когда речь была закончена и показана им, они настолько изменили свое мнение, что им стало стыдно за свою прежнюю дерзость, и они стали раскаиваться во всех своих словах, признавать, что они никогда еще так не ошибались, стали торопиться больше, чем я, с отправкой этой речи к тебе, выражали надежду, что не только государство наше будет благодарно мне за эту речь, но и все эллины.
(24) А рассказал я тебе об этом для того, чтобы ты, если тебе в начале речи этой что-нибудь покажется невероятным или невозможным, или недостойным тебя, не отбросил в негодовании все остальное, но - чтобы с тобой не случилось того же, что и с моими учениками - невозмутимо дожидался, пока не прослушаешь всю речь до конца: надеюсь, я скажу нечто дельное и полезное для тебя. (25) А между тем мне хорошо известно, насколько речи произносимые отличаются по убедительности от речей, предназначенных для чтения, равно как и то, что, по общему мнению, речи, касающиеся дел серьезных и неотложных, ораторами произносятся, а те, что служат для показа своего искусства и преследуют личную выгоду - пишутся [8]. (26) Мнение это не лишено основания потому, что когда с речью выступает человек, не пользующийся авторитетом, без модуляций голоса, применяемых в реторике, к тому же не в подходящее для ее произнесения время, без серьезного отношения к делу, - когда все это не будет делать доводы автора более убедительными и речь окажется как бы обнаженной и пустой, да еще чтец станет читать ее неумело, без выражения, как бы перебирая факты, (27) то, естественно, думаю я, она покажется слушателям никуда не годной. Все это может, пожалуй, сильно повредить и этой речи и быть причиной того, что она покажется более слабой, чем она есть в действительности. В самом деле, она не украшена ритмичностью и не блещет богатством стиля, к которым и сам я прибегал в молодости[9], и другим показывал, какими средствами делать речи более приятными и вместе с тем более убедительными. (28) Всего этого я уже делать не могу из-за преклонного возраста, но если я смогу просто изложить самую суть дела, мне достаточно будет и того. Полагаю, что и ты, отбросив все остальное, должен обратить внимание только на это. Ты только тогда сможешь самым основательным и лучшим образом определить, есть ли в моей речи что-нибудь важное и заслуживающее внимания, (29) если учтешь и отбросишь все препятствующие ее восприятию моменты [10], связанные с уловками софистов и особенностями речей, предназначенных для чтения, если взвесишь и оценишь каждую мысль, и притом не поверхностно и небрежно, но рассудительно и тщательно, как подобает человеку, причастному к философии (а тебя называют таким). Изучая мою речь таким образом и не основываясь на мнении толпы, ты сможешь наилучшим образом сделать для себя соответствующие выводы. Вот то, что я хотел предварительно тебе сказать.
(30) А теперь перейду к самому предмету речи. Я хочу сказать, что необходимо, не забывая также о собственных интересах, попытаться примирить между собой государства аргивян, лакедемонян, фиванцев и наше[11]. Если ты сумеешь их объединить в союз, то без труда приведешь к согласию и другие государства. (31) Ведь все они находятся в зависимости от упомянутых и при грозящей опасности обращаются к одному из них, за помощью и получают ее там. Поэтому если ты склонишь к благоразумию четыре только государства, то и остальные избавишь от многих бед.
(32) Ты можешь убедиться в том, что тебе не следует пренебрегать. ни одним из них, если проследишь их историю во времена твоих предков. 'Ты увидишь тогда, что у каждого из них была большая дружба с вами, и они оказывали вам огромные услуги. Ведь Аргос для тебя родина, и к нему ты должен относиться с такой же обходительностью, как и к своим родителям [12]. Фиванцы чтут прародителя вашего рода торжественными процессиями и жертвоприношениями больше, чем всех остальных богов [13]. (33) Лакедемоняне предоставили на вечные времена потомкам его царскую власть и предводительство на войне [14], а наше государство, как говорят те, сообщениям которых о древности мы доверяем, Гераклу помогло получить бессмертие [15] (каким образом - тебе легко будет узнать, мне же рассказывать сейчас неуместно), а детям его - спасение [16]. (34) Оно одно, подвергаясь крайним опасностям в борьбе с могуществом Эврисфея, положило конец его величайшим дерзостям и избавило детей Геракла от постоянно преследовавшей их опасности. Справедливо, чтобы за это были нам благодарны не только те, которые были спасены тогда, но и живущие сейчас: ведь благодаря нам они живут и пользуются благами жизни. Не будь спасены одни, не могли бы вообще появиться на свет и другие.
(35) Поскольку, таким образом, все эти государства предстают в таком свете, у тебя никогда ни с одним из них не должно быть разногласий. Но все мы от природы склонны более ошибаться, чем поступать правильно. Поэтому за все, что произошло до сих пор, вина справедливо падает на всех, но впредь следует остерегаться, чтобы с тобой не случилось ничего подобного, и подумать, какое сделать для них доброе дело, чтобы показать, что ты отплатил достойным и тебя, и твоих услуг образом. (36) Подходящий случай у тебя есть. Между тем, как ты будешь только оплачивать свой долг, они сочтут, поскольку прошло столько времени, что ты первым кладешь начало оказанию услуг. Затем, ведь очень хорошо считаться благодетелем выдающихся государств, с пользой для себя ничуть не меньшей, чем для них. (37) Кроме того, если с кем-нибудь из них у тебя возникла какая-либо неприятность, ты прекратишь все это, потому что своевременные услуги предают забвению прежние ошибки обеих сторон. Известно также и то, что все люди помнят больше всего о тех, кто· помог им в их несчастье. (38) Ты видишь, как они страдают из-за войны, как похожи они на единоборцев. Ведь и тех, когда ярость начинает у них усиливаться, никто уже не может разнять: когда же они изувечат друг друга, они расходятся сами, без всякого постороннего вмешательства. Так, я полагаю, произойдет и с этими государствами, если ты заранее не позаботишься о них.
(39) Может быть, кто-нибудь решится выступить против моих слов, утверждая, что я пытаюсь склонить тебя взяться за невозможное. По их мнению, ни аргивяне не станут никогда друзьями лакедемонян, ни лакедемоняне - друзьями фиванцев: и вообще те, кто привык к постоянному превосходству, никогда не согласятся на равную долю с другими. (40) А я думаю, что когда первенство среди эллинов принадлежало нашему государству, а затем- государству лакедемонян, ,едва ли можно было добиться чего-нибудь, так как каждое из них легко могло помешать действиям другого. В нынешних же обстоятельствах, я полагаю, что это не так. Я знаю, что несчастья поставили тех и других в одинаковое положение, поэтому, я полагаю, они предпочтут выгоды, получаемые от согласия, - преимуществам, получавшимся от прежних их действий [17]. (41) Затем, я считаю, что едва ли кто-нибудь другой сможет примирить эти государства, а для тебя подобные дела не составляют никакой трудности, потому что я вижу, как ты осуществил многое из того, что другим казалось безнадежным и невероятным: и будет нисколько не удивительно, если и это- дело сможешь устроить только ты. Люди великие и выдающиеся должны браться не за такие дела, которые может совершить обычный человек, а за те, за которые не возьмется никто другой, кроме людей, имеющих такие же дарования и могущество, как у тебя.
(42) Я удивляюсь тому, что люди, которые считают такие дела неосуществимыми, ни сами не знают, ни от других не слышали, что много было войн, и к тому же страшных, и что люди, которые положили этим войнам, конец, и сами получили, и воевавшим сторонам доставили тем самым большие блага. Какая ненависть могла быть больше той, которая была у эллинов против Ксеркса? Однако все знают, что дружбу с ним мы и лакедемоняне предпочли дружбе с теми [18], кто каждому из нас помогал добиться власти. (43) Но к чему вспоминать давно прошедшие события и обращаться к примерам, связанным с варварами? Если бы кто-нибудь внимательно рассмотрел несчастья эллинов, то стало бы ясно, что все они не составляют и ничтожной доли тех бед, которые причинили нам фиванцы и лакедемоняне [19]. Тем не менее, когда лакедемоняне отправились в поход против фиванцев и хотели разорить Беотию, а жителей ее городов расселить, мы, придя фиванцам на помощь[20], воспрепятствовали осуществлению замыслов лакедемонян. (44) И напротив, когда судьба переменилась [21] и фиванцы вместе со всеми пелопоннесцами попытались уничтожить Спарту, мы - единственные из всех эллинов - заключили с ней союз и тем самым помогли ее спасению [22]. . (45) Полнейшее непонимание дела и глупость обнаружил бы тот, кто, зная, что действия государств определяются не ненавистью или клятвами или тому подобным, а только соображениями собственной выгоды (ибо только к этому они стремятся и направляют все свои усилия) и видя нынешние превратности и перемены, при всем этом отказался бы признать, что и сейчас дело обстоит точно таким же образом - тем более, если ты сам займешься примирением этих государств. При этом соображения пользы убедят их, а нынешнее бедственное положение заставит их последовать твоему плану. Эти два обстоятельства, думается мне, должны обеспечить успех дела.
(46) Однако я полагаю, что лучше всего ты сможешь узнать, миролюбиво или враждебно относятся друг к другу эти государства, если мы рассмотрим не совсем кратко и не слишком подробно основные моменты их нынешнего положения и прежде всего положения лакедемонян.
(47) Они, еще совсем недавно первые среди эллинов на суше и на море [23], претерпела такие перемены после поражения при Левктрах, что утратили свое господство среди эллинов и потеряли таких людей, которые готовы были скорее погибнуть, чем жить, потерпев поражение от прежде подвластных им. (48) Кроме того, им довелось видеть, как все пелопоннесцы, раньше сопровождавшие их в походах против других, теперь вместе с фи- ванцами вторглись на их землю. Лакедемонянам пришлось выдержать такое испытание, воюя с ними не на территории страны за свои поля, но в центре своего города[24], у самых общественных зданий, за своих жен и детей. Так что, если бы они не справились с этим испытанием, то погибли бы немедленно, (49) а одержав победу, они нисколько не избавились от бедствий: с ними воюют их соседи [25], им не доверяют все пелопоннесцы [26], их ненавидит большинство эллинов [27], их грабят и разоряют днем и ночью. свои же рабы; дня не проходит, чтобы они или не выступали в поход против кого-нибудь, или не сражались с кем-нибудь, или не спешили на помощь гибнущим согражданам. (50) Но вот самая большая беда: они все время пребывают в страхе, как бы фиванцы, уладив дела с фокидянами [28], не напали на них вновь[29], обрушив на их головы еще большие бедствия, чем раньше. Можно ли предполагать, что люди, находящиеся в таком положении, не встретят с радостью человека, устанавливающего мир, влиятельного и обладающего возможностью избавить их от войн, постоянно им угрожающих?
(51) У аргивян, затем - как ты можешь увидеть - одни дела точно в таком же почти состоянии, другие в еще худшем: они воюют со своими соседями с тех пор, как основали свой город, как и лакедемоняне, с той только разницей, что те сражаются с более слабыми, чем они сами, а эти - с более сильными (что, как согласились бы все, является величайшим из зол). Их так преследуют неудачи в военных действиях, что чуть ли не каждый год у них на глазах разоряют и опустошают их землю [30]. (52) Однако вот что ужаснее всего: когда враги на время прекращают причинять им бедствия, они сами начинают истреблять наиболее выдающихся и богатых из числа своих сограждан [31] и делают это с такой радостью, с какой другие не убивают своих врагов. А причиной такой жизни их, полной смятений и бедствий, является только война между греками. Если ты прекратишь ее, ты не только избавишь их от этих страданий, но дашь им возможность лучше разобраться и в других делах.
(53) Что касается положения фиванцев, то и об этом тебе, конечно, известно. Одержав блестящую победу в сражении и завоевав себе благодаря ей громкую славу, они из-за злоупотребления своими удачами оказались не в лучшем положении, чем побежденные и потерпевшие неудачу. Едва только успели они одержать победу над врагами, как, перестав считаться со всеми, стали беспокоить государства в Пелопоннесе[32], посмели поработить Фессалию [33], стали угрожать мегарцам, своим соседям, отняли часть земли у нашего государства[34], Евбею опустошили[35], выслали триэры в Византии с намерением захватить власть на суше и на море. (54) Наконец, они пошли войной на фокидян [36], чтобы овладеть в короткий срок их городами, захватить всю окрестную территорию и своими собственными богатствами превзойти дельфийские сокровища[37]. Ничего из этого у них не вышло, но вместо того, чтобы захватить города фокидян, они потеряли свои [38], а вторгшись на территорию противника, они причинили вреда меньше, чем потерпели сами, возвращаясь к себе. (55) В самом деле, в Фокиде они казнили несколько наемников, которым было лучше умереть, чем жить, а на обратном пути потеряли самых славных своих людей, с непоколебимой отвагой готовых умереть за родину. И до того дошли дела их, что, вознамерившись было подчинить себе всех эллинов, теперь они на тебя возлагают надежды на свое спасение. Поэтому и они, я думаю, немедленно исполнят все, что ты станешь указывать и советовать.
(56) Нам оставалось бы поговорить еще о нашем государстве, если бы оно не заключило мира, поступив благоразумно раньше других. Теперь, я думаю, оно будет содействовать твоим предприятиям, особенно если сможет убедиться, что ты проводишь их ради похода против варваров.
(57) Итак, то, что ты имеешь возможность объединить эти государства, тебе, по-моему, уже ясно из сказанного, а что ты сможешь добиться этого без труда, я постараюсь убедить тебя множеством примеров. И если окажется, что некоторые прославившиеся в прошлом люди, взявшись за дела не прекраснее и не священнее тех, к которым я тебя призываю, совершили более значительные и трудные, то что же останется сказать тем, кто выступает с возражениями? Разве ты дела более легкие совершишь не скорее, чем те - более трудные?!
(58) Рассмотрим, во-первых, историю с Алкивиадом. Сосланный нами в изгнание и видя, как люди, испытавшие до него это несчастье, находятся в страхе перед могуществом нашего государства, он не стал разделять их настроений, но, сочтя, что нужно попытаться вернуться из изгнания силой, предпочел воевать со своей родиной. (59) И если бы кто-нибудь захотел рассказать обо всем, что тогда произошло, он и изложить подробно не смог бы, да и в данном случае это оказалось бы, вероятно, утомительным. В такое он вверг потрясение не только наше государство, но и лакедемонян и остальных эллинов, что нам пришлось перенести те страдания, о которых все знают [39], а остальные подверглись таким бедствиям, (60) что и сейчас еще не забыты несчастья [40], постигшие в той войне эти государства. Лакедемоняне же, казавшиеся тогда счастливыми, претерпели постигшие их теперь беды из-за Алкивиада. Поддавшись его совету добиться могущества на море, они потеряли свою гегемонию и на суше. (61) Поэтому если кто-нибудь скажет, что начало их нынешним бедствиям было положено именно тогда, когда они попытались захватить власть над морем[41] , то его нельзя будет уличить во лжи. Так Алкивиад, после того, как причинил столько бедствий, вернулся из изгнания [42] с огромной славой, хотя и не получил одобрения всех. А Конон несколько лет спустя сделал противоположное этому. (62) Потерпев неудачу в морском сражении в Геллеспонте [43] (не по своей вине, а из-за товарищей по должности), он постыдился вернуться домой и отправился на Кипр, проведя там некоторое время в занятиях своими личными делами[44]. Но когда он узнал, что Агесилай с большим войском переправился в Азию [45] и опустошает эту страну, он задумал великое дело: (63) не располагая Ничем иным, кроме своих личных сил и способностей, он вознамерился победить лакедемонян - властителей над эллинами и на море, и на суше. И в послании к полководцам персидского царя он обещал привести этот план в исполнение. Что еще я могу сказать? Собрав флот у Родоса и одержав победу в морском сражении, он лишил власти лакедемонян[46] (64) а эллинам дал свободу [47]. Он не только восстановил стены родного города [48], но и вернул своему государству былую славу. А между тем, кто мог бы ожидать, что человек, оказавшийся в таком скромном положении, сумеет коренным образом изменить положение дел в Элладе: одни эллинские государства унизить, а другие - возвысить?
(65) Далее, Дионисий [49] (я хочу множеством примеров убедить тебя, что дело, к осуществлению которого я тебя призываю, легко выполнимо), простой сиракузянин по происхождению[50], по своей репутации и по всему другому[51], загоревшись страстным и безумным стремлением к монархической власти и решившись на все, что вело к этому, захватил Сиракузы, подчинил все эллинские города Сицилии и собрал такое большое войско и флот [52], какого не собирал до него ни один человек. (66) Затем и Киру (вспомним также о варварах), подкинутому матерью на дорогу и подобранному какой-то персидской женщиной [53], выпала на долю такая судьба, что он стал господином всей Азии.
(67) И если Алкивиад, будучи изгнанником, Конон - испытавшим неудачи, Дионисий - безвестным, Кир - достойным жалости в самом начале своего появления на свет, сумели так возвыситься и совершить такие великие дела, то разве не следует ожидать, что ты, происходя от таких предков, царь Македонии, господин столь многих людей, легко сможешь устроить все то, о чем говорилось выше?
(68) Посмотри, насколько выгодно стремиться к осуществлению таких дел, в которых, добившись успеха, ты не уступишь в своей славе выдающимся людям прошлого, а обманувшись в ожиданиях, приобретешь во всяком случае расположение эллинов, - ведь это гораздо лучше, чем силой захватывать множество эллинских государств[54]. Действия, подобные последнему, вызывают неприязнь, ненависть и страшные проклятия, тогда как с тем, что я тебе советую, ничего такого не связано. И если бы кто- нибудь из богов предоставил тебе на выбор различные виды деятельности, которым ты бы пожелал посвятить свою жизнь, ты не выбрал бы никакого другого пути, - если бы стал спрашивать моего совета, - кроме этого. (69) И тебе тогда станут завидовать не только все другие люди, но и сам ты будешь считать себя счастливым. Что может быть больше такого счастья, когда к тебе прибудут послами от великих государств люди, пользующиеся наибольшим почетом, и ты будешь совещаться с ними об общем спасении, о котором, как станет ясным, никто другой не проявил такой заботы, (70) когда ты увидишь, как вся Эллада поднялась на твой призыв и никто не остается равнодушным к твоим решениям, но одни стараются разузнать, в чем их суть, другие желают тебе удачи в твоих стремлениях, третьи опасаются, как бы с тобой не случилось чего-нибудь, прежде чем ты доведешь до конца свое дело. (71) И когда все это будет осуществляться, разве ты не станешь с полным основанием гордиться? Разве ты, доживая свой век, не будешь постоянно радоваться сознанию того, что ты возглавил такие великие дела? Какой человек, обладающий даже заурядным умом, не станет увещевать тебя избрать предпочтительно такую деятельность, которая может давать как бы в качестве плодов и величайшие наслаждения, и вместе с тем немеркнущую славу?
(72) Мне было бы достаточно всего сказанного выше по этому поводу, если бы я не пропустил одного вопроса, не по забывчивости, однако, но не решившись высказаться о нем: а теперь я уже считаю нужным на нем остановиться. Я полагаю, что и тебе полезно услышать об этом, и мне следует говорить откровенно, как я привык.
(73) Дело в том, что я слышу, как клевещут на тебя завидующие тебе люди[55], привыкшие вносить смуту в свой государства и считающие мир, общий для всех остальных, войной в отношении себя[56]. Не заботясь обо всем прочем, они говорят только о твоем могуществе, о том, что оно растет не в интересах Эллады, а. против нее[57], и что ты давно уже затеваешь козни против всех нас; (74) что на словах ты намерен помочь мессенянам [58], когда урегулируешь отношения с фокидянами, а на деле - подчинить Пелопоннес. Они говорят, что у тебя в распоряжении фессалийцы, фиванцы и все члены амфиктионии [59], готовые следовать за тобой, аргивяне, мессеняне, мегалополитяне [60] и многие другие, готовые воевать вместе с тобой и разгромить лакедемонян; и что, когда ты все это сделаешь, ты без труда подчинишь себе и остальных эллинов. (75) Болтая такие глупости и уверяя, что они все это точно знают, ставя все вверх дном такими речами, они убеждают в этом многих, в особенности тех, кто стремится к таким же дурным делам, что и эти клеветники; затем они убеждают тех, которые не способны разобраться в государственных делах, но, будучи глупыми, питают признательность по отношению к тем, кто притворяется, что страшится и опасается за их судьбу. Наконец, они убеждают тех, кто склонен считать, что ты затеваешь козни против эллинов - цель, по их мнению, заслуживающая того, чтобы к ней стремиться. (76) Они настолько далеки от истинной мудрости, что не знают, как теми же самыми словами одним можно навредить, а другим - оказать услугу. Так и теперь, если бы кто-нибудь заявил, что царь Азии затевает козни против эллинов и приготовился выступить в поход против нас, он этим не сказал бы о нем ничего дурного, а только представил бы его еще более мужественным и заслуживающим большего уважения. А если бы обвинили в этом кого-нибудь из потомков Геракла, который, стал благодетелем всей Эллады, то навлекли бы тем самым на него величайший позор. (77) Да и кто не вознегодовал бы и не возненавидел его, если бы оказалось, что он злоумышляет против тех, ради кого предок его подверг себя опасности, да если бы еще оказалось, что ту благожелательность, которую этот предок завещал своим потомкам, потомок его не пытался сохранять, но, предав все забвению, стал стремиться к позорным и дурным делам?
(78) Тебе следует подумать об этом и не оставлять без внимания подобные слухи, которые враги пытаются распространять о тебе, а из друзей нет ни одного, который не возражал бы, стремясь защитить тебя. Ведь истинную пользу для себя ты лучше всего, по-моему, извлечешь, рассматривая мнения тех и других.
(79) И может быть, ты считаешь малодушием обращать внимание на хулителей, болтунов и верящих им, тем более, если не признаешь за собой никакой вины. Однако не следует презирать толпу и пренебрегать всеобщим уважением: только тогда ты сможешь считать свою славу прекрасной, великой и приличествующей тебе, твоим предкам и вашим деяниям, когда ты сумеешь расположить к себе эллинов так же, (80) как лакедемоняне относятся к своим царям, а твои друзья - к тебе. Этого нетрудно добиться, если ты захочешь быть одинаковым со всеми и перестанешь к одним государствам относиться дружелюбно, а к другим - враждебно, и если ты предпочтешь такие дела, благодаря которым эллинам внушишь доверие, а варварам - страх.
(81) И не удивляйся (как я писал и Дионисию, когда он захватил тиранию), если я, не будучи ни полководцем, ни оратором, ни вообще влиятельным лицом, обращаюсь к тебе более смело, чем остальные. К государственной деятельности я оказался самым неспособным из граждан: нет у меня ни достаточно сильного голоса, ни смелости, чтобы обращаться к толпе, подвергаться оскорблениям и браниться с торчащими на трибуне. (82) Что же касается здравого ума и хорошего воспитания, - хотя кто-нибудь скажет, что слишком нескромно говорить так, - я держусь иного мнения и причислил бы себя не к последним, а к выделяющимся среди других. Поэтому я и берусь давать советы так, как позволяют мои способности и возможности, и нашему государству, и всем эллинам, и самым знаменитым людям.
(83) Итак, обо мне и о том, как тебе нужно поступить с эллинами, ты выслушал почти все: что же касается похода в Азию, то те государства, которые, как я сказал, ты должен примирить между собой, - их я только - тогда стану убеждать в необходимости войны с варварами, когда увижу их живущими в согласии; а теперь я обращуюсь к тебе, ноне с тем расположением духа, как в том возрасте, когда я писал на ту же самую тему [61]. (84) Тогда я предлагал собравшимся слушателям смеяться надо мной, презирать меня, если покажется, что изложение мое не достойно темы, моей репутации и потраченного на эту речь времени, а теперь я боюсь, что слова мои слишком не соответствуют таким требованиям. Ко всему прочему "Панегирик", который всех других, занимающихся философией, сделал более преуспевающими, мне доставил большие затруднения: я не хочу повторять в точности то, что написано там, но и не могу уже искать нового. (85) Однако я должен не отказываться от своей цели, а говорить о данном предмете все, что придет мне на ум и поможет убедить тебя предпринять это. И если я упущу что-нибудь и не смогу написать так, как я писал опубликованные До этого речи, я все же надеюсь, что набросок этот окажется полезен тем, кто сможет его изящно переработать и выполнить в целом.
(86) Таким образом, начало всей этой речи, по-моему, составлено так, как и должно делать людям, советующим предпринять поход в Азию[62]. Действительно, не следует ничего предпринимать, не добившись от эллинов одного из двух: или одобрения, или участия в задуманном предприятии. Всем этим Агесилай[63], считавшийся разумнейшим из лакедемонян, пренебрег не вследствие недостатка, разума, но из честолюбия. (87) У него было два стремления, оба прекрасные, но противоречащие друг другу и не осуществимые одновременно. Он решил начать войну с царем и, возвратив из изгнания на родину своих друзей, поставить их во главе государств. И вот получилось так, что от его заботы о своих друзьях эллинов постигли бедствия и опасности, а из-за беспорядков, которые происходили здесь у нас, он лишился свободного времени и возможности воевать с варварами. (88) Таким образом, на основании ошибок, допущенных в то время, легко убедиться, что если принять правильное решение, то нельзя идти войной на царя, не примирив эллинов между собой и не покончив с безумием, охватившим их сейчас. Именно это я и советую тебе.
(89) По этому поводу не решится; пожалуй, возразить ни один разумный человек, и, я думаю, что если бы кто-нибудь другой решился выступить с советом начать поход против Азии, он должен был обратиться с таким призывом и говорить, что на долю всех тех, кто начинал воевать с царем, выпадало стать из бесславных знаменитыми, из бедняков- богатыми, из малоимущих - обладателями обширных земель и государств. (90) Я, однако, намерен побуждать тебя, ссылаясь не на таких людей, а на тех, кого считают потерпевшими неудачу: я имею в виду Кира и Клеарха [64]. Все признают, что они разгромили в сражении все войско царя [65]так, как если бы сражались с женами этих воинов, и, уже считая себя победителями, потерпели неудачу вследствие опрометчивости Кира, который в избытке радости преследуя неприятеля, ушел далеко от своих и, оказавшись в гуще врагов, был убит. (91) Несмотря на такое несчастье, постигшее участников похода, царь проникся сильнейшим презрением к своему войску: он вызвал Клеарха и остальных военачальников на переговоры, обещая дать им богатые дары, а всех воинов отпустить, полностью выплатив им жалованье. Заманив их такими обещаниями и дав клятву верности, величайшую из принятых там, он схватил и перебил их, предпочтя согрешить перед богами, чем вступить в сражение с такими, даже оставшимися без вождя, воинами. (92) Какой же еще пример может быть лучше и убедительнее! Ведь очевидно, что и они овладели бы всей державой царя, если бы не опрометчивость Кира. Тебе не трудно избегнуть неудачи, которая произошла тогда, и легко собрать более сильное войско, чем то, которое разгромило его войска. И если оба эти обстоятельства будут налицо, разве не следует начинать этот поход?
(93) И пусть никто не подозревает меня в намерении скрыть, что кое о чем я здесь говорю так же, как прежде. Обратившись к тому же замыслу, я решил не выбиваться из сил, стремясь во что бы то ни стало сказать по-другому то, что хорошо было выражено прежде [66]. Если бы я стал сочинять торжественную речь [67], я пытался бы избегать этого; (94) но когда я обращаюсь с советом к тебе, было бы глупо с моей стороны уделять стилю больше времени, чем содержанию: было бы неумно самому избегать своих прежних выражений, в то время как все другие пользуются ими. Тем, что принадлежит мне, я при случае мог бы и воспользоваться, если это будет уместно и совершенно необходимо, а из того, что принадлежит другим, я ничего не стал бы заимствовать, как не делал этого и в прежнее время.
(95) Об этом достаточно. А теперь, мне кажется, я должен поговорить о подготовке - той, которая предстоит тебе, и той, которая была проведена ими [68]. Вот что самое главное: к тебе эллины будут настроены благожелательно, если ты только пожелаешь придерживаться всего того, что сказано по этому поводу; к тем же они были настроены крайне враждебно из-за декархий, установленных при господстве лакедемонян. Они полагали, что будут ввергнуты в еще более тяжелое рабство, если Кир и Клеарх добьются успеха, а если победит царь, они избавятся от своих бедствий. Так именно и получилось. (96) И воинов ты сможешь сразу же получить столько, сколько захочешь: ведь положение в Элладе такое, что легче набрать в Элладе более многочисленное и сильное войско из людей, скитающихся по свету, чем из живущих в своем государстве [69]. А в те времена еще не было никаких наемных войск, так что когда необходимость вынуждала набирать наемников в городах, приходилось больше тратиться на вознаграждение вербовщикам, чем на плату воинам [70]. (97) И если бы мы захотели испытать и сопоставить тебя, будущего предводителя похода, который будет обдумывать все, с Клеархом. стоявшим тогда у власти, то мы увидим, что последний никогда не располагал раньше каким-либо войском, пешим или конным, и стал известным только благодаря неудаче, постигшей его на материке [71], тогда как ты совершил столь многие и столь великие деяния, о которых было бы уместно рассказывать, обращаясь к другим: но когда я обращаюсь к тебе, я не без основания мог бы показаться лишенным рассудка и слишком назойливым, если бы о твоих делах стал бы рассказывать тебе самому.
(99) Стоит упомянуть и обоих царей: того, против которого я советую тебе начать поход, и того, с кем воевал Клеарх, чтобы ты мог себе представить характер и могущество того и другого. Так вот, отец нынешнего даря [72] одолел в войне наше государство [73], а затем и государство лакедемонян[74], а этот [75] ни разу не смог одержать победу ни над одним войском, опустошавшим его страну. (100) Далее, тот получил от эллинов всю Азию целиком по договору [76], этот же настолько лишен умения властвовать над другими, что даже не. смог удержать за собой π те государства, которые достались ему. Так что каждый, пожалуй, затруднился бы ответить, как нужно считать: царь ли отказался от них из-за малодушия, или они сами отнеслись с пренебрежением и презрением к господству варваров.
(101) А узнав, в каком состоянии находится его страна, кто не загорелся бы желанием пойти войной против него? Египет отпал еще при его отце [77]; тем не менее египтяне боялись, как бы царь, сам выступив когда-нибудь в поход, не преодолел трудностей, связанных с переходом через реку : и всей прочей оборонительной Подготовкой. А теперь этот царь избавил их от такого страха. Собрав самое большое, какое он только мог, войско и отправившись против них в поход, он вернулся оттуда не только побежденный, но и осмеянный всеми, недостойный, по общему мнению, быть ни царем, ни полководцем. (102) Кипр, Финикия, Киликия и соседние. с ними страны, откуда персы получали флот, принадлежали тогда царю; .но теперь одни отпали, другие находятся в состоянии войны и переживают такие бедствия, что царю от этих народов нет никакой выгоды, а тебе они будут полезны, если ты захочешь начать войну против него. (103) И, конечно, Идрией, во всяком случае самый богатый из нынешних властителей на материке [78], должен быть настроен более враждебно к власти царя, чем ведущие с ним открытую войну; иначе он был бы по меньшей мере самым жалким человеком, если бы не хотел уничтожения той власти, которая замучила его брата [79], вела войну с ним самим, и которая все время затевает козни, стремясь захватить его лично и все его богатства. (104) Опасаясь этого, сейчас он вынужден угождать царю и каждый год отсылать ему большие суммы; но если ты переправишься на материк, он с радостью встретит тебя, считая своим заступником, и многих других сатрапов ты сумеешь привлечь на свою сторону, если пообещаешь им свободу и распространишь этот призыв по Азии, - который, некогда запав в душу эллинов, уничтожил и нашу власть, и власть лакедемонян [80].
(105) Я собирался побольше сказать о том, каким способом ты мог бы очень скоро одолеть войско царя. Но я боюсь, как бы не упрекнули меня за то, что я, никогда раньше не имея отношения к военным делам, осмеливаюсь давать указания тебе, совершившему на войне множество великих дел. Поэтому, я думаю, мне ничего не нужно говорить по этому вопросу. Что же касается остального, то я полагаю, что и отец твой [81], и основатель вашей династии[82], и родоначальник вашего рода [83] (если бы ему. было дозволено, а им дана возможность) стали бы советовать то же самое, что и я. (106) Я сужу об этом по их делам: и отец твой был дружелюбно настроен по отношению ко всем тем государствам, на которые я тебе советую обратить внимание [84], и основатель вашего царства, будучи духом выше своих сограждан и стремясь к единовластию, действовал не так, как те, которые добиваются подобного положения. (107) Они ведь достигали его, устраивая у себя в государстве мятежи, смуты и убийства, а он совершенно- оставил в стороне эллинские государства и захотел овладеть царской властью в Македонии, так как знал, что эллины не привыкли терпеть· единовластие, а другие народы не могут устраивать свою жизнь без такой власти. (108) И именно вследствие того, что он придерживался особого мнения об этом, царство его оказалось отличным от всех остальных: единственный из эллинов, он пожелал властвовать над чужим народом. Тем самым он смог избежать опасностей, связанных с единовластием. Мы можем увидеть, что люди, совершившие что-нибудь подобное среди эллинов, не только сами погибли, но и род их исчез с лица земли [85]; а он и сам прожил счастливо свою жизнь, и роду своему доставил то же. почетное положение, которым пользовался сам.
(109) Вспомним и Геракла. Все без конца воспевают его мужество и перечисляют подвиги: что же касается остальных прекрасных качеств, присущих его душе, то не найти ни одного поэта или писателя, который бы упомянул что-нибудь. Я же нахожу эту тему оригинальной и совершенно- неразработанной, не мелкой и не пустой, а дающей богатые возможности для обильных восхвалений и описаний прекрасных деяний, - темой, ждущей только того, кто сможет достойным образом рассказать обо всем этом. (110) Если бы я приступил к этой теме, когда был помоложе, я бы с легкостью показал, что предок ваш выделялся среди всех людей прежних поколений более своим разумом, честолюбием и справедливостью, чем физической силой. Но приступив к ней сейчас и увидев, как много о ней нужно сказать, я и в силах своих усомнился, и понял, что такая речь оказалась бы вдвое больше той, которая получилась теперь. По этим причинам я и отказался от всего остального и выбрал только один подвиг, который тесно связан со всем, о чем было сказано выше, а рассказ о нем будет более всего способствовать данному месту речи.
(111) Геракл, видя, как Элладу обуревают войны, раздоры и многие другие бедствия [86], покончил со всем этим, примирив государства между собой, и показал потомкам, в союзе с кем и против кого следует вести войны. Отправившись походом на Трою, которая была тогда самой могущественной силой в Азии, он настолько превзошел своим полководческим искусством тех, которые воевали против Трои после него,[87] (112) что, в то время как они с войском эллинов за 10 лет осады с трудом завоевали город, он за меньшее или за такое же количество дней, выступив в поход с немногими соратниками, без труда взял его штурмом [88]. А после этого он перебил всех царей тех народов, которые жили вдоль побережья обоих, материков [89], - а царей он никогда бы не уничтожил, если бы не одолел их, войск. Совершив это, он установил так называемые Геракловы столбы[90]- знак победы над варварами, памятник своей доблести и перенесенных испытаний, - как пограничные столбы эллинской земли.
(113) Я рассказал тебе об этом с той целью, чтобы ты понял, что этой речью я призываю тебя к таким делам, которым твои предки явно отдали предпочтение в своей деятельности, признавая самыми прекрасными. Всякому разумному человеку следует брать себе за образец самого лучшего из предков и стараться стать таким, а особенно это относится к тебе., В самом деле, если тебе нет надобности обращаться за примерами к чужим предкам, но такой есть в твоем роду, разве не естественно, чтобы он побуждал тебя к стремлению сравняться со своим предком? (114) Я не говорю, что ты сможешь повторить все подвиги Геракла (даже некоторые боги, пожалуй, не смогли бы этого), но во всяком случае по духовным качествам, по человечности, по его благожелательности к эллинам ты мог бы сравняться с ним в стремлениях. Последовав моим советам, ты можешь. добиться такой славы, какой сам пожелаешь. (115) Ведь при твоем теперешнем положении тебе легче приобрести высшую славу, чем при том. состоянии дел, которое ты застал, вступив на престол, - достигнуть нынешней славы. Заметь, что я убеждаю тебя, прибегая к помощи таких примеров, следуя которым ты станешь совершать походы не в союзе : с варварами против таких людей, война с которыми не является справедливой, а в союзе с эллинами против тех, с кем и следует воевать потомку Геракла.
(116) Не удивляйся, что на протяжении всей этой речи я пытался склонить тебя к оказанию услуг эллинам, к кротости и человеколюбию. Я вижу, что жестокость тягостна и для тех, кто применяет ее, и для тех, кто подвергается ей, а кротость не только людей, но и всех остальных живых существ ценится высоко. (117) Ведь даже среди богов те, которые являются источником наших благ, называются олимпийскими, а ведающие несчастьями и наказаниями имеют очень неприятные имена: одним частные лица, и государства воздвигают храмы и алтари, других же не почитают ни. молитвами, ни жертвоприношениями - мы отвращаем их от себя заклинаниями. (118) Имея это в виду, ты должен постоянно заботиться о том, чтобы еще в большей степени, чем теперь, у всех людей утвердилось такое мнение о тебе. А тот, кто сильнее других добивается все большей и большей славы, должен устремляться всем своим существом к подвигам, хотя и выполнимым, но по замыслу приближающимся к мечте.
(119). Ты мог бы убедиться на многих примерах в необходимости поступать именно таким образом, а особенно на примере с Ясоном [91]. Он, не совершив ничего такого, что могло бы сравниться с твоими деяниями, достиг огромной славы не делами своими, а словами: он распространял слухи, будто собирается переправиться на материк и воевать с царем. (120) Если Ясон только с помощью слова сумел так возвеличиться, какова же будет твоя слава, если ты осуществишь это на деле и главным образом попытаешься полностью сокрушить это царство или по крайней мере захватить, как можно больше земли и занять Азию, как говорят, от Кили- кии до Синопы [92]: кроме того, основать города, на этой территории и поселить там тех, кто скитается теперь за неимением необходимых средств к жизни и вредит всем встречным [93]. (121) И если мы не остановим роста их численности (а это мы можем сделать, предоставив им достаточные средства к жизни), то их незаметно для нас станет так много, что они будут нисколько не менее опасны для эллинов, чем для варваров. А мы на это не. обращаем никакого внимания и не видим, как растет общая угроза и опасность для всех нас. (123) Совершив это, ты не только их сделаешь счастливыми, но и обеспечишь безопасность для всех нас. А если ты и этого не достигнешь, то другого, во всяком случае, добьешься легко - ты освободишь те города, которые находятся в Азии. Какое бы ты из этих деяний не совершил, или хотя бы только попытался совершить, ты непременно прославишься больше других - и с полным правом: если ты только. и сам устремишься к этому, и эллинов увлечешь. (124) Ведь кто теперь - и по праву - не станет удивляться [94] создавшемуся положению и презирать нас, когда у варваров, которых мы всегда считали изнеженными [95],.неопытными в военном деле, испорченными роскошью, появились ..люди, претендующие на господство над Элладой [96], а из эллинов никто не думает о том, (125) чтобы попытаться сделать нас господами Азии. Мы оказались настолько ниже их, что они не побоялись первыми проявить вражду к эллинам, а мы не осмеливаемся отомстить им даже за причиненное зло. В то время как они признают, что во всех войнах у них не находится ни воинов, ни полководцев, и вообще никаких средств, пригодных для отражения опасностей, (126), но получают они все это от нас [97], мы в своем стремлении причинять себе зло дошли до того, что, несмотря на возможность безбоязненно владеть их достоянием, воюем между собой из-за мелочей [98], помогаем покорять тех, кто отпадает от власти царя [99], и сами не замечаем, как иногда вместе с нашими наследственными врагами [100] мы готовы погубить и своих сородичей.
(127) Поэтому я считаю, что тебе полезно возглавить войну против него, в то время как остальные так малодушны. Все другие потомки Геракла, скованные государственными законами, обязаны подчиняться тому государству, в котором Они живут, а ты, оказавшись как бы вольным человеком [101]. должен считать своей отчизной всю Элладу, как и ваш прародитель, и подвергать себя за нее опасностям так же, как и за самое важное для тебя самого дело.
(128) Может быть, некоторые осмелятся порицать меня - те, которые- только и умеют заниматься этим, - за то, что я предпочел обратиться с призывом к походу против варваров и заботе об эллинах к тебе, обойдя свое государство. (129) Я мог бы согласиться, что ошибаюсь, только в том случае, если бы раньше обращался с речами по этому поводу к кому-нибудь другому, а не к своей родине, трижды освободившей эллинов: два раза от варваров и один раз от господства лакедемонян [102]. Но на самом. деле ясно, что именно ее прежде всего призывал я к этому со всей возможной для меня энергией. Когда же я почувствовал, что она на мои слова обращает меньше внимания, чем на речи ораторов, беснующихся на трибуне перед народом, я отступился от нее, не отказавшись,· однако, от. своей цели. (130) Поэтому я заслуживаю одобрения всех за то, что со всей присущей мне силой я все время борюсь с варварами, обвиняю тех, кто придерживается другого мнения, чем я, пытаюсь склонить к деятельности тех, кто, по моему мнению, более всего способен сотворить какое- нибудь благо для эллинов, а варваров лишить того благоденствия, которым они наслаждаются сейчас. (131) По этой причине я и обращаюсь теперь к тебе с речью, хорошо зная, что хотя к планам, предлагаемым мною, многие будут относиться недружелюбно, но, когда ты их осуществишь, рады будут все. Ведь к предложениям моим никто здесь не причастен, а от выгод, которые отсюда будут проистекать, ни один человек не захочет отказаться.
(132) Обрати внимание на то, как позорно допускать, чтобы Азия пользовалась большим благополучием [103], чем Европа, чтобы варвары были богаче эллинов, чтобы те, кто унаследовал власть от Кира, - которого мать подбросила на дороге, - назывались великими царями, а потомки Геракла, которого отец его за доблесть причислил к богам[104], именовались менее почетно [105].. Этого больше допускать нельзя, но все это надо изменить и переделать.
(133) Будь уверен, что я не стал бы давать тебе ни одного совета, если от них можно было ожидать только могущества и богатства. Я думаю, таких по крайней мере благ у тебя и сейчас больше чем достаточно, и слишком ненасытен тот, кто решает подвергнуться опасности с тем, чтобы или добиться успеха, или лишиться жизни. (134) Нет, не приобретение благ имел я в виду, обращаясь с речью к тебе: но полагал, что благодаря им ты будешь обладать величайшей и прекраснейшей славой. Ты подумай о том, что все мы смертны, но благодаря доброй славе, похвалам, известности и памяти в веках мы получаем бессмертие[106], которое стоит того, чтобы к нему стремиться, претерпевая, насколько это в наших силах, любые испытания. (135) Ты можешь заметить, что даже из обычных людей самые лучшие ни на что другое не променяли бы своей жизни, но, чтобы добиться доброй славы, готовы погибнуть на войне [107] ; и вообще тех людей, которые стремятся ко все большей и большей славе, все хвалят, а тех, которые ненасытны в чем-нибудь другом, считают весьма невоздержными и дурными. (136) А самое главное заключается в том, что богатство и могущество часто попадают во власть врагов, в то время как благожелательность со стороны сограждан и все другое, о чем говорилось выше, мы оставляем в наследство только нашим потомкам. Поэтому мне следовало бы стыдиться, если бы не ради этого я советовал тебе предпринимать этот поход, воевать, подвергаться опасностям.
(137) Ты примешь самое лучшее решение по этому поводу в том случае, если поймешь, что не только эта речь призывает тебя, но и твои предки, и трусость варваров, и те, которые стали известными и прослыли полубогами, благодаря походу против варваров; а более всего призывает тебя настоящее время, так как ты сейчас достиг такого могущества, какого не достигал никто в Европе, а того, с кем ты будешь воевать, все настолько ненавидят и презирают, как никого и никогда из царей, правивших до него.
(138) Я бы высоко оценил возможность собрать воедино все, что я говорил в своих речах по этим вопросам: тогда такую речь признали бы более соответствующей данной теме. Тем не менее, ты должен сам изучить из всех приводимых мною доводов те, которые усиленно побуждают тебя к этой войне: только таким образом ты сможешь принять лучшее решение.
(139) Мне хорошо известно, что многие эллины считают могущество царя неодолимым[108]. Но достойно удивления, если они думают, что эллин, обладающий большим опытом в военном деле, не сумеет разрушить во имя свободы это могущество, завоеванное и организованное для рабства каким-то варваром [109], к тому же плохо воспитанным: а ведь эти: люди должны знать и то, что создавать все трудно, а разрушать легко.
(140) Прими во внимание и то, что все более всего почитают и восхищаются теми людьми, кто одновременно умеет и заниматься государственными делами, и предводительствовать на войне. И если ты видишь, как люди, обладающие такими качествами и живущие в одном определенном государстве, пользуются почетом, каких же нужно ожидать похвал тебе,; которые будут высказаны, когда ты окажешься вследствие оказанных тобою услуг государственным деятелем среди всех эллинов, а благодаря, своему военному искусству - победителем варваров? (141) Я со своей стороны считаю, что это будет пределом славы, потому что никто в будущем не сможет добиться большего: ведь у эллинов не будет уже такой задачи, которая заключается в том, чтобы от бесконечных войн привести всех нас к соглашению, и невероятно, чтобы варвары восстановили такое могущество, если ты уничтожишь то,, которое у них сейчас имеется. (142) Поэтому из последующих поколений никто, даже если он будет выдающимся человеком по своим качествам, не сможет совершить ничего подобного. Что же касается подвигов предков, то подвиги, уже совершенные тобой я могу поставить выше- искренне и без всякой натяжки. Ведь если ты покорил столько народов, сколько никогда ни один из эллинов не захватывал городов, разве не смог бы я, сопоставляя тебя с каждым из них, легко показать, что ты совершил нечто большее, чем они? (143) Но я предпочел воздержаться от такого рассмотрения по двум причинам: во-первых, потому что некоторые пользуются им некстати, во-вторых, потому что не хочу ставить тех, кого считают полубогами, ниже людей, живущих сейчас.
(144) Обрати внимание и на то, - вспомним кое-что и о древних - что богатство Тантала, власть Пелопа, могущество Еврисфея не стал бы восхвалять никто: ни изобретательный оратор, ни поэт - но все готовы восхвалять участников похода на Трою и тех, кто сравнялся с ними, правда, только после великого Геракла и доблестного Тесея. (145) А между тем мы знаем, что самые известные и самые доблестные из них правили крохотными городками и островками, и все же они оставили по себе божественную и громкую славу, потому что все люди любят не тех, кто приобрел могущество для самого себя, а тех, кто стал причиной самых больших благ для всех эллинов.
(146) Но ты увидишь, что не только о них у людей такое мнение, но •оно возникает и во всех подобных случаях, потому что и наш город никто не стал бы хвалить за то, что он захватил власть на море, и за то, что собрав такую огромную сумму денег с союзников, переправил их на Акрополь. Конечно, никто не стал бы его хвалить и за то, что он захватил в свои руки право из многочисленных существующих государств одни разрушить, другие возвеличить, третьи устраивать по своему усмотрению: делать все это было во власти нашего города. (147) По причине всего этого было выдвинуто много обвинений против него. Но за Марафонское сражение, за морскую битву при Саламине и особенно за то, что афиняне покинули свой город ради спасения всех эллинов [110], все прославляют его. (148) Того же мнения придерживаются и о лакедемонянах: ими восторгаются скорее из-за поражения, которое они потерпели при Фермопилах, чем за все одержанные ими победы, и на памятник, воздвигнутый варварами [111] в знак победы над ними, смотрят с любовью. Памятники же, воздвигнутые лакедемонянами в знак победы над другими эллинами, не одобряют и смотрят на них с неудовольствием, так как упомянутый выше считают выражением доблести, а эти - символом стремлений к господству над другими.
(149) Так вот, продумав и взвесив все это, обвини мой возраст, если что-нибудь из сказанного мною окажется слишком слабым или имеющим недостатки [112], - возраст, которому все люди простили бы, имея для этого все основания. Но если содержание окажется таким же, как в опубликованных мною прежде речах, то надо полагать, что это не старость моя нашла, но божество подсказало, не обо мне думая, но заботясь об Элладе, желая и ее избавить от нынешних бед, и тебя окружить еще большей славой, чем ныне. (150) Тебе, я думаю, небезызвестно, каким образом боги управляют делами людей. Они не сами непосредственно причиняют добро и зло, выпадающие на долю людей, но вселяют в душу каждого такой образ мыслей, что то и другое мы сами причиняем друг другу. (151) Может быть, и теперь дар красноречия они уделили нам, а для дел предназначают тебя [113], считая, что последними лучше всего, пожалуй, сможешь управлять ты, а моя речь, вероятно, менее всего способна доставить неприятность слушателям. И я полагаю, что и содеянное тобой до этого времени едва ли могло достигнуть таких размеров, если бы этому не способствовал кто-нибудь из богов - (152) не для того, чтобы ты всегда воевал только с живущими в Европе варварами, но с той целью, чтобы ты, закалившись в борьбе с ними, приобретя опыт и осознав свои силы, устремился против тех варваров, выступить против которых я и советую. Ведь стыдно отставать, когда судьба благоприятствует тебе, и не предоставлять себя в ее распоряжение для той цели, к которой она хочет тебя повести.
(153) Я считаю, что ты должен ценить всех, кто отзывается добрым словом о совершенных тобою делах, однако ты должен признать, что лучше всего прославляют тебя те, кто считает тебя способным свершить еще более великие дела, а также те, кто не только в настоящий момент говорит тебе приятное, но заставит и последующие поколения восхищаться твоими делами так, как ничьими другими из предшествующих поколений. Хотя
я хочу сказать по этому поводу еще многое, но не могу этого сделать, а по- какой причине - об этом я говорил более чем достаточно.
(154) Итак, остается подвести итог всему сказанному выше, чтобы ты познакомился в наиболее сжатом виде с моими советами. Я утверждаю, что ты должен быть благодетелем эллинов, царем македонян, повелителем возможно большего числа варваров. Если ты будешь это делать, все будут тебе благодарны: эллины - за услуги, македоняне - если ты будешь - править ими как царь [114], а не как тиран, другие народы - если избавятся благодаря тебе от варварской деспотии и окажутся под покровительством Эллады. (155) Насколько все это написано своевременно и тщательно,, справедливо узнать от вас, слушателей. Однако то, что никто не дал бы тебе советов лучше этих и более пригодных для сложившихся обстоятельств, это я знаю точно.


[1] Имеется в виду Филократов мир.
[2] Автор ошибается — противником Александра был не Дарий II, который правил с 424 по 404 г. до н. э., а Дарий III Кодоман (336—330 гг. до н. э.).
[3] Кирена в действительности была основана в 631 г. выходцами с острова Феры (ныне Санторин), а не из Спарты. Философ Спевзипп резко критиковал Исократа за эту ошибку — см. «Письмо философа Спевзиппа царю Филиппу», § 11 («Хрестоматия по истории Древней Греции», «Мысль», М., 1964, стр. 421). Однако связи со Спартой у Кирены несомненно были — см. Hiller v. Gaertringen, AM, 1896, XXI, стр. 431—432, прим. 3.
[4] Царь племени одрисов. Фракийское царство одрисов во главе с Тересом образовалось незадолго до начала Пелопоннесской войны (Thuc., II, 97, 3). Над афинскими колонистами в Херсонесе постоянно висела угроза. нападения фракийцев (см. Ρolуаen., Stratag., VII, 38). Афины заключили союз с Амадоком в 390 г. до н. э. (ср. Xen., Hell., IV, 8, 26).
[5] Isocr., Paneg., 17.
[6] Может быть, намек на «Государство» и «Законы» Платона (Blass, Die Attische Beredsamkeit, II, 4).
[7] Ср. ту же самую мысль в Epist., I, 6—7.
[8] Ср. Epist, I, 2—3; Jеbb, Att. or., стр. 67.
[9] Ср. Panath., 1,2.
[10] Здесь Исократ обращается к Филиппу, как знатоку философии и покровителю литературы.
[11] Ср. Paneg., 64.
[12] Потомок Геракла Каран из Аргоса был, по преданию (Ср. Iust., VII, 1), первым. царем Македонии. Миф о Каране получил распространение, по–видимому, в более позднее время, и был, вероятно, создан аргивянами, когда Македония стала играть выдающуюся роль в международных делах. Каран упоминается у Диодора (VII, 17) и Синкелла (стр. 262). Миф был создан для того, чтобы связать генеалогическими связями Аргос и Македонию. С другой стороны, Пердикка I — основатель аргивской династии в Македонии, был, согласно Геродоту (VII, 137), потомком агривского царя Темена. Ср. также Herod., V, 22.
[13] В Фивах особенно почитали Геракла, так как оттуда, согласно мифу, происходила мать Геракла, Алкмена, супруга фиванского царя Амфитриона. Ср. Xen., Hell., VI, 4, 7; Diоd., XV, 53.
[14] Ср. Paneg., 62 и прим.
[15] Согласно Diоd., IV, 39 афиняне первыми совершили жертвоприношение Гераклу, как богу.
[16] Ср. Paneg., 56-62.
[17] Ср. 8 и Paneg., 17.
[18] Выражение «дружбу с ним» имеет, вероятно, в виду уже не Ксеркса, а Артаксеркса, при котором был заключен Анталкидов мир. «Дружба» Спарты с Персией упоминается в Panath., 102, 103.
[19] Особенно в конце Пелопоннесской войны. Ср. Plat., 31; Xen., Hell., V,. III, 5, 8
[20] С отрядом под командованием Хабрия, против Агесилая в 378 г. до н. э. Ср. Xen., Hell., V, 4, 34; Diоd., XV, 29, 6; 32, 2.
[21] После битвы при Левктрах в 371 г. до н. э.
[22] В 370/369 г. во время похода Эпаминонда и фиванцев в Пелопоннес, когда в союзе с фиванцами выступали аргивяне, аркадяне, мессеняне, элейцы и др., Спарта оказалась в критическом положении (Xen., Hell., VI, 5, 23). Афиняне оказали помощь Спарте, отправив в Пелопоннес войско во главе с Ификратом (Xen., Hell., VI,. 5, 49 слл.).
[23] Спартанская гегемония в Элладе длилась от битвы при Эгоспотамах (405 г.) до битвы при Левктрах (371 г.)
[24] Ср. Xen., Hell., VII, 5, 11.
[25] Аргивяне и мессеняне — ср. Dem., Phil., II, 9, 15.
[26] Кроме упомянутых, имеются в виду также аркадяне, мегалополитяне, элейцы, сикионцы — ср. Diоd., XVI, 39.
[27] Особенно афиняне и фиванцы — ср. Dem., Megal., 22, 23.
[28] Фиванцы были главным врагом фокидян в Священной войне.
[29] Как во время кампании, упомянутой в гл. 44 настоящей речи.
[30] Ср. Diоd., XVI, 39.
[31] Знаменитый аргосский «скитализм» в 371 г., когда были перебиты восставшим народом около 1200 знатных граждан Аргоса — см. Diоd., XV, 57, 58.
[32] Эпаминонд опустошал Пелопоннес в 369, 368, 366, 362 гг. — см. Diоd., XV, 62—75.
[33] Походы Пелопида и Эпаминонда в Фессалию относятся к 368, 367 и 364 гг Пелопид был приглашен фессалийскими городами для освобождения от тирании Александра Ферского — ср. Diod. XV, 67.
[34] Под отнятой у Афин территорией подразумевается Ороп — ср. Xen., Hell., VII, 41. Ороп находился на границе между Аттикой и Беотией и был предметом постоянных споров.
[35] Ср. Dem., De corona, 99.
[36] Война Фив с Фокидой продолжалась 10 лет (356—346 гг.).
[37] Намек на конфискацию фокидянами для военных целей сокровищ Дельфийского храма Аполлона.
[38] Орхомен, Коронею и Корсии — см. Diоd., XVI, 33,4; 35,3; 58,1.
[39] Имеется в виду, по–видимому, поражение при Эгоспотамах, правление 30 тиранов и длительная гражданская война в Афинах.
[40] Ср. Paneg., 111..
[41] В оригинале игра слов, основанная на двух значениях термина «архэ» («начало» и «власть»). Ср. Paneg., 119, Nicocl., 28, De расе, 101.
[42] В 408 г. до н. э.
[43] Битва при Эгоспотамаах в 405 г. до н. э.
[44] Ср. Evag., 52.
[45] Ср. 86, 87; Epist., IX, 13, 14.
[46] Битва при Книде в 394 г. до н. э.
[47] От власти Спарты.
[48] Ср. Xen., Hell., IV, 8, 9.
[49] Дионисий Старший, тиран Сиракуз (406—367 гг. до н. э.).
[50] Ср. Diоd., XIII, 96.
[51] Ср., однако, Epist., I.
[52] 310 кораблей (Diоd., XIV, 42) и около 100 тыс. войска (Diоd., II, 5).
[53] То же 132. Ср. Her., I, 108, 112.
[54] Ср. Ер. II, 21
[55] Ораторы антимакедонской группировки (скорее всего Демосфен).
[56] Ср. Dem., Phil., III, 8—10.
[57] Ср. Dem., Phil., II, 6, 33.
[58] О войне мессенян в союзе с Филиппом против Спарты см. Paus., IV, 28, 2.
[59] Имеется в виду Дельфийская амфиктиония, особо влиятельными членами которой были фиванцы и фессалийские государства. Филипп активно вмешивается в дела Дельфийской амфиктионии с 356 г., когда его пригласили принять участие в борьбе против фокидян, обвиненных в святотатстве по отношению к Дельфам. После ряда одержанных побед и Филократова мира Филипп получил голос в амфиктионии. Демосфен в речи «О мире», произнесенной после Филократова мира, выступает против совета амфиктионов, обратившихся к Афинам с требованием признать Филиппа членом Дельфийской амфиктионии. Совет амфиктионов был созван сразу же после разгрома Фокиды Филиппом. (Ср. Аеsсh., II, 139). В дальнейшем Филипп становится фактическим вершителем судеб амфиктионии, используя ее в качестве орудия своей политики. Решения амфиктионии утверждались Филиппом (Diоd., XVI, 60, 4). Об организации амфиктионии пишет Страбон (IX. 3, 7).
[60] Ср. 49 слл. и прим.
[61] Ср. Paneg., 14.
[62] Ср. Paneg., 15.
[63] Спартанский царь Агесилай (443—359 гг. до н. э.) прославился своими походами в Малую Азию. Сохранились биографии Агесилая, написанные Ксенофонтом (в панегирическом тоне), Плутархом и Непотом. Как сообщает Плутарх, этот царь до битвы при Левктрах считался гегемоном всей Эллады. Тождественное объяснение неудачи Агесилая дано в Epist., IX. 13.
[64] Ср. Paneg., 145—149.
[65] Артаксеркса II.
[66] Ср. Antid., 74.
[67] Ср. Antid., 55. В оригинале «эпидиктическую».
[68] Т. е. Киром и Клеархом.
[69] Ср. Paneg., 168.
[70] Кир дал Клеарху большую сумму денег для вербовки наемников — ср. Xen., Anab. I, 1, 9.
[71] Т. е. в Азии.
[72] Речь идет об Артаксерксе II Мнемоне (404—359 гг. до н. э.).
[73] Не точно. Речь, по–видимому, идет о помощи персидского царя Спарте во время Пелопоннесской войны. Но Артаксеркс II вступил на трон в год битвы при Эгоспотамах.
[74] В битве при Книде в 394 г. до н. э.
[75] Исократ говорит об Артаксерксе III Охе (359—339 гг. до н. э.).
[76] Имеется в виду Анталкидов мир — Ср. Paneg., 115, 175.
[77] Ср. Paneg., 140, 161.
[78] Идрией, брат Мавсола, карийский династ (350—344 гг. до н. э.), наследовавший своей сестре Артемисии в управлении Карией. По отношению к Персии он вел — по крайней мере внешне — дружественную политику и оказывал поддержку царю в подавлении восстания на Кипре (Diоd., XVI, 42, 6).
[79] Мавсола.
[80] Свобода от власти Афин — лозунг Спарты в Пелопоннесской войне — ер. Τhuс., IV, 86; Paneg., 122.
[81] Имеется в виду македонский царь Аминта II (394—370 гг. до н. э.). Филипп II был его сыном от Евридики: от этой жены Аминта имел еще двух сыновей — Александра и Пердикку. Другая жена Аминты, Гигиея, родила ему также трех сыновей — Архелая, Арридея и Менелая (Iust., VII, 4; Diоd., XV, 60). Естественно поэтому, что Филипп II смог придти к власти только после междоусобных войн.
[82] ό κτησάμενος την βασίλειαν. Так как, согласно легенде аргивян (Iust. VII, I) это Каран, а у македонян — Пердикка I (Her., V, 22; VIII, 13.9), Исократ поэтому, вероятно, не называет имя.
[83] Геракл.
[84] К Афинам — ср. Аеsс., II, 26; к Спарте — ср. Xen., Hell., V, 2, 38.
[85] Может быть, имеются в виду Писистратиды или Александр Ферский — ср. Ad Nicocl., 5.
[86] Ср. Diоd., IV, 17.
[87] Ср. Evag., 16.
[88] Согласно легенде, Геракл предпринял поход на Трою только с шестью кораблями и небольшим количеством войск — ср. Hom., IL, V, 641. О героях, сопровождавших его, см. Diоd., IV, 49; Ρind., Isthm., V, 40; Nem. III, 63. У Сенеки в «Агамемноне» мы находим сообщение, что Геракл потратил на осаду Трои столько· же дней, сколько Агамемнон — лет (ср. Sen., Agam., 857).
[89] Имеются в виду вожди варварских племен, например, Мигдон, Сарпедон, Бусирис, Антей — мифические герои, выступавшие в цикле мифов, связанных с Гераклом.
[90] Так древние называли Гибралтарский пролив.
[91] Ясон — тиран фессалийского города Фер в 70–х гг. IV в. до н. э. Ко времени похода спартанского царя Клеомброта, посланного для защиты союзников Спарты от посягательств фиванцев и Ясона (около 374 г., как полагает Штелин, — см. RE, s. v… Iason), Ясон подчинил себе большую часть Фессалии и стал ее главой — тагом. Ясон, опираясь на большое войско наемников, приступил к строительству большого флота (Xen., Hell., VI, 4, 21) и носился с планами покорения Малой Азии (Xen., Hell.,: VI, 1, 12).
[92] Ср. Paneg., 162.
[93] Ср. 96; Paneg., 168, De Расе, 24; Epist., IX, 9.
[94] Об этом см. Paneg., 133-136.
[95] Подробно об изнеженности персов см. Paneg., 150.
[96] Имеются в виду Дарий I и Ксеркс I.
[97] Ср. Paneg., 135.
[98] Ср. Paneg., 133—136.
[99] Ср. Paneg., 134.
[100] Ср. Paneg., 157.
[101] Ср. 14, 15.
[102] Имеются в виду сражения при Марафоне и Саламине, а также битва при Книде. Далее оратор ссылается на «Панегирик».
[103] Ср. Paneg., 132, 184, 187.
[104] Ср. Ad Demonic., 50.
[105] Македонские цари, так же, как и спартанские, именовались просто царями, тогда как персидский царь назывался «великим царем».
[106] Ср. Ad Nicocl., 37.
[107] Ср. Εvag., .3; Arсhid., 109 слл.
[108] Ср. Paneg., 138 слл.
[109] Подразумевается Кир, основатель династии Ахеменидов. Ср. § 66.
[110] Ср. Paneg., 91—96.
[111] По–видимому, Исократ здесь имеет в виду место в Фермопильской долине, где персы воздвигли свой трофей; позднее это место было отмечено колоннами, которые поставили греки — см. Herod., VII, 228.
[112] Ср. Antid., 9; Panath, 4; Ер., VI, 6.
[113] Ср. Epist., IX, 17.
[114] Ср. неравноправие македонян по сравнению с эллинами. Исократ ясно дает понять здесь, как и в других местах этой речи (ср. § 107—108), что считает македонян (кроме, разумеется, самого Филиппа) варварами или, во всяком случае, неполноценными эллинами.